Страница 42 из 81
Для осадных работ требовалось много подсобных рабочих, которых из своих захватчики уже выделить не могли. Решено было собрать местных жителей и пустить на изготовление пороков, установку тына и прикрытий. Скорее всего, именно с этой целью монголы после организации лагеря под Владимиром направились к Суздалю, который взяли и разграбили: «Татарове же станы свои урядивъ около града Володимеря, а сами шедше взяша град Суждаль и святую Богородицю церковь разграбиша, а двор княж огнем пожгоша и манастырь святого Дмитрия и прочии, разграбивъ, пожгоша, а што людеи старыя и молодыя <…>, то все иссекоша, а прочие люди и жены и дети босы и беспокровны, издыхающим им от мраза, <…> то все множество сведоша полона в станы своя, а сами приидоша к Володимерю [в пяток преже мясопуста]»[239].
Под стенами Владимира монголы появились 2 февраля во вторник мясопустной недели, а к вечеру пятницы 5 февраля уже вернулись из-под Суздаля. Плененные во время этого краткого рейда были использованы для строительства осадных машин, чье изготовление заняло еще сутки: «В субботу мясопустную почаша наряжати лесы и порокы ставиша [от утра и] до вечера, а на ночь огородиша тыном около всего города Володимеря»[240].
Ранним утром в воскресенье 7 февраля 1238 г. начался штурм. Монголы умудрились преодолеть стены Нового города сразу в трех местах, и уже к обеду защитники отступили к детинцу: «[А Татарове начаша пороки рядити, и к граду приступиша, и выбывше стену градную, наметавше (в) ров сырого леса, и тако по примету вниидоша въ град] и заидоша от Золотых ворот у святого Спаса и внидоша по примету в город чрес стену, а сюды от северныя стороны от Лыбеди к Орининым воротам (и) к Медяным, а отсюду от Клязмы к Волжским воротом; и тако взяша вскоре град до обеда Новыи, и запалиша и огнем; бежа же Всеволод и Мстислав и все людие в Печернии город»[241].
Судя по сообщению Рашид ад-Дина, штурм Владимира был для монголов самым сложным предприятием за все время похода. Во-первых, отмечено, что «они (русские) ожесточенно дрались», а во-вторых, сам хан Менгу «лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их (русских)»[242]. Жестокий бой в Новом городе потребовал напряжения всех сил. Будущий великий хан Менгу принимал личное участие в атаке, вероятно, также как при штурме Рязани, если перед нами не путаница в источниках. Даже лишенная большинства профессиональных защитников, Владимирская крепость была «крепким орешком». Но, когда линия обороны сместилась к Печернему городу, исход сражения был предрешен. Множество людей во главе с княжеской семьей набились в Успенский собор к чудотворной иконе Богоматери Владимирской, где епископ Митрофан возглавил общий молебен и начал принимать постриги готовящихся к неминуемой смерти: «…видивше князи Всеволод и Мьстислав и владыка Митрофан, яко уже граду их взяту быти, ни надеяхуся не откудо же помощи, и вниидоша вси в церковь святыа Богородица, и начаша каятися грехов своих, и елици от них хотяху в аггелскый образ, постриже их всех владыка Митрофан, князей, и княгиню Юриеву, и дочерь, и сноху, и добрыа мужи и жены»[243].
Сквозь летописные рассказы о взятии Владимира неизменно проходит акцент на особой роли, которую играл мужественный владыка Митрофан в дни обороны. И в южнорусских источниках, и в ростовских особенно подчеркивается его духовная забота о защитниках и поддержка рвения во время боя. Когда монголы ворвались в детинец, Митрофан с великой княгиней, ее дочерьми, другими приближенными и многими простыми горожанами заперся на полатях Успенского собора. Захватчики даже не пытались пленить безоружных прихожан, но, стащив хвороста, подожгли храм со всеми там находящимися: «…а владыка, и княгыни с снохами, и с дочерью княжною Феодорою и с внучаты, иныи княгыни, и боярыни и люди мнози вбегоша в церковь святыа Богородица и затворишася на полатех; а Татарове и тот град взяша, и у церкви двери изсекше, и много древиа наволочиша, и около церкви обволочивше древием, и тако запалиша, и вси сущии тамо издъхошася, и тако предаша душа своа в руце Господеви; а прочиихъ князей и людей оружием избыша»[244].
Наряду с примерами героизма при обороне и мученической смерти после поражения источники сохранили не совсем лицеприятные примеры действия руководителей общины. Так, вслед за изложением патриотической проповеди перед защитниками города епископа Митрофана южнорусская повесть сообщает, что, когда глава обороняющейся стороны княжич Всеволод осознал бесперспективность дальнейшего сопротивления, он собрал богатые дары и направился к Батыю просить о помиловании: «Се увидев князь Всеволод яко крепчае брань ратных належит, убояся, бе бо и сам млад, сам из града изыде с малом дружины, несыи с собою дары многы, надеаше бо ся от него живот прияти; он [Батый] же, яко сверепыи зверь, не пощади юности его, повеле пред собою зарезати, и град весь изби»[245].
Судя по тому, что Юрию сообщили о смерти его сыновей «вне града», княжич Мстислав также пытался бежать, но был убит. Примечательно, что речь идет о самых титулованных особах в осажденном Владимире. В новгородских источниках Всеволод Юрьевич предстает лидером обороны, вождем владимирской дружины. Впрочем, его роль выделялась и в Коломенской битве, хотя монголы, по свидетельству Рашид ад-Дина, своим противником считали Романа Ингваревича.
Пожар в главном храме земли Владимирском Успенском соборе ознаменовал падение столицы Северо-Восточной Руси. Последовала тотальная резня: «от уного и до старца и сущаго младенца и та вся иссекоша, овы убивающе, овы же ведуще босы и без покровен в станы свое, издыхающа мразом»[246]. Соборы, церкви и монастыри были разграблены. Новый город полностью уничтожен пожаром. Население поголовно погибло или уведено в полон. Разорение хорошо прослеживается на археологическом материале, который демонстрирует не только гибель людей и материальных ценностей, но и последующее запустение целых районов прежде весьма многолюдного мегаполиса.
Тактически монголы могли считать себя победителями. Но формально великий князь Юрий еще оставался у власти и продолжал военные действия. Интервенты должны были как можно быстрее найти его и уничтожить, пока он не восстановил силы.
Ход изложения в русских летописях позволяет говорить, что Владимир был последним городом, который осаждала единая монгольская армия. Рашид ад-Дин утверждает, что еще крепость «Кыркла» (Переславль-Залесский) чингизиды тоже «взяли сообща» и лишь затем решили «на совете идти туманами облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся (на пути), брать и разрушать»[247]. Возможно, так и случилось, но после 7 февраля они обязаны были расширить охват: где-то скрывался великий князь, собирающий войска для ответного удара. Суздальские города остались практически беззащитными, так как ополчения ушли на Сить. Именно с этим следует связать такой размах достижений интервентов: «…и поидоша на великого князя Юрья оттоле, овии же идоша к Ростову, а инии же к Ярославлю, а инии на Волгу, и на Городец, и те поплениша все по Волзе, и до Галича Володимерскаго, а инии идоша к Переяславлю, и тот град взяша, оттоле всю страну ту, и город мнози поплениша: Юрьев, Дмитров, Волок, Тверь, ту же и сына Ярославля убиша, и до Торжку, несь места идеже не повоеваша, и на всеи стране Ростовскои и Суждальскои земле; взяша городов четыренадесять опроче слобод и погостов в один месяц, февралю кончевающюсь лету (67) 45»[248].
239
ЛЛ, 517. В квадратных скобках – дополнение из ТЛ, 368.
240
ЛЛ, 462, 517.
241
ЛЛ, 517–518. В квадратных скобках – дополнения из ТЛ, 369.
242
Рашид-ад-Дин 1960. С. 39; Тизенгаузен 1941. С. 36–37.
243
ТЛ, 368–369.
244
ТЛ, 369.
245
ИЛ, 780.
246
ЛЛ, 464.
247
Рашид-ад-Дин 1960. С. 39; Тизенгаузен 1941. С. 36–37.
248
ЛЛ, 518. Ср.: НПЛ, 76, 288; СЛ, 88; ЛЛ, 464; С1Л, 293; Воскр., 141; ТЛ, 369.