Страница 54 из 60
Китайское киноискусство перешло к выпуску прославляющих Мао Цзэ-дуна рекламных фильмов о его встречах с хунвэйбинами, о китайско-албанской дружбе, об испытаниях атомного оружия.
Состояние китайской культурной жизни было поистине беспрецедентным. Созидательная творческая деятельность стала невозможной. Осуждались собственные традиции — как прогрессивной литературы тридцатых годов, так и все созданное за годы КНР после Освобождения. Культ личности Мао Цзэ-дуна полностью подавил все сферы художественной деятельности. Страна в культурном смысле была превращена в пустыню. Ущерб, нанесенный народу и его культурным ценностям, не поддается измерению.
Постепенно центральная пресса, полностью поставленная под контроль сторонников Мао Цзэ-дуна, перешла к публикации хунвэйбиновских материалов об осужденных деятелях китайской культуры. Так стали известны обвинения, предъявленные Тянь Ханю, Ся Яню, Оуян Шаню, Ша Тину, Чжао Шу-ли, Хуа Цзюнь-у и многим другим.
Осуждения были выдержаны в стандартной манере. Вся деятельность человека очерняется с начала до конца, о нем не говорится ни единого доброго слова. Обвинения тоже стандартны: антисоциалистическая деятельность, буржуазная идеология, ревизионизм. За ними стоит единственная реальная причина: сопротивление в той или иной форме насаждению культа личности Мао Цзэ-дуна в стране.
8 декабря 1966 года, когда я уже находился в Москве, захваченная пекинскими хунвэйбинами радиостанция передала сообщение об арестах, произведенных хунвэйбинами. Согласно этому сообщению, 4 декабря пекинские хунвэйбины арестовали группу видных деятелей КНР. В числе арестованных назывался и председатель Союза китайских театральных деятелей Тянь Хань, автор государственного гимна КНР, коммунист с 1932 года, активный участник подпольной борьбы, известнейший драматург и сценарист страны.
6 декабря одна из центральных газет, «Гуанмин жибао», посвятила целую страницу осуждению Тянь Ханя. Из этих материалов можно узнать, за что он подвергся шельмованию, преследованиям и, наконец, аресту В газете, в частности, говорилось: «…Накануне Освобождения этот хамелеон пролез в партию[6]. Десять с лишним лет Тянь Хань узурпировал руководящую власть среди театральной общественности, преданно проводил контрреволюционную ревизионистскую линию прежнего отдела пропаганды и агитации ЦК КПК и прежнего министерства культуры КНР, под «красным знаменем» выступал против красного знамени, бешено боролся против партии, социализма, против идей Мао Цзэ-дуна…
После начала культурной революции вместе с кучкой контрреволюционных ревизионистских элементов по взаимному сговору открыто противился великим указаниям председателя Мао о культурной революции…»
Маоисты ссылались на язвительные замечания Тянь Ханя в их адрес. «Тянь Хань уже давно ругал идеи Мао Цзэ-дуна, осуждал движение за живое изучение и применение сочинений председателя Мао, за пропаганду и претворение в жизнь идей Мао Цзэ-дуна, говорил, что, опираясь на это, можно «кормиться до конца». Тянь Хань клеветал, будто идеи Мао Цзэ-дуна не являются всеобщей истиной, правильной и пригодной везде, даже за четырьмя морями. В 1958 году он утверждал, будто КПК «в конечном счете еще молода, ей недостает необходимого опыта»… Всюду, куда бы ни доставали черные руки Тянь Ханя, он пытался загасить сияние идей Мао Цзэ-дуна. Все серьезные антипартийные высказывания Тянь Ханя своим острием неизменно нацелены против председателя Мао, против идей Мао Цзэ-дуна…»
Материалы газеты «Гуанмин жибао» позаимствованы ею из дацзыбао, вывешенных в Союзе китайских театральных деятелей.
Даже из демагогического, злобного изложения хунвэйбинов всякий может увидеть, что маоистская «революционизация» встречала сопротивление китайской интеллигенции. Этим и были вызваны массовые расправы в 1966 году.
Хотя Тянь Хань был арестован в декабре, но издевательства над ним начались гораздо раньше. В сентябре хунвэйбины открыто выступили с требованием заменить прежний государственный гимн КНР, написанный «черным бандитом» Тянь Ханем, песней о Мао Цзэ-дуне «Алеет восток…» На центральных улицах можно было прочесть обращения к «революционным товарищам» принимать активное участие в борьбе с осужденными деятелями литературы и искусства, среди них упоминалось и имя Тянь Ханя.
На субботу и воскресенье, так же как и осужденных в Педагогическом университете, Тянь Ханя отпускали домой, и можно было прочесть на улице призыв посетить в эти дни «в любое время дня и ночи» его дом, чтобы «бороться с ним» прямо на дому. Организаторы расправы заботились, чтобы жертвы не знали ни минуты передышки…
В сентябре, каждый раз, когда я направлялся навестить своих соотечественников, студентов Пекинского института языка, мне приходилось проходить мимо разрушенной и загаженной могилы великого китайского художника Ци Бай-ши. Хунвэйбины не застали его в живых и потому глумились над его надгробием. Эта гнусность вскоре стала широко известна, поскольку там бывали многие иностранцы.
Подобных актов вандализма не счесть. В музыкальных школах Пекина хунвэйбины сбрасывали из окон рояли, уничтожая «иностранные инструменты». У пианистов брали подписку не прикасаться более к клавишам, а в случае отказа разбивали пальцы. Такая судьба постигла Лю Ши-куня, лауреата международного конкурса имени Чайковского в Москве.
На словах выступая против «старых нравов», маоисты на деле воскрешали практику средневекового вандализма и изуверства.
Особенностью политического переворота, совершенного маоистами против законной народной власти в КНР, было то, что в фокусе борьбы оказались прежде всего вопросы культурной жизни, идеологии. Отсюда идет и само название «культурная революция», лицемерно подделанное под ленинскую терминологию.
Творческая интеллигенция, и в том числе писательская общественность, подверглась погрому со стороны невежественных и озлобленных молодчиков, пользовавшихся полной безнаказанностью. Издевательства, побои, пытки и убийства — таков был доступный им арсенал воздействия на инакомыслящих. Но число «раскаявшихся» в КНР тем не менее ничтожно, их можно пересчитать по пальцам.
Первым, как уже говорилось выше, с покаянным заявлением выступил Го Мо-жо. Всячески популяризируя речь Го Мо-жо, маоисты надеялись привлечь на свою сторону тех, кто отрекся бы и от самого себя и от культуры своего народа, за что им было бы даровано помилование. И такие, конечно, были.
В 1967 году выступил шанхайский писатель Ху Вань-чунь. Он был рабочим и в середине пятидесятых годов начал печататься как непрофессиональный писатель. Ху Вань-чунь проявил способности, с годами его умение росло. Повесть «Внутренний вопрос» принесла ему известность благодаря переложению в пьесу, которая ставилась в Шанхае с благословения супруги Мао Цзэ-дуна Цзян Цин. Конечно, в творчестве Ху Вань-чуня было немало чуждого идеям «культурной революции». Теперь он каялся, что «вкушал отраву идеологии феодализма, капитализма и ревизионизма».
Вот образчики писаний новообращенного маоиста. Ху Вань-чунь рассказывает о Шанхае, но начинает с общей декларации: «Поддержка или борьба против «Выступления» председателя Мао в Яньани — это критерий для различения революционного и контрреволюционного, подлинно революционного и лжереволюционного». Таково понимание революционности, свойственное всем маоцзэдуновцам. Выступление Мао Цзэ-дуна по вопросам литературы и искусства в Яньани в мае 1942 года теперь объявлено «вершиной эстетической мысли марксизма-ленинизма нашего времени».
Далее Ху Вань-чунь пишет: «В течение семнадцати лет после создания нового Китая среди литературно-художественной общественности постоянно шла острая борьба между двумя политическими линиями. Главной причиной было то, что в центре и на местах существовала черная линия в отношении литературы и искусства, прямо противостоящая пролетарской революционной линии, представляемой председателем Мао. Эта черная линия служила реставрации капитализма, ее представителями являлась кучка контрреволюционных ревизионистских элементов, таких, как Лу Дин-и, Чжоу Ян, Ся Янь и другие, а их главной закулисной опорой был главарь облеченных властью внутри партии и идущих по капиталистическому пути».
6
На самом деле, как уже говорилось. Тянь Хань вступил в КПК в 1932 году, то есть за семнадцать лет до Освобождения.