Плач богов

Лилиан, кстати, тоже не забывала о возложенной на неё миссии, умудряясь присматривать за нужными людьми и вещами сразу в трёх направлениях, пока Джошуа сторожил на берегу господский скарб и в отличие от немолодой камеристки никуда не спешил и никого не подгонял.

Эвелин снова поймала себя на занятии, которое следовало бы делать в более подходящем для подобного случая месте и далеко не на глазах у стольких свидетелей, особенно, если это твои собственные кузины.

- Что, Эва, никогда не видела больших и сильных мужчин со столь близкого расстояния? – насмешливый голос Софи заставил девушку отвернуться от зацепившего её внимание объекта наблюдения и едва не зардеться от макушки до пят обжигающей краской стыда.

Она как раз приостановилась у трапа за скучковавшимися перед ней пассажирами, воспользовавшись данной задержкой, чтобы проследить за очередной ходкой молодого грузчика к сходням грузового отсека. И, видимо, уж слишком явственно этим воспользовалась, так и не сумев отвести в нужный момент взгляда от чёткого профиля проходящего совсем рядом мужчины, чья полурасслабленная походка и более обозначившиеся с близкого расстояния черты лица оказались нежданной ловушкой для завороженного взора Эвелин Лейн.

Оборачиваться назад к хихикающим сёстрам Клеменс совершенно не тянуло, не говоря об отсутствии желания доказывать тем, что она засмотрелась вовсе не на грузчиков. Да и какой был в этом смысл? Её всё равно никто не будет слушать, да и лгать о том, что им это показалось, было бы неуместно и не кстати. Не дай бог на них обратят внимание другие или, того хуже, услышит тот самый грузчик, которого они обсуждают. Лучше скорее сбежать отсюда, как можно дальше и желательно одной.

Господи, как же она ненавидела сейчас свой корсет, да и все те вещи, в которых ей теперь было до невыносимости душно, жарко и катастрофически тесно, как в пластинах средневековых лат, только вместо копья или меча – бессмысленный зонтик, а тяжеловесный щит заменял набитый под завязку старый саквояж. И всё это прессовало сознание вместе с телом раздражающим довеском к задрожавшим рукам и подкожному жару, опалившем бренную плоть и душу неуместным чувством стыда с дичайшим желанием провалиться сквозь землю сейчас же и без лишних задержек. И, кажется, ей всё-таки стало немного дурно. Лёгкая испарина вскрыла кожу удушающим ожогом, а во рту и в горле пересохло так, будто она как минимум прошла десять миль по Сахаре без зонта и воды.

- Я бы на твоём месте воспользовалась другим путём. – похоже, прошла целая вечность перед тем, как её нога ступила на твёрдый камень портового пирса и земное притяжение устойчивой почвы показалось с непривычки стабильным, без ощущения плавного покачивания и ложного скольжения в динамичном пространстве. Да и голос Софии Клеменс, зазвучавший в тот момент практически над самым ухом, почудился не иначе как совращающим шёпотом какого-нибудь дьявола-искусителя.

- Там как раз уже освободился почти весь проход…

«Там» - оказался тот самый участок причала, который отделялся леерным ограждением от центральной площадки для пассажиров первых классов и которым теперь пользовались портовые разнорабочие с борткомандой парохода низшего ранга.

- Прямо ждёт и зовёт нашу любительницу скромного уединения манящей тишиной и опустевшей аллеей. И не только…

К чему было сказано это «и не только», Эвелин почти догадалась, особенно, когда взгляд сам собой потянулся в сторону указываемого места. Был ли это специально подгаданный Софией момент или же случайное совпадение, Эва так и не узнает, пока не увидит широкую спину удаляющегося в другую сторону грузчика в зелёной косынке и не убедится в правоте слов кузины.

- Тебе лучше поторопиться, а то застрянешь в толпе и не дай бог что случиться там с твоим чемоданчиком.

Дьявол-искуситель, говоривший тогда устами Софи, привёл слишком много неопровержимых аргументов, сыграв на главных слабостях Эвелин Лейн. Соблазн предстал через чур банальной и оттого не менее притягательной приманкой, да ещё и в двух футах от правого плеча. И, кажется, она шагнула в ближайший зазор в ограждении не сколько сознательно, а именно по внутреннему наитию безвольного тела, даже не смотря на вполне разумные доводы расчётливого рассудка.

