Баллады влюблённого дракона

Глава 46 - Перволюди

Две сотни лет жил Адам в счастливом и равном союзе с Лилит. Решения принимались совместно, а плоды их делились поровну, что сладкие, что горькие, что повседневные.

И не думал сбежавший мужчина возвращаться к Еве. Разве что иногда, во сне или перед сном ностальгировал по ней, когда дух был слаб, но только до того момента, когда Лилит закидывала на него ножку.

Это нехитрое действие напрочь сдувало все лишние мысли, надёжным оберегом отодвигая от всего прочего мира.

Глядя на эту картину идиллии Двоих, грустил Змей-искуситель. Пресытившись Евой и её дочерями, вновь и вновь он возвращался к безрадостным землям, где шли рука об руку эти двое, и становились они гостеприимнее, оживали что ли.

Но Перводева давала отпор. А если настаивал – Первомуж становился сам не свой и отбрасывал змия далеко за горизонт. Силы ему в эти мгновения праведного гнева не занимать. Откуда только брались?

Не в силах сладить сразу с обоими Перволюдьми, змей-искуситель пытался брать мудростью. Принимал разные облики: змеи, кота, мыши, яблока, но Лилит лишь посмеивалась над его попытками и раскусывала каждый замысел.

Как итог, муж подходил, и он снова летел далеко за горизонт, низвергнутый сильными мужскими руками супруга.

Настойчивости Змию было не занимать. Он возвращался к племени Евы вновь и вновь. И рассказывал, как пленила Лилит их отца. А затем деда. А затем – прадеда. И всё больше людей в племени внимало его словам.

Добровольный плен в рассказах постепенно превращался в невыносимый, затем - муки, а после в пытки. А вскоре Лилит в рассказах жгла Адама калёным железом на ночь глядя. И окунала в реки лавы после обеда. И он мол лично слышал его крики и стоны. И никто не сомневался, что Лилит есть зло – люди внушаемы.

Как кода камень точит, так и Искуситель добился своего. Племя Евы поднялось и пошло за ним, желая возмездия. И привёл коварный змей их в земли Лилит и Адама, где росло уже совсем другое племя людей. Менее малочисленное, неискушенное в войнах и интригах, не замеченное в кровосмешении, но лишь дети от равного брака, они не могли дать столько же могучий отпор, ибо чистых и светлых всегда меньше, чем злых и завистливых.

Победило племя Евы. Перебило оно детей Лилит. Всех до одного сожгло или предало земле.

Саму Лилит связали и подвесили за ноги к дереву, чтобы умирала долго и мучительно. Разглядывая образ плененного возлюбленного перед глазами и смерти детей. В её ушах стояли крики павших. В её сердце поселился холод. А душу порвали на части. Смерть казалась избавлением… но смерть отказывалась забирать её. Безжалостный ангел в чёрном стоял рядом, но не смел протянуть к ней руки.

Ведь Перводевы касался сам Творец. А ангел лишь мысль.

Адама связали и забрали «домой». Доживать свой век на малой Родине, поближе к Резервации. Опыт потомкам передавать. Вот и всё, что требуется от старейшего в роду, а иного и не ждут потомки.

Осталась Лилит вновь одна. Но уже не по своей воле, а по злому умыслу. У неё забрали все. Её огненную душу распяли, тело растлил змей.

Искуситель мгновенно воспользовался ситуацией. Он как никто мог лазить по деревьям. И сколько бы не молила его Лилит не касаться её, взял своё. коснулся.

Да не один раз. А помногу. Он изливал в нее всё, что накопил за долгие годы ожидания. А попутно развязал и наслаждаясь победой, рассказывая ей, как сумел убедить тех людей пойти на её детей.

– И где теперь твои дети, Лилит? Где плод вашей любви с Адамом? – издевался змий, добивая уже не тело девы, но душу.

Поверженная Лилит не отвечала ему. Она стала безучастной к происходящему. Ситуация катастрофическая, но её оставалось только принять.

Принять… чтобы изменить!

Уполз крылатый змей, наскучив «сорванным плодом». А то и улетел на закат. Дева больше не обращала на него внимания. Поднялась Лилит, омылась в реке. И пошла возвращать своего мужа.

Всё, что потеряно, может быть возвращено. Если у того есть ответная тяга.

Долго шла Перводева по пустыням и полям, равнинам и долинам. Читала следы людей и животных, слушала ветер, принимала солнце и луну, разговаривала с птицами и рыбами. Её руки никогда не пачкались их кровью. Она видела суть вещей. И когда наконец нашла племя Евы, остановилась.

Это было селение: десятки домов, сотни семей. Молодая поросль бегала по траве. И каждый любил каждого, вне зависимости от пола и возраста. Как звери, они не знали стеснения. У них не было стыда и совести. И лишь одинокий пастух не желал принимать в этом участия.

Лилит присмотрелась и сердце дрогнуло. Это был Адам. Он давно изменился. Постарел и осунулся. Космата была его голова и длина борода. Он не следил за собой, более не желая ни жить, ни учить, ни поучать это падшее племя.

Присмотрелась. И сердце дрогнуло. Из него словно вытащили всю жизнь. Испили до капли. Но ещё глубже его изменения внутри. Адам давно не касался ни людей, ни животных. Не лил кровь и не слушал лживых историй о победах своего племени

Они отвечали тем же – не приглашали его быть рядом. Потому что всё, что он мог сказать было:

– Зачем я вас породил? Вы не дети мои и не внуки. Уж лучше бы вас прибрала вода, если каким-то чудом носит земля.

Первый был одинок среди всего своего рода, как единственный взрослый среди детей, что не желали взрослеть.

Единственный, кто понял, что значит повзрослеть душой и телом, страдал. Словно зараженный неизвестной первой болезнью, он воспылал душой от огненного духа Лилит. И тот огонь не давал ему быть прежним.

Как не давало осознание того, что его ослепили его собственные дети, чтобы вновь не ушёл. И виноваты в том все: одни держали, другие кололи очи, третьи смотрели.

Впрочем, Адам и сам не желал больше видеть мира, который стал ему чужд. Но господь не внимал его молитвам и не желал стирать всех с лица земли.

Терпеливый, он наблюдал, словно давая им шанс. Но Адам и ослепнув, видел грядущее наперёд – никто не воспользуется этим благим временем, чтобы измениться. Разве что явится некий изгой, кто восстанет против сложившиейся системы.

– Адам, – позвала тихо Лилит. Она увидела достаточно.

Он поднял голову, глядя перед собой слепым взором. Он не видел, но мог услышать её шепот даже сквозь бурю. И услышал. Только всё ещё не верил.

– Адам, – вновь повторила она и улыбка впервые коснулась её губ.

Потому что он подскочил, скинул с себя шкуру пастуха, подаренную теми же детьми, словно заглаживая вину перед ним, и расправил с хрустом плечи.

– Лилит?!

Его глазницы темны. Они не зрели девы во мху, коре и листьях. С перемазанными землей и глиной волосами, она стояла среди кустов. Но он знал, что там стоит ОНА.

– Да, это я, – сказала Перводева.

– Лилит! – выкрикнул он и побежал прямо к ней, ныряя в кусты, как в воду.

Ветки порезали лицо, распороли кожу на плечах и коленях. Но ему всё равно. Вся боль мира осталась позади.

Он схватил её, крепко обнял и долго щупал, не в силах поверить, что она вернулась за ним. И пока пальцы дорисовывали образ, дополнял его запахом, воображением и ощущениями.