Страница 2 из 175
Дамиан окинул площадь пристальным взглядом, пытаясь отыскать признаки чего-то необычного. Затем поправил плащ и отправился изучать деревню, готовящуюся ко сну. Продуваемые неистовыми порывами ветра улицы обвивали здания крысиными хвостами, пересекались и сливались, будто желали превратиться в крысиного короля. Дамиан шагал вперед не с какой-то определенной целью, а скорее повинуясь внутренней чуйке. Заглядывал в окна хижин, тянул носом воздух, несший разряженный аромат приближавшегося снежного бурана и хлева, присматривался к реакции собак и скота.
Пошел снег — зима охотно показывала морозные зубы.
Дамиан обошел деревню четырежды: за сына, отца, короля и Князя мира. На каждом перекрестке оставил пучок священной белой омелы — защита от злых чар, колдовства и гневливых неупокоенных духов. Возможно, думал он, Варес прав, и пропажи трех отрядов не связаны между собой, а он зря волнуется. Да только что-то здесь было не так. Три отряда Храмовников, вооруженные железом, благословением омелы да божьим словом, пропали без вести, не оставив после себя ни тел, ни одежды, ни следов борьбы. Глубоко задумавшись, Дамиан замер, сидя на корточках и теребя руками только что опущенную на землю ветвь омелы. И вряд ли бы заметил шмыгнувший в сгустившихся сумерках силуэт, если бы об его ногу не захотел обтереться назойливый кот, требующий ласки. Отогнав хвостатого, Дамиан вскинул голову и заметил колыхнувшуюся тень. Она пробралась вдоль забора, ограждавшего деревню от диких животных и незваных гостей. Спешно скинув с себя белоснежную котту без рукавов, которая могла его выдать в темноте, он прокрался следом за беглецом. Пригнувшись, словно полосатая камышовая кошка на охоте, Дамиан увидел, как человек сдвинул доску в штакетнике и выскользнул по ту сторону забора.
Крадучись, Дамиан попытался пролезть следом, но быстро понял, что скорее намертво застрянет в своей кольчуге. Он мог бы и перепрыгнуть штакетник, но боялся упасть и сломать его, тем самым спугнув преследуемого беглеца, которому явно было что скрывать. Смирившись, что скорость сейчас важнее безопасности, он стащил кольчугу и смог протиснуться между досками.
Выбравшись по ту сторону, Дамиан почти наощупь спустился с пригорка — света от факелов едва хватало. Он остановился от звука хлюпающих по воде сапог, забредя в камышовые заросли и едва не провалившись по колено. Вода под ногами казалась черным стеклом и отражала небо, как солью, присыпанное звездами.
— Ладно, — выдохнул он пар изо рта и, поежившись от холода, вытащил из правого уха серьгу «санграл». Зацепив небольшой рычажок, он вскрыл ее и капнул в рот жидкость. Горькая сладость разлилась по языку. — Я несу имя свое, как кинжал, который пронзает тьму и чары и оставляет на зле жгучие отметины божественного пламени. Я, Дамиан Баргаст, призываю твое благословение, Князь мир сего. Снизойди к рабу своему и проложи путь ко злу.
Волна дурноты прокатилась по телу, затерявшись в волосах и впитавшись в пальцы на ногах. Глаза защипало, будто в них воткнулись тысячи осколков, но ночь постепенно из черной стала серой. Дамиан теперь различал отдельные снежинки, падающие с неба, и четкие следы на мокрой земле. Он встал на ближайший след — его ступня как будто приросла к земле. Затем поставил свободную ногу вперед на следующий след, и пошел вперед, внезапно начав прихрамывать. Дамиан знал — попытайся он сейчас сойти со следа, лишь зазря потратит силы и выдохнется. Князь не любил шутников и баловников — его дары должно использовать серьезно. Святая вода была крайне редка и доставалась лишь инквизиторам, отправленным по делам Храма. Она могла исцелить, прибавить истощенному телу сил, а при удвоенной порции — даровала княжево благословение. Храмовники так и называли этот дар — «встать на след». Инквизитор, испивший благословения, становился послушной ищейкой Князя — на их коттах потому и скалился серый волк, символ инквизиторского сана.
Пока Дамиан
Обойдя озеро — а теперь Дамиан точно видел, что это оно — по илистой почве, норовившей затянуть его ноги по колено, он резко остановился. Что-то было в воздухе: напряженное, мрачное, недоброе. Ветер выл, словно волк, вышедший на смертельный поединок. Он закручивал снег по спирали, цепляясь за штаны и рубаху Дамиана, раскачивал в бесноватой пляске голые ветви деревьев и гнул камышовые заросли до самой земли, а потом будто устал и исчез в небесной синеве. Снежный вихрь обессиленно осел на землю. Стало так тихо, что Дамиан покрылся мурашками от липкого ощущения страха и проглотил пробкой встрявший в горле ужас.
— Не бойся тьмы, Дамиан, — раздался тихий хриплый смех за его спиной.
Он развернулся. Вёльва застала его врасплох, значит и вести в драке будет она. Дамиан помнил наставления — ни за что не дай вёльве ударить первой. Они быстрее, умнее и хитрее любого человека. Но эта как будто и не спешила нападать. Она стояла напротив него и улыбалась.
— Не бойся, — повторила она с таким же лающим смехом. — Не бойся тьмы, Дамиан. Как она не боится костей твоей гниющей души, серой и жуткой. Она примет тебя,
— Заткнись, вёльва! — рявкнул он, смыкая пальцы на рукояти меча. — Где мои люди?
Он надеялся вопреки здравому смыслу, что она приоткроет завесу над судьбой семи храмовников, хотя и знал, что отродья Лилит никогда не говорят правду. Ложь — вот и все, что можно выменять у вёльвы.
— Твои люди у твоих богов.
— Ты убила их.
— Нет, не я, — губы вёльвы растянулись в пугающей улыбке, больше напоминающей хищный оскал.
Дамиана как будто окатило ушатом холодной воды из озера. Он взмолился, чтобы это была кровь, его интуиция вопила убираться.
— Так ты все-таки боишься, трусишка. — Красная слюна потекла из уголка губ.
— Нет, — солгал он. — Сдавайся, вёльва. За убийство семерых храмовников тебя ждет отлучение от Храма и очищение через огонь.