Правда, длилось это обманчивое забвение долгожданной свободы совсем недолго. Эва так и не сумела заставить себя ещё раз посмотреть в сторону сходней, по которым только что поднялся широкоплечий грузчик в промокшей насквозь от пота бесцветной рубахе и в довольно-таки облегающих штанах из грубой шерсти. Теперь важнейшим для неё приоритетом являлось желание пройти это место если не быстро, то хотя бы незаметно для большинства присутствующих.

Но, как обычно, не получилось ни того и ни другого, при чём настолько неожиданно и пугающе быстро.

Вначале взгляд царапнуло очередным появлением грузчика с очередной увесистой поклажей на его мощных плечах и спине уже через несколько секунд после его «исчезновения» в грузовом трюме. Эвелин едва не подскочила на месте, запаниковав совершенно не вовремя и не кстати.

- Поспеши, Эва, а то ведь затопчут и не заметят, кто это был.

Ехидный голос Софи и поддержавшее её хихиканье остальных сестёр Клеменс сделали своё чёрное дело, подтолкнув девушку в нужную им сторону. Возможно, не последнюю роль сыграла лёгкая дезориентация в пространстве и связанная с нею паника. Эвелин было «метнулась» туда, где стоял Джошуа и Лилиан, надеясь дойти до них и обойти охраняемую ими тележку раньше, чем это сделает молодой грузчик, но она не учла ещё одного человеческого фактора, а точнее, наблюдавшей за её спиной юной интриганки. И конечно же не ожидала, что София сделает следом за ней пару крадущихся шагов, закрывая на ходу свой зонтик от солнца и…

Удар был почти неощутимым, вернее, Эва так и не поняла, что это был удар – от зонтика. Не настолько сильный, чтобы выбить из рук девушки саквояж, но достаточно меткий и вымеренный, чтобы попасть по слабому замку и добиться желаемого результата.

Его просто вывернуло, практически наизнанку, раскрывшись всем содержимым навстречу головокружительному полёту на грубый булыжник причала и за считанные мгновения облегчая тяжёлую ношу в руке своей хозяйки. И это во истину было ужасно.

Когда все твои ценные вещи – аккуратно сложенные баночки-коробочки с весьма дорогостоящими красками, тушью, пастелью, угольками и прочими художественными принадлежностями буквально сыплются барабанным дождём по твёрдому камню, разлетаясь во все стороны, подобно обезумевшим беглецам. Кажется, в твоей груди на очень долгое время замирает не одно только сердце… Замирает всего на какую-то мучительную вечность вместе с дыханием, мыслями и сжавшимся в тугой комок эмоциональным шоком, чтобы вскоре долбануть по рёбрам и вискам разрывающим спазмом болезненной аритмии.

- Ядрёна ёнда**… - грубый, сиплый баритон, резанувший слух несдержанной руганью, видимо решил приложить Эвелин тем самым нежданным контрольным в самый неподходящий для этого момент.

Казалось, в те мгновения рухнуло не содержимое саквояжа девушки, а весь окружающий мир, и она вместе с ним, прямо на подкосившиеся коленки, мечтая разбиться о прогретый южным солнцем камень на более мелкие осколки, чем это произошло с парой пузырьков масляной краски. Её не просто трясло, выколачивая костной лихорадкой остатки здравых мыслей и хоть какой-то способности воспринимать происходящее в истинном положении вещей. Тогда ей реально хотелось умереть или как-то испариться, исчезнуть в мгновение ока с лица земли и с глаз человека, под ногами которого рассыпалась самая дорогая сердцу частица всей её жизни. А когда его тяжёлый, грязный ботинок по движимой инерции нехилого тела ступил на рассыпавшиеся листы бумаги с последними эскизами Эвы и с хрустом раздавил на одном из них палочку угольного карандаша, девушка чуть было не застонала в полный голос, словно это был не рисунок, а её собственная рука с треснувшими фалангами рабочих пальцев.

Она даже не смогла поднять к нему перепуганного до смерти лица. А если бы это и сделала, то на вряд ли бы сумела что-нибудь увидеть и разобрать, ибо пред глазами всё вмиг поплыло, запорошив зрение обжигающими пятнами вскипевшей в висках крови. А как её при этом затрясло…