Страница 42 из 127
Однако атака гвардейцев имела и положительные последствия: когда в седьмом часу вечера XII корпус наконец нанес удар по крайнему правому флангу французов в районе Ронкура, остановить его командиру 6-го корпуса маршалу Канроберу было попросту нечем. Он изначально имел под рукой всего 26 тыс. солдат и 76 орудий, да и то уцелевшая к семи вечера часть артиллерии корпуса полностью исчерпала свой боезапас. Вдобавок корпус Канробера не имел ни одной батареи митральез, которые замечательно подходили для местности и характера разворачивающегося боя. Канробер своевременно отправил Базену призыв о помощи; но командующий колебался, все еще видя основную угрозу на левом фланге. Вся обещанная помощь свелась к двум артиллерийским батареям и нескольким ящикам со снарядами[345]. В итоге к семи часам вечера Ронкур оказался в руках саксонцев.
Гораздо более ожесточенная борьба развернулось за Сен-Прива, за который французские подразделения продолжали отчаянно цепляться даже после того, как немецкая артиллерия, развернувшись широким полукольцом, сосредоточила на деревне опустошающий огонь. В конечном счете около восьми часов вечера в сгущающихся сумерках концентрической атакой гвардейцев и саксонцев Сен-Прива был взят. Дело дошло до рукопашной на улицах, в которой соперники с переменным успехом оспаривали каждый дом[346]. Бой шел также между могильных плит кладбища Сен-Прива, став сюжетом одной из самых известных картин замечательного художника-баталиста Альфонса де Невиля. Наконец уцелевшие защитники отступили в полном беспорядке. Попытка французской кавалерии задержать немцев завершилась предсказуемо — бесполезной массовой гибелью людей и лошадей. Германская артиллерия заняла позиции у Сен-Прива и вела огонь по всему, что пыталось двигаться к югу и юго-востоку от нее.
Правый фланг французов рухнул. Гвардейцы из корпуса Бурбаки, наконец-то направленные на помощь Канроберу, появились слишком поздно и вынуждены были отступать вместе с остатками 6-го корпуса. Отход увлек за собой и части 4-го корпуса. Тем не менее, артиллерийский резерв гвардии своим беглым огнем смог заставить противника отказаться от преследования. С наступлением ночи Базен вынужден был признать свое поражение.
Тем временем на фронте 1-й армии события по-прежнему развивались не лучшим для немцев образом. Несмотря на то что король и Мольтке переместились в Гравелот позади правого фланга, повлиять на ход боя шефу Большого генерального штаба не удалось. Впрочем, он считал, что судьбу сражения решат действия 2-й армии, и с нетерпением ожидал новостей от Фридриха Карла. Впоследствии Мольтке будут критиковать за то, что в этот момент он не находился на ключевом левом фланге. На деле решение переместиться от Флавиньи ближе к Штайнмецу было правильным: у 2-й армии были выше шансы победить, но именно на фронте 1-й армии существовал риск серьезного поражения. C Фридрихом Карлом поддерживалась связь — при его штабе находился Бранденштайн, кроме того, Мольтке дважды в течение дня отправлял к нему Верди[347].
С легендарным спокойствием Мольтке контрастировала нараставшая нервозность короля. «Почему они не продвигаются вперед?» — спросил монарх своего паладина. «Они героически сражаются за ваше величество!» — ответил Мольтке. «Это я и сам знаю», — буркнул король[348]. В этот момент французы нанесли еще один контрудар по передовым подразделениям VII и VIII корпусов. Хотя в целом атака была отбита, местами среди немецких солдат возникла паника. Подразделения перемешались, многие солдаты отбились от своих частей и остались без командиров. «Французская артиллерия открыла сильный огонь, — писал в своем дневнике Бронзарт, — который затронул также королевскую свиту, где несколько человек получили ранения. Несколько повозок с боеприпасами начали быстро отступать по шоссе, за ними последовали отбившиеся от своих частей пехотинцы, рядом с нами кавалерийская дивизия тоже отошла назад, а вместе с ней и главная квартира. Это был не слишком счастливый момент»[349]. Находившиеся рядом с королем офицеры уже продумывали пути отхода.
Когда в семь часов вечера к полю боя подошел II армейский корпус, Вильгельм I приказал бросить его в бой. Решение было явной ошибкой, и шеф Большого генерального штаба возражал против него. Но старый монарх закусил удила; главнокомандующим здесь был он. Мольтке дал выход своим эмоциям, направившись ближе к полю сражения, чтобы лучше увидеть складывающуюся обстановку. Из этого события впоследствии родилась легенда, что он лично повел в атаку II корпус.
«Было бы правильнее, если бы находившийся тут начальник Генерального штаба воспрепятствовал этому наступлению в столь поздний час. Совершенно нетронутая отборная часть могла быть весьма желанной на следующий день, а в этот же вечер она одна едва ли могла произвести решительный переворот», — написал Мольтке впоследствии[350]. II корпус подошел бы к полю боя значительно позднее, если бы не усилия его командира, генерала фон Франзецки, который хотел любой ценой поучаствовать в сражении.
Вечерняя атака II корпуса могла бы войти в военную историю как эталон бессмысленности. Мало того, что его частям так и не удалось продвинуться дальше Сен-Юбера; они еще и оказались вовлечены в перестрелку с находившимися здесь перемешавшимися подразделениями 1-й армии. Перед французами вновь открылась блестящая возможность нанести врагу чувствительный удар. Однако они опять проявили осторожность; подход II корпуса, заметный издали, был принят за появление мифической «резервной армии прусского короля». В конце концов, перед ними была поставлена оборонительная задача, и ни один французский командир не рискнул проявить инициативу. «Такая армия не заслуживала победы», — жестко, но справедливо отмечал Майкл Говард[351].
«Дружественный огонь» удалось быстро остановить, однако с наступлением ночи перед позициями левого фланга французов скопилась неуправляемая масса прусской пехоты, неспособная к каким-либо действиям. Только под покровом темноты части трех корпусов удалось отвести к Гравелоту и перегруппировать.
Король вместе со своей свитой находился в районе Резонвилля, когда на поле боя опустилась ночь. После увиденной паники настроение у монарха и его спутников было мрачным, тем более что никакой информацией они не владели; Мольтке находился ближе к полю боя, в Гравелоте. Когда на окраине Резонвилля появился Бронзарт, кто-то из окружения короля воскликнул: «Благодарение Господу! Там — офицер Генерального штаба!»[352]
Через некоторое время в Резонвилль прибыл и Мольтке со своими подчиненными. Как вспоминал впоследствии Верди, как раз в этот момент один офицер высокого ранга (вероятно, это был Роон) доказывал королю, что на следующий день следует занять оборону и ожидать французской атаки. «Тогда я не знаю, почему мы вообще атаковали сегодня!» — не выдержал Верди. В назревавший конфликт мгновенно вмешался Мольтке, заявив королю: «Ваше величество должны просто отдать приказ о возобновлении атаки в том случае, если завтра утром противник окажется за пределами Меца»[353].
Еще не зная о развитии ситуации на северном фланге, шеф Большого генерального штаба, тем не менее, настаивал на необходимости продолжить сражение на следующий день. Однако это уже не понадобилось; утром 19 августа французская армия отступила под защиту укреплений Меца. Сражение было проиграно, и о возобновлении активных действий в ближайшие несколько дней не приходилось и думать. Поле боя осталось за немцами.
345
Procès Bazaine… P. 20–21.
346
Roth F. La guerre de 1870… P. 84.
347
Verdy du Vernois J. Im großen Hauptquartier. S. 88.
348
Waldersee A. v. Op. cit. S. 90.
349
Bronsart von Schellendorf P. Op. cit. S. 44.
350
Мольтке Г. Указ. соч. С. 56.
351
Howard M. Op. cit. P. 141.
352
Bronsart von Schellendorf P. Op. cit. S. 45.
353
Verdy du Vernois J. Im Großen Hauptquartier. S. 102.