Страница 43 из 76
Это вызывает сразу несколько происшествий. Во-первых, Арая снова прорывает. Он ржет так громко, что у меня в ушах звенит, и возникает желание и его огреть — не успеваю. Крис делает это за меня, правда эффекта никакого, и пока она пытается его успокоить, я обращаюсь к второму пункту. Во-вторых, это «падение великих»: Алекс весь съежился на коленях по середине коридора. На секунду мне даже жаль его, я отгибаю уголки губ вниз, но быстро вспоминаю: ему не было жаль меня, когда он трахал Верочку на кухонном столе, зная, что я приеду и все это увижу. Я давно поняла, что это была спланированная акция, и теперь, когда я себе об этом напомнила, жалость, как рукой сняло. Вместо этого я усмехаюсь, смотря на него сверху вниз, а когда он поднимает полные агонии и ярость глаза, пожимаю плечами.
— У-упс. Похоже, что дочь психопата-убийцы оправдала себя по полной, да? Это тебе за то, что посмел устроить сцену и спровоцировал меня открыть карты.
— Я тебя выебу, сука… — хрипло угрожает, на что я лишь фыркаю, поднимаю свои пакеты и киваю.
— Ты меня уже ебал, мой милый, и мне не понравилось, так что оставь свою кочерыжку Верочке. Счастливо оставаться.
Сейчас
Я улыбаюсь. Этот последний аккорд нашей стычки вызывает во мне теплое чувство эйфории и дает расслабиться: злости, как и не было, я спокойно наблюдаю за сменой городского пейзажа за окном, не о чем не переживая. Забавно, как получается, что одна маленькая победа способна так окрылить, снять напряжение и унять волнение, потому что у меня его больше нет — я четко знаю, что и как мне нужно сделать. На миг я задумываюсь о том, что возможно это лишь самовнушение и когда я попаду в помпезную залу, все опять повернётся на сто восемьдесят градусов, но этого тоже не происходит.
Я не волнуюсь. Я просто иду вперед. Мимо элегантно декорированных столов, мимо толпы самых красивых чудовищ. Не надо обманываться, заглядываясь на глянцевые страницы модных изданий. Там все красиво, начищено до блеска и доведено до абсолюта, но на самом деле все они — самые страшные монстры. Если бы мне дали право выбрать, я бы проголосовала за бугимена под моей кроватью или в шкафу, чем за эти джунгли. На самом деле этот мир жесток. Я знаю это не понаслышке, как и то, что пройтись ночью по злачному району куда безопасней, чем сунуться сюда. Здесь тебя сожрут с потрохами и не заметят, просто пережуют и выплюнут. Сожаления, милосердие, сочувствие тут слова скорее мифические, о них разве что в книжках читали, но на практике высшее общество самая настоящая мясорубка, где нет и грамма чего-то настоящего. А руководит всем этим самый главный монстр: Петр Геннадьевич Александровский.
Вам может наивно показаться, что выше него кто-то есть — это не так. Александровский давно подмял под себя всех, начиная с бизнесменов, заканчивая политиками. С ним считаются даже высшая, политическая элита, потому что знают: он — самый опасный, кровожадный и жестокий монстр из всех этих оборотней. Я много о нем знаю. Столько, что хватило бы на пару пожизненных сроков, но их он, конечно же, не получит никогда. У него полностью развязаны руки, а его послужной список настолько длинный, что не хватило бы и жизни его озвучить: рэкет, шантаж, мошенничество в разных сферах и разном объеме, убийства…Да, у Петра Геннадьевича руки по локоть в крови. Мне доподлинно известно об одном инциденте: Светлана Морозова — его вторая жена, и его бывших шофер Андрей Усов. Он убил ее из ревности, застукав на горячем с этим самым шофером, которого уложил в могилу вместе с ней.
«Теперь они вечно будут там, где любили проводить время — в парке Лосиный остров. Вместе.»
Прямая цитата, кстати. Так он, видимо, решил напугать Лилю, чтобы отбить всякое желание ему изменять. Она мне рассказала об этом как-то раз когда перепила вина, а я у нее спросила, не хочется ли ей встречаться с кем-то из ее века рождения. Я, конечно, не склонна верить пьяным дурам, но Антоновна Светлана Морозова и Андрей Алексеевич Усов действительно пропали, а развод Александровский получил заочно. Вот так и получается, что все это — правда, а сколько еще таких «правд» вылилось бы, копни глубже? Конкуренты, неугодные партнеры, любовницы? Мне кажется этот список был бы еще длинней списка всех его преступлений. Не даром его бояться. Он — жестокий человек, это сразу видно по глазам. Они похожи на змеиные. Такие же холодные, расчётливые и пугающие. Но я его действительно не боюсь, смотрю прямо даже сейчас, вышагивая в гробовой тишине под прицелом взглядов сотни кровожадных чудовищ из высшего света.
Могу отдать должное, что Петр Геннадьевич Александровский хорошо сохранился. У него педантично уложены русые волосы с преобладающей сталью, которая только подчеркивается легкой сединой у висков. Гладко выбритый, волевой подбородок, одежда на его внушительной фигуре без намека на «животик» сшита точно под него! Такой человек никогда не пойдет даже в самый лучший бутик, чтобы купить себе "готовый" костюм на вечер, посвящённый себе любимому. Ни за что! Только лучший портной, лучшая ткань, лучшая фурнитура, а главное — самый лучший, эксклюзивный пошив. Александровский любит все эксклюзивное. Это даже смешно. Я нахожусь в месте, где «любовь к себе» идет впереди планеты всей, но при всем при этом разнообразии тщеславия, этот человек превзошел их всех. Даже в просторном зале лучшего ресторана его эго умещается с трудом, а здесь по меньшей мере пятьсот квадратов. Пока я шла к его столу в центре залы, как к личному трону короля, успела уловить столько жирно выделенных букв «А», что если их вырезать и наклеить в буквари, хватило бы обучить половину России, если не всю. Петр Геннадьевич очень любит себя, он эгоистичен до мозга костей, себялюбив и горделив. И я его ненавижу.
— Добрый вечер, Амелия, — усмехается главный Нарцисс Москвы, осматривая меня с головы до ног плавным, липким взглядом, — Прекрасно выглядишь.
Мне стоит огромных усилий не поежиться, чтобы избавиться от ощущения его касаний на своем теле, и не изменится в лице. Я стойко выдерживаю все это дерьмо, даже усмехаюсь, а после кидаю прозрачный пакет с обрезками платья и босоножек прямо перед ним.
— Добрый, Петр Геннадьевич. Извините, ваш презент встретил на своем пути непреодолимые обстоятельства.
— Правда? И какие же?
— Меня.
Сажусь напротив, отгибаюсь на спинку стула, не сводя с него взгляда. Вопреки всем предостережением Лили и Димки, он не злится, напротив. Его это веселит, и Петр Геннадьевич разражается громким смехом, от которого меня едва ли не передергивает. Я сильнее сжимаю в одном кармане наличку, а во втором рукоятку шокера, ухмыляюсь, подводя его ближе к сути.
— Вы хотели меня видеть, и я здесь. Может теперь объясните зачем?
— Может сначала выпьешь?
Петр Геннадьевич слегка поворачивает голову, и толпа, что до этого молча наблюдала за нашей мизансценой, как по щелчку пальцев оживает, а оркестр отстает всего на полсекунды. Так «Ярмарка тщеславия» снова оживает. Раньше, чем я успеваю ввернуть пару комплиментов превосходной работе кукловода, к нам подходит официант. На его подносе бутылка и два фужера, которые он первыми опускает на белую скатерть. Я силюсь не закатить глаза от всех этих напомаженных «белых воротничков» и «манер английских лордов» даже у прислуги, как опускается и бутылка. Последний гвоздь в крышку моего гроба…
На самом стекле красивая роспись, и я безошибочно узнаю в ней хитросплетение розовых кустов, прекрасно понимая к чему эта отсылка. Месть, похоже, люблю не только я, но и Властитель мира, чьи яйца я так безбожно задела ни раз и не два. Что ж…похоже игра начинается?
— …У этого вина потрясающий баланс между фруктовыми и цветочными нотами, раскрывающимися на сливочном фоне. А его аромат…
Я плавно поднимаю глаза на этого ублюдка, сжимая рукоять шокера так сильно, что пальцы болят. Его я хочу пырнуть куда сильнее Алекса, и уж точно ему бы я не оказала такой чести, как своему нерадивому любовнику. Я бы не промахивалась и не била намерено в место, где было бы не так больно, нет! Его бы я огрела прямо промеж глаз, а лучше в другую его башку пониже…И Петр Геннадьевич не собирается помогать мне держать себя в руках, зачем? Он предпочитает играть в нападении. Таких называют «Атакёрами» — шахматист, предпочитающий агрессивный вид игры.