Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 6

В день этапа, с раннего утра, мы были в возбуждённом состоянии. Наконец-то кончилось аварийное лежание в трюмах пересыльной тюрьмы города Вологды, который находится в краю озёр и рек, в краю резных наличников и палисадников, в краю, где разрушенные и заброшенные храмы, монастыри и церкви влачат жалкое существование среди серых бетонных склепов домов. В городе, известном мастерицами-кружевницами и высококачественным вологодским маслом. Впрочем, никого из нас в этот момент совсем не волновал вопрос об искусстве кружевниц-рукодельниц. И так же не интересовали секреты производства вологодского масла, новый сорт которого создал старший брат известного русского художника Верещагина.

Почти всех волновал вопрос, имеющий отношение непосредственно к своей жизни. Мало кто из этапируемых читал «Гамлета», но, в сущности, необязательно быть датским принцем, чтобы задаваться сакраментальным вопросом. На уровне гамлетовского мы задавали себе такой вопрос: что нас ждёт на этой зоне? Почти для всех она воспринималась в сознании, как последнее прибежище в царство теней.

Конечно, не все были знакомы со стихотворением одного осуждённого по прозвищу Гуня, который в своём поэтическом творении замечательно охарактеризовал пятачок.

Разумеется, у меня такие стихи записываются в памяти, как в магнитофонной ленте в студии звукозаписи. А раз я его помню, то представлю на ваш суд. Лучше иметь собственное мнение, чем навязанное со стороны. Но не судите строго, так как это стихотворение он писал не для поэтического сборника, а для истории. А к историческим фактам требования совсем иные. Итак:

Август Васильевич – так по документам величали Гуню, с лирикой справился неплохо, а ещё лучше – с предупреждением о грозящей опасности. Хотя, конечно же, мы уповали на то, что начавшаяся перестройка в общественном сознании сумела изменить мрачный облик и этого каземата на острове. Пусть совсем незначительно, но хилые побеги человеческого затронули и этого монстра. А, следовательно, имелся шанс дожить до свободы. Вероятно, невысказанные мысли подобного рода были у многих осуждённых. А, может быть, и не у многих, так как солидная группа была закалена в других, не менее жестоких лагерях и тюрьмах, и поэтому я не буду выдавать свои соображения за мысли всех. Пусть будет субъективное впечатление, но зато точное, ведь за свои ощущения я могу поручиться.

И вот долгожданное содрогание и лязг «кормушки», и корпусной зачитал длинный список вызванных с вещами. Началась короткая суматоха и паника. Даже заранее готовясь, умудрялись что-то терять. Один зек оставил свою ногу. А увидев её, стал орать: «Чья нога? Чья нога?» и в минуту затишья (а некоторые бросились проверять сохранность своих ног) он выдал: «Вот чёрт, свою ногу не узнал – значит, долго жить буду». С этими словами он стал пристёгивать протез. А остальная публика повалилась от смеха. На этап тронулись, поднимаясь с пола и со слезами на глазах от смеха. Спустились в распределитель-отстойник, где в нетерпеливом ожидании находился прибывший за этапом конвой. Начальник конвоя, старший лейтенант, брал личное дело и зачитывал фамилию. А осуждённый отвечал своё имя, отчество, год рождения, статьи, срок, вид режима, и если всё совпадало – по команде отходил на указанное место.

Я стоял в ожидании, когда старлей доберётся до моего дела. Оно было самое толстое по объёму, поэтому я легко ориентировался. Перед моим досье офицер взял со стола тоненькое и зачитал фамилию: «Лапшин». В это время из второго ряда собранных на этап вышел высокий широкоплечий парень и бодрым голосом стал чеканить: «Леонид Александрович, 64-го; статья 102-ая; 13 лет особого режима». Офицер грубо возмутился: «Почему головной убор не снимаешь? А ну, быстро! Пока дубинала не отведал!» Парень спокойно смотрел на начальника конвоя, словно на лицо опустил забрало из выражений: раскованности, непринуждённости и улыбки. Контрастность гневному и злобному была до неприличия яркой. Наступила тревожная тишина. Обычно перед сильной грозой природа также замирает. И у нас инстинктивно всё замерло. Мы знали, что вологодский конвой имеет печальную известность, о которой, впрочем, не стоит распространяться. Пожалуй, этому неприглядному факту можно посвятить отдельную тему, которая сможет красноречиво пояснить, из каких побуждений парнишка не стал лезть в бутылку. А в критическую минуту убрал руки из-за спины и все увидели, что по предплечье их у него не существует.





«Проходи», – сменил гнев на милость начальник и продолжил проверять осуждённых по делам. После последовало традиционное предупреждение о том, что мы поступили в распоряжение конвоя, и при любом неподчинении солдаты будут применять оружие. «На войне, как на войне», – внёс я разнообразие в эту тираду. «Разговорчики!» – тут же раздался окрик. «Всё ясно, командир, поехали. Где наш джип?», – не успокаивался во мне ехидный бесёнок. Джип стоял во дворе тюрьмы. Однако я для собственного хорошего настроения автозак назвал на американский манер. В джипе прокатиться – это кайф, а нас, увы, на самом деле поджидал катафалк.

В этом катафалке мы тряслись 5 часов. С одной короткой остановкой для поливки растений. И если эту короткую остановку делают всегда в одном месте, то имеется шанс вырастить берёзовую аллею. Хоть какая-то хорошая память останется.

Безусловно, я пробую шутить, так как в остальном ничего примечательного не было, о чём можно было бы написать. Если только не обратить ваше внимание на то, что в этот раз наш этап доехал в полном составе. Хотя раньше были случаи, когда на этом пути у некоторых инвалидов и больных в буквальном смысле вытряхивало душу. Но время меняет не только сознание, но немного преобразовывает и дороги.

Высадились у озера. Глаза ослепила матушка-природа. После подземелья тюрьмы, после вонючей, дымной и полутёмной камеры, после барокамеры на колёсах, перед нами открылся чудесный вид – прекрасный пейзаж! Ослепительный фейерверк природы. Изобилие красок. Листопад постарался нарисовать абстрактную картину. Что-то рановато гениальный мастер взялся за кисть? Хотя, скорее всего, всё закономерно, ведь уже конец сентября. Но я не пойду обычным маршрутом – реального осознания явлений природы. Я сделаю себе подарок. И мне простительно, если – не в ущерб другим – сделаю себе презент. Ведь элементарно можно сместить стрелку внутренних часов и убедить себя в том, что природа нарисовала такой потрясающий пейзаж в честь нашего приезда. Она будит находящуюся в спячке душу. И сразу же в сознание заползла мысль, расплывчатая, как в утреннем тумане фигура.

В осени зашифрована мысль, которая выскальзывает из моего сознания, как колючий и сопливый ёрш. Правда, мне иногда понятны таинственные знаки старушки-осени. А чаще, к сожалению, неуловимы. Но они тревожат и не дают моей душе покоя. Странное, тихое и печальное торжество. Есть особый смысл в священном завершении жизненного цикла. Когда-то, в юные годы, я увлекался страной восходящего солнца. А у её жителей главными религиями являются буддизм и синтоизм. Апологеты синтоизма обожествляют природу и любят все периоды года, так как каждый период несёт особую прелесть. И я тоже, как синтоист, обожествляю природу, а перед осенью встаю на колени и преклоняю голову. Она больше, чем другие времена года, даёт душе тревожных ощущений и красочных впечатлений.