Вастум

– Даже настоящих детей нельзя идеализировать. Они тебя провоцируют, а ты всё принимаешь за чистую монету!

Умный обратился к Забавному по внутреннему каналу:

– Зачем ты так поступаешь? Мы должны понимать законы общества, в котором собираемся жить. А ты постоянно стравливаешь лекторов друг с другом.

– Есть смысл учить законы физики или химии. Даже не зная их принципов, ты не сможешь их нарушить. А расплывчатый набор договорённостей, называемый моралью, каждое поколение перекраивает на свой лад. Думаешь, химическое оружие осталось в прошлом, потому что конвенцию подписали? А может, люди в нём попросту разочаровались? Ветер сменил направление, облако принесло не в тот окоп. Или газ не успел рассеяться, а по этому участку уже идут твои войска.

Забавный и Умный приотстали, позволив остальным скрыться за поворотом длинного коридора. Стены его были обшиты светло-серыми панелями, через каждые три метра горели полоски светодиодных ламп.

Умный порылся в памяти и привёл подходящий пример:

– Язык тоже нестабилен, однако ты его учишь. Одни слова исчезают, другие появляются, третьи приобретают новое значение. И язык, и правила поведения – своего рода организмы. А жизнь любит изменения. Это основа эволюции, о чём свидетельствует само слово «мутация». Дарвин в «Происхождении человека» размышлял над условиями развития морали.

Судя по тому, как напряжённо вытянулась охрана на посту, на базу прибыл Олег Фархатов. Старший смены приложил палец к сенсору и заученным движением начертил динамический пароль. Что-то с шипением переключилось в пазах, дверь отъехала в сторону. Забавный первым шагнул за порог, продолжая неслышный со стороны разговор.

– Человеческая мораль – как мех у песца, явление саморегулируемое. Крепче мороз – гуще мех. Хуже условия проживания – строже мораль. Если племя живёт на Крайнем Севере, где главные враги – голод и мороз, то уровень взаимовыручки и эмпатии между его членами будет очень высок. А знаешь, что является обратной стороной лояльности к соплеменникам? Враждебность к чужакам.

В раздевалке у каждого имелся свой шкафчик. Сначала на дверцах висели таблички с именами, но потом их почему-то убрали. Только шкафчик Маленькой остался помеченным наклейкой со щенком в окружении сердечек, которую ей подарил Хозяин. Забавный однажды проник в раздевалку охранников, просто из любопытства. Она отличалась. Там шкафчики запирались на кодовые замки, дверцы были пронумерованы от одного до пятидесяти, между ними стояла длинная лавка. Саму комнату наполнял сложный запах, с трудом раскладываемый на компоненты: пот, десяток разных дезодорантов, чьи-то разношенные ботинки, банка из-под кваса в мусорном ведре. В раздевалке шестерых пахло только резиной от перчаток и совсем немного пластмассой.

Верная разделась до гола и принялась облачаться в термобельё. Майка с длинными рукавами обтянула красивые изгибы взрослого тела. Маленькая справлялась с одеждой менее сноровисто: в узкую горловину протиснулась шапка кудрей, за ней, с писком и сопением, – голова.

В дискуссию вступил Шустрый, прослушавший запись предыдущих сообщений.

– Если мораль возникает сама по себе, почему дети-маугли её лишены?

– Потому что они жили вне общества, – предположил Забавный. – Зачем вне общества мораль?

Он успел надеть не только бельё, но и шуршащий при каждом движении комбинезон, и теперь скрупулёзно прилаживал многочисленные застёжки. Сегодня испытания будут проходить в полноразмерном макете корабля. Раз скафандр со шлемом не выдали, без отработки наружных работ.

– Ты и правда веришь, что однажды нам позволят жить в обществе? – Речевые аппараты шестерых имели одинаковые настройки, однако голос Тихого непостижимым образом казался самым бесцветным.

– Колония – это тоже общество, – ответил Умный.

Забавный возразил:

– Двадцать человек с уже сформированной психикой – не общество, а всего лишь его осколок.

– Штат планируют увеличить до ста семидесяти единиц в течение пяти лет.

Проверив костюмы друг друга, шестеро дали знать, что готовы. Открылась ведущая на улицу дверь. В раздевалку ворвался ветер, захватив с собой облако пыли и горькую дизельную вонь. Тихий опустил голову и прикрылся рукавом. Забавный не стал – ему нравилось ощущать пляшущие по коже мельчайшие частицы песка. Эта осень, пасмурная, но сухая, совсем не походила на предыдущую, когда воздух наполняли мельчайшие частицы влаги. Однажды он захотел узнать, какой была осень до той осени, но длинная таблица метеорологических данных не смогла ему этого объяснить.

На площадке действительно обнаружился Олег Фархатов, наблюдавший в бинокль, как шестеро покинули здание и двинулись наискосок через асфальтовое поле. Забавный незаметно повернул голову и приблизил изображение. Фархатов его не интересовал. Он смотрел на дочь Олега, свою Хозяйку, вложившую в руки отца промасленный свёрток. Наверное, с пирожками или чебуреками из столовой. Хозяйка и его подкармливала тайком, раз в неделю принося на пробу что-нибудь новенькое. Она говорила: «Тс-с-с! Это наш секрет!» и, пока Забавный жевал, прислушиваясь к сигналам рецепторов, выдавливала из пакета неиспользованную питательную пасту. Датчики в желудке отслеживали только вес поступившего вещества и количество калорий, до следующего апгрейда их секрету ничего не угрожало.

Хозяйка улыбалась. Она часто улыбалась. Не только губами, как врачи или специалисты из техобслуживания, а глазами тоже, всем своим существом. Забавный замечал, что общавшиеся с ней люди оживлялись во время разговора, принимали расслабленную позу, начинали шутить. Все, кроме её отца. Спина Олега Фархатова оставалась прямой, подбородок – приподнятым, рот – словно нарисованным по линейке. Чем-то он напоминал макет корабля для тренировки шестерых. Даже седой ёжик на его голове перекликался с цветом боралюминиевого сплава, из которого состояла оболочка разгонного блока.

Размеры корабля поражали. Точнее, не корабля, а габаритного макета с урезанным функционалом. Двухэтажная научно-исследовательская лаборатория превращалось на его фоне в обувную коробку. Казалось, округлый серебристый нос упирался прямо в плотное, повисшее над головою небо. Или даже не так. Небо не падало на землю только потому, что его удерживала плавно сужавшаяся колонна.

Вокруг корабля с криком кружили чайки. Одна взмахнула крыльями, набирая высоту, и исчезла за пределами маскировочного поля. Как объяснила Хозяйка, весь полигон гигантским куполом накрывала голограмма. Чтобы другие люди, глядя на базу сверху, видели только кипы пожелтевших деревьев и прогалины между ними, заросшие пожухлой травой. Он спросил: «Зачем?». Она ответила: «Деревья – это красиво». Но Умный, которому Забавный переслал разговор, предположил, что Хозяева занимались на базе чем-то, вызывающим социальное неодобрение, и были вынуждены скрываться.

В голове Забавного почему-то соединилась эта мысль и тема сегодняшнего урока. Немцы тоже прятали свои заводы по производству отравляющих газов. С другой стороны, иприту вряд ли читали лекции про мораль…

В первом отсеке корабля сидела Хозяйка Тихого, украдкой следившая за подопечным, и трое незнакомых специалистов. На практике план занятий не оглашался, чтобы проверить способность шестерых справляться с неожиданными проблемами. Жизнь заданий не выдаёт, она просто течёт, не согласовываясь ни с чьими расчётами. Шестеро заняли места, устроившись в полулежачем положении. Умный переговаривался со своим Хозяином, игравшим роль центра управления полётом. Их голоса звучали похоже из-за искусственных хрипов и помех.

– Ключ на дренаж. Пш-ш-ш, хш-ш-ш. Земля-борт. Ц-кх-х-х.

Трижды прозвучала команда «Пуск!».

Тренажёр завибрировал и загудел, имитируя старт. Круглые экраны, поставленные вместо иллюминаторов, заволокло белым облаком испаряющегося жидкого кислорода. Сквозь шум пробивался чей-то голос, отсчитывая этапы набора тяги: «Предварительная. Промежуточная. Главная. Подъём». Сиденья затрясло с утроенной силой. С экранов исчез горизонт, всё стало серым. Специалисты вжались в спинки кресел. Тот, что сидел по центру, зажмурился и громко сглотнул. «Двадцать секунд. Пш-ш-ш. Двигатели работают в штатном режиме». Серый цвет по ту сторону переборки становился то светлей, то темней, пока корабль не вырвался за пределы виртуальной прослойки из туч. На искусственно смоделированной высоте небо сияло голубизной, а солнце яростно било в лицо. Верная сощурилась, подглядывая сквозь густые ресницы. «Кх-х-х. Сорок секунд, стабилизация изделия устойчивая». Голубой цвет превратился в расплавленный кобальт. «Пятьдесят секунд. Давление в камерах двигателей в норме».