Венсеремос!

— Пять реформ, — вещал Гальего, — аграрноая, промышленная, налоговая, кредитная и государственного управления.

Насколько мог судить Вася, в обществе был консенсус только по части первой — всего два процента населения владело девятью десятыми земли. Военные желали провести реформу как можно быстрее, экспроприировать и передать в руки кооперативов агропромышленные комплексы Косты — перуанского побережья. Родригес похвастался, что готов проект декрета о национализации неиспользуемых земель американского концерна «Серро де Паско Корп» — двести тридцать тысяч гектаров, махинациями отнятых у индейских общин!

Вася ради интереса оппонировал — предсказывал, что землевладельцы будут сильно против, вплоть до антиправительственных выступлений. Что банки могут запросто остановить финансирование кооперативов и так далее. Что Америка может ввести санкции и эмбарго. Спасибо Че и Гильену, натаскали малость в политэкономии. Но несмотря на возражения, энтузиазм авторов плана «За все хорошее, против всего плохого» поколебать не удалось.

Мало-помалу, от перспектив преобразования частных предприятий в «промышленные общины» перешли к рассказам о перевороте. Сосбтвенно, причиной, как часто бывает, стала жадность — президент Белаунде втихую подписал договор с Рокфеллерами. И ладно бы просто договор, но с секретным приложением, вот оно и вызвало скандал и привело к перевороту — почти все генералы высказались против этого соглашения. И полковник Гальего вот этими самыми руками арестовал президента Белаунде.

— За армию, инициатора и главную движущую силу революции! — провозгласил тост хозяин.

Гости дружно чокнулись, но Вася не удержался:

— А кто будет руководить революцией?

— Армия! — чуть ли не хором ответили полковники.

— Как долго?

— До тех пор, пока преобразования не станут необратимыми!

— А вы понимаете, что необратимыми они станут только при поддержке снизу?

— Мы намерены вовлекать народ в управление производством!

— А во власть? — тихо спросил касик.

Властью военные делиться пока не собирались — по факту имелась натуральная военная диктатура, с хунтой наверху и военным правлением на местах, разве что с левой программой. Вася с удивлением осознал, что наблюдает марксистский принцип «бытие определяет сознание» — офицеры привыкли именно так, в их парадигме нижние чины не должны вмешиваться в процедуры командования.

Касик предложил познакомиться с народными ассамблеями в Боливии — все равно на самом нижнем уровне армия не сможет руководить, а у людей будет шанс научиться управлять. Тем более, если давать полные права индейцам, уже имеющим самоуправление в общинах. А в качестве пряника заметил, что с выборами в парламент и тем более с президентскими можно не торопиться лет пять, а то и десять.

— Без опоры на массы населения все ваши планы — бумажный домик. На штыки можно опираться, но на них нельзя сидеть.

Эта сентенция вызвала лишь кривые ухмылки прогрессивного офицерства. Но Васю уже несло после всех треволнений и выпитого:

— Если рассчитывать только на армию, то где гарантия от контрпереворота?

— Да кто сейчас не это пойдет? — возразил Малина.

— Например, те офицеры, кто сейчас учится у американцев в Панаме или Форт-Бенниге. В конце концов, вы сами сказали, что против договора с Рокфеллерами акта высказались не все генералы.

Перуанцы напряглись, но боливийский гость, полковник Аррана, уловвив возникшее напряжение, ловко сменил тему.

— Если вам интересна наша практика народных ассамблей и вообще совместные действия, я готов организовать встречу генерала Веласко с генералом Торресом.

— Технически сложно, — нахмурился Фернандес, — государственный визит сразу после переворота? Нет, это неудачно.

— А ехать встречаться на границу — так об этом завтра будет известно каждой собаке, — добавил Родригес.

— А на рыбалку? — подкинул идею Вася, внезапно вспомнивший про скоростной катер в Пуно и «встречу на плоту» в Тильзите.

— На рыбалку?

— Ну да. Генерал Веласко рыбачит на Титикаке, и совершенно случайно генерал Торрес тоже решил половить рыбку.

Полковники перекинулись десятком слов и признали идею годной.

Уже под самый конец вечера Оскар Малина, бывший атташе в Аргентине, поведал о действиях партизан Гевары — ни шатко, ни валко, а Рафаэль Ойос тихо спросил у касика:

— А кто планировал ваши операции? Я сейчас командую спецназом и, честное слово, восхищаюсь! Вот будь я неженатым лейтенантом — ей-ей, удрал бы к вам партизанить!

Ночью, ворочаясь на постели с чистыми простынями (в первый раз за бог знает какое время), Вася перебирал прошедший день и приходил к мысли, что без чистки армии не обойтись.

Глава 4 — Оппа, новый год!

Наступающий 1969 год встречали по-разному.

Перуанские и боливийские офицеры, отметив Рождество, наглухо ушли в разработку «Андского пакта» — документа, по которому предстоит жить обеим странам.

Договорились об этом во время «рыбалки» на озере Титикака, когда к плавучему тростниковому острову-урос пристало два солидных катера, даже кораблика. Еще парочка катеров помельче, в расцветке пограничников Перу и Боливии, нарезали вокруг, во избежание появления нежелательных свидетелей.

Группа рыбаков немало удивилась тому, что хозяева — индейцы уро — встречали в первую очередь не кучу генералов и полковников, а команданте Серапио, сопровождавшего команданте Тупака Амару. Что поделать — дикие люди, дети гор и воды, им аймару и кечуа куда важнее золотых погон.

Но ничего, устроились, посадили несколько человек с удочками изображать ловлю тручи.

Вася напряг свои знания испанского — труча это же форель, откуда она здесь?

— Лет сорок назад начали запускать, да что-то пошло не так, — сощурился полковник Аррана. — Почти всю местную рыбу выдавила, а сама не размножилась, поголовье падает. Никакого промышленного лова не получилось.

Пока там тягали радужную рыбку, Веласко и Торрес засели в кают-компании кораблика побольше и принялись за согласование позиций. Вася сидел в уголочке и подавал голос лишь изредка. Планы сторон сильно походили на Манифест Сукре — антиимпериализм, образование, рента с природных ресурсов, равноправие всех народностей, кооперация, профсоюзные свободы и так далее, так что идейная близость наличествовала.

Но присутствовали и старые обиды, времен Тихоокеанских войн, когда Боливию обкорнали и лишили выхода к морю. И они вспыхивали в самые неподходящие моменты, вот тогда Вася и старался напомнить, что двоих задушить сложнее, чем одного.

— Нам бы еще Чили включить в пакт, — снял очки и потер переносицу генерал Торрес.

— Через год, — уверенно заявил Вася.

— ???

— У них выборы в семидесятом, есть шанс, что левые объединятся и победят.

— Это тебе твои колдуны нашептали?

— Нет, это сведения по нашим каналам. Доктор Альенде и генсек коммунистов Корвалан выступают за союз с радикалами и социал-демократами.

— Да, такой блок возможен, — подтвердил Фернандс. — Если он состоится, то у левых отличные шансы.

— Ну вот и помочь им, пусть идут на выборы с общей экономической программой для трех стран.

— Ты все о промышленности… Тут на одну гидроэлектростанцию или горно-обогатительный комбинат непонятно где денег взять, а ты сразу три страны!

— Ну так американская собственность национализирована, она дает доход…

— Этот доход пойдет на повышение уровня жизни, иначе нас не поймут, — отрубил Веласко.

— А если вы не займетесь индустриализацией, — давил Вася, — все это улучшение уйдет в песок.

— Если Америка отпадает, — снял и сложил очки Торрес, — можно поискать инвестиций в Японии или Европе.

— Ты же в СССР учился? — тихо спросил Фернандес в перерыве между дебатами.

— Да, в Москве.

— И у тебя там есть связи в правящих кругах, — утвердительно, а не вопросительно продолжил полковник.

Вася проклял тот день, когда он заливал эту легенду Че — судя по всему, слухи разошлись и достигли перуанской разведки и теперь придется, что называется, «отвечать за слова».