Страница 8 из 11
– Если в доме печное отопление, может пригодиться, – уклончиво ответила я и, поставив свою ношу на землю, потерла ладони, на которых отпечатались ручки увесистой сумки.
По-хорошему, надо было взять чемоданчик на колесиках, он и вместительный, и удобный. Но с фирменным ярко-красным пластиковым чемоданчиком, похожим на большую мыльницу, я бы не выглядела доброй женщиной в трудном положении, что бы это ни значило. Развернутых инструкций батюшка Александр – организатор нашего сегодняшнего маскарада – не дал.
– А вот и он! – Ирка первой углядела в конце дороги скромный черный BMW и обрадовалась.
Свою собственную машину она оставила на стоянке, поскольку персональный дорогой внедорожник непоправимо выбивался из заявленного образа, а тащиться с вещами пешком Ирка не хотела – длинное платье, зловредно путающееся в ногах, к тому не располагало.
– А я-то думала, черный «бумер» – бандитская машина, – проворчала я, наблюдая за приближающимся автомобилем.
– Священник – человек, обязанный много ездить, – назидательно сказала подруга. – Ему нужно посещать прихожан, совершать богослужения и требы в различных местах, вовремя успевать в разного рода собрания. Значит, машