Ворон

Но в сюжетах, излагаемых таким способом, сколько бы ловкости ни было потрачено, какими бы блестящими случайностями ни был украшен рассказ, всегда будет оставаться сухость и нагота, поражающие взгляд художника. В каждом подобном произведении неизбежно необходимы два условия: во-первых, известная цельность или соразмерность частей и, во-вторых, нечто подразумеваемое, нечто в роде потайной, невидимой и неопределённой струи, мысли. Это-то последнее качество и сообщает художественному произведению характер богатства (выражаясь языком разговорным), которое мы часто имеем глупость смешивать с идеальностью. Избыток же в выражении подразумеваемых чувств, мания превращать таинственную струю темы в совершенно явственный поток – превращает в прозу (и в прозу самую плоскую) воображаемуюпоэзию так называемых трансценденталистов.

Придерживаясь таких взглядов, я прибавил две заключительных строфы поэмы, для того, чтобы их подразумеваемое значение проникло собою и всё предыдущее изложение. Эти две строфы заставляют читателя доискиваться нравственного смысла, скрытого в рассказе. Читатель уже с предпоследней строфы начинает смотреть на ворона, как на эмблему, и только именно в последних стихах последней строфы для него становится вполне ясным намерение автора представить «Ворона» символом скорбной вечной памяти об умерших:

Итак, храня угрюмый вид,Тот ворон всё ещё сидит,Ещё сидит передо мной,Как демон злобный и немой;А лампа, яркая как день,Вверху блестит, бросая тень,Той птицы тень вокруг меня,И в этой тьме душа мояСкорбит, подавлена тоской,И в сумрак тени роковойЛюбви и счастия звезда –Не глянет больше никогда!!.Перевод С. Андреевского

Стихотворения разных лет

О, tempora! О, mores!

О времена! О нравы! Видеть грустно,Как всё вокруг нелепо и безвкусно.О нравах, о приличиях смешноИ говорить –    приличий нет давно!Что ж до времён, то каждому известно:О «старых добрых временах» нелестноТолкует современный человекИ хвалит деградировавший век!Сидел я долго, голову ломая(Ах, янки, до чего у вас прямаяМанера выражаться!), я не знал,Какой избрать зачин, какой финал?Пустить слезу, как Гераклит ЭфесскийВ душещипательной плаксивой пьеске?Или за едким Демокритом вследШвырнуть, расхохотавшись, книгу лет,Затрёпанную, как учебник в школе,И крикнуть: «К дьяволу! Не все равно ли?»Предмет мой, надо знать, имеет вес,Не дай Господь, займётся им Конгресс!Дебаты будут длиться две недели:Мы обе стороны во всяком делеДолжны заслушать, соблюдя закон,У Боба восемь таковых сторон!Возьмусь я, посмеявшись иль поплакав,Вердикт присяжных будет одинаков.Пока мне лесть и злость не по плечу,Обняв обоих греков, поворчу.– На что же будешь ты ворчать, приятель?Героя притчи описать не кстати ль?– Ах, сэр, едва не ускользнула нить!Но, черт возьми, зачем народ дразнить?Зачем, раскланиваясь постоянно,По улицам гуляет обезьяна?Читатель, брань случайную прости!Давно ли шимпанзе у нас в чести?(О нет, мы главного не упустили,Быть нелогичными не в нашем стиле:Меняясь, как политик, на ходу,Я к правильному выводу приду!)Друзья, вы много ездили по свету,Я сам топтал порядком землю эту,Перевидал немало городовИ клясться хоть на Библии готов,Что в общем (мы же на Конгресс не ропщемЗа аргументы, принятые в общем),Так вот, уютней в мире нет лагун,Где всякий расторопный попрыгунКоленца б мог выделывать лихие,Сновать, как рыба в собственной стихии.Или, рулоны кружев подхватив,Скакать через прилавки под мотивПрославленных Вестри, а вечерамиК обсчитанной галантерейно дамеЛететь на бал и предлагать ей тур!Из выставляемых кандидатурСудьба всех милостивей к претенденту,Отмерившему вам тесьму и ленту.Не пренебрёг и нашим городкомТакой герой-любовник, – незнакомЯ, к счастью, с ним, но видел эту прелесть:От корчей, от ужимок сводит челюсть!Его бегу (в душе я страшный трус) –Вдруг не сдержусь и прысну –    вот конфуз!Безмерна власть его над женским полом:Кто ж, фраком опьянясь короткополымС раздвоенным, как у чижа, хвостом,Захочет на мужчин смотреть потом?А чёрный шёлк цилиндра франтовского? –Он частью стал пейзажа городского.Ни дать, ни взять Адонис во плоти! –Воротнички, воздушные почти,А голос создан для небесных арий.Спор о наличье разума у тварей,Неразрешимый философский спорБесповоротно разрешён с тех пор,Как был рассмотрен новый наш знакомый:Мы данный факт считаем аксиомой.Нам Истина важней учёных схем!Вопроса нет, он мыслит. Только чем?Готов с любым философом правдивымЯ голову ломать над этим дивом.Философ, ты не понял ничего –Упрятан в пятку разум у него!Подумаю, душа уходит в пятки!Не приведи Господь сыграть с ним в прятки:Как пнёт для правоты моих же слов!Я перед величайшим из ослов,Как зеркало, стихи раскрою эти,И дабы в недвусмысленном портретеСебя узнал тупица из тупиц,Внизу проставлю имя: Роберт ПИТТС.Перевод Р. Дубровкина

Один

Иначе, чем другие дети,Я чувствовал и всё на свете,Хотя совсем ещё был мал,По-своему воспринимал.Мне даже душу омрачалиИные думы и печали,Ни чувств, ни мыслей дорогихНе занимал я у других.То, чем я жил, ценил не каждый.Всегда один. И вот однаждыИз тайников добра и злаПрирода тайну извлекла, –Из грядущих дней безумных,Из камней на речках шумных,Из сиянья над сквознойПредосенней желтизной,Из раскатов бури гневной,Из лазури в час полдневный,Где, тускла и тяжела,Туча с запада плыла,Набухала, приближалась –В демона преображалась.Перевод Р. Дубровкина