Страница 53 из 81
Первым источники всегда называют поход монгольских войск на Переяславль-Южный: «…и взять град Переяславль копьем, изби всь, [и люди вся сущаа во градеовыхъ избиша, а иныхъ плениша], и церковь архангела Михаила скруши, и сосуды церьковьныя бещисленыя златыа и драгаго каменья взят, и епископа преподобнаго Семеона убиша»[310].
Ни о каких переговорах или предварительных условиях со стороны монголов, как в случае нападения на Рязань, источники не сообщают. Говорится только, что обрушились и разорили. Другие подробности отсутствуют. Без них сложно понять причины произошедшего. Ведь Переяславль-Южный не просто был сожжен, а его храмы разрушены, но само поселение перестало существовать. Завершилась более чем двухсотлетняя славная история Переяславского княжества, русского форпоста на границе степи. Князья сюда и прежде-то ездили редко, а теперь вовсе прекратили. Неизвестно даже, сохранилось ли в округе русское население или оно вновь пришло в XVI в., когда город действительно стал возрождаться – новые обитатели даже не всегда могли правильно восстановить посвящение местных храмов – некоторые перепутали. Этот удел еще в начале XIII в., когда ослабла половецкая угроза и изменился режим торговых путей, стал постепенно хиреть, а после 1239 г. исчез как явление, передав название своей епархии ордынскому Сараю. Даже через триста лет Тверской летописец отмечал, что в городе нет ни епископа, ни людей: «…от того доныне без пяти лет 300 лет как тамо епископа нет, а и град без людей»[311].
Дату взятия Переяславля сообщает такой поздний источник, как Летопись Авраамки: «В лето 6747. Взяша Татарове Переяславль, Марта 3»[312]. Большинство исследователей с доверием относятся к этому указанию, происхождение которого выяснить не удается. Даже если признать верной указанную дату (3 марта 1239 г.), то сохраняется множество других обстоятельств, требующих комментария.
Так, Переяславль-Русский (Южный) действительно был крепостью, служащей для отражения нападений из степи, отчего его захват кочевниками был ожидаем и не мог вызвать удивления. Однако это совершенно не укладывалось в манеру поведения монголов, проявленную ими на северо-востоке. Необходимо было сначала обратиться к сюзерену этого города и потребовать дань, а уже после отказа – напасть и разорить. Вероятно, это княжество и его столица номинально продолжали относиться к владениям Юрьевичей, войну с которыми Батый вел годом ранее, отчего новые переговоры не требовались. С этим можно связать и то, что город не получил даже символической поддержки из расположенных рядом княжеств. От Киева он находился в суточном переходе, но правящий там черниговский князь Михаил вовсе не стремился содействовать обороне волостей Ярослава Всеволодовича. Впрочем, свои волости Михаил охранял с тем же рвением.
В том же 1239 г. Батый послал другой отряд своих войск на захват Чернигова. Судя по тому, что поход под Переяславль, как и поход под Чернигов восточными источниками никак не отмечены, их значение для монголов было невелико. Возможно, использовались небольшие соединения (один-два тумена), в руководстве которыми не было чингизидов или был только один. Однако даже такие небольшие мобильные части умудрялись невозбранно разорять важнейшие области Древней Руси.
Судя по летописи, в случае с Переяславлем речь идет о быстром штурме, а может быть, и «изгоне». В отношении же Чернигова подчеркивается, что проводилась планомерная осада: «…в то же время посла на Чернигов, обьступиша град в силе тяжце; слышав же Мьстиславъ Глебовичь нападение на град иноплеменных, приде на ны со всими вои [своими, и] бившимся им [крепко, лют бо бе бой у Чрънигова, оже и тараны на нь ставиша, и меташа на нь камением полтора перестрела, а камень же яко можаху 4 мужи силнии подъяти его, но] побежен бысь Мьстислав, и множество от вои его избьеным бысть, и град взяша и запалиша огньмь; [а] епископа оставиша жива, и ведоша и во Глуховъ [и оттоле пустиша и]»; «и паки пустиша; и оттуду приидоша с миром к Киеву и смирившеся с Мьстиславом и с Володимером и с Данилом»[313].
Исследователи давно заметили текстуальную близость летописных рассказов о штурме Чернигова весной 1235 г. Даниилом Романовичем с союзным Владимиром Рюриковичем и осенью 1239 г. «тяжкой силой» монгольской. И камни кидали «полтора перестрела», и поднять их могли только «4 мужи», и Мстислав Глебович организовывал контратаку, но был побежден и мирился. Расчленить оба рассказа очень затруднительно, они переплелись и слишком похожи в подробностях. Однако известно, что в 1235 г. союзники Чернигова не взяли, но вынуждены были мириться и отступили; а в 1239 г. монголы наголову разбили Мстислава Глебовича, а город сожгли и разграбили. Возможно, описание похода Даниила и Владимира на Чернигов в 1235 г. на самом деле отражает маршрут вторжения монголов в 1239 г.: «поидоша пленячи землю, поимаша грады многы по Десне, ту же взяша и Хороборъ, и Сосницю, и Сновескь, иныи грады многии»[314]. Ведь города по Десне расположены восточнее Чернигова и невозможно их «пленить» на пути к Чернигову от Киева. С другой стороны, известие 1235 г. завершается указанием на заключение некоего мира с Мстиславом, Даниилом и Владимиром. Иногда допускают, что речь о мирном соглашении с монголами после взятия Чернигова в 1239 г. Однако что за мир мог быть тогда заключен с интервентами? Для монголов мир был возможен только как признание власти великого хана – никаких других двусторонних соглашений они не заключали: либо покорность, либо война. Южнорусские князья сдались и согласились? Позднейшие события показали, что это не совсем так.
После известия о захвате Чернигова в 1239 г. летописец вновь называет Михаила Всеволодовича киевским князем. Соответственно, ни о каком «замирении» с монголами Мстислава, Владимира и Даниила в Киеве вместе с епископом, отпущенным из Глухова, речи идти не может. С другой стороны, сохранение жизни черниговскому епископу Перфирию, да еще и отмеченное летописью с топографической точностью (отпущен из Глухова), должно свидетельствовать о неких дополнительных мотивах, кроме элементарного милосердия. Возможно, в этих действиях отразилась дипломатическая подготовка, предварявшая нападение на Киев, или какие-то иные переговоры, которые пытались завести монголы с Михаилом Всеволодовичем?
Чернигово-галицко-киевский князь, судя по всему, никак не собирался реагировать на провокации Батыя, которого, вероятно, рассматривал как очередного кочевого вожака. Важнее для него было поддержать свой статус, только полтора года как завоеванный. Любой военный поход после изнурительной войны с Романовичами требовал предельного напряжения сил и новой мобилизации. Причем даже если армию удалось бы собрать, то, отойдя от Киева, Михаил оказался бы перед совершенно очевидной угрозой потери города, который немедленно захватил бы кто-то из Ростиславичей или волынцев, как позднее и произошло. Приходилось жертвовать родными волостями в обмен на стол «матери городов русских».
Справедливости ради стоит отметить, что со времен Олега «Гориславича», провоевавшего пол-Европы, такое поведение в среде Ольговичей не было характерным. Скорее, наоборот, этот род на вызов отвечал немедленно с энергией и решительностью. Так поступил Мстислав Глебович, о котором даже неизвестно, каким уделом он прежде владел в Черниговских землях. Вероятно, очень небольшим. Судя по всему, он был внуком Святослава Всеволодовича и приходился двоюродным братом Михаилу Черниговскому, хотя точных сведений об этом нет. Однако в летописи он защитник родины – как в 1235 г., ведя какие-то переговоры с Даниилом и защищая Чернигов, так и в 1239 г., противостоя монголам. Вероятно, он возглавлял оборону Чернигова во время монгольского нашествия. Хотя летопись говорит, что Мстислав собрал «вси вои свои», но, надо полагать, полк его был невелик. Это было уже отчаяние, за честь и славу «Ольгова племени», никогда не склонявшего голову перед захватчиками. Мстислав поднял на бой жителей своей волости (воев) и вместе со своей дружиной бросил в кровавую мясорубку против превосходящих монгольских сил. О гибели Мстислава Глебовича в источниках ничего не сказано, но ее можно предположить исходя из того, что его имя в летописи более не упоминается. Сражение было проиграно, город пал и был сожжен. Можно сказать, что для него, как и для Переяславля, интенсивный период истории завершился. Возрождать Чернигов более никто не стал, и он постепенно опустился до статуса мелкого провинциального центра. Судя по археологическим раскопкам, в некоторых районах древнего города жизнь в XIV–XV вв. совершенно прекратилась, а в прежних границах город смог восстановиться только к XVIII в. После отхода монгольской волны возвысились другие центры (например, Брянск). Разоренные же и оскверненные Батыем города (Козельск, Чернигов) отступили в тень и остались достоянием преимущественно древнерусской истории.
310
ИЛ, 781–782. В квадратных скобках – дополнение из Воскресенской летописи (Воскр., 144).
311
ТЛ, 374.
312
ЛА, 51.
313
ИЛ, 782; Воскр., 144; С1Л, 300–301.
314
ИЛ, 772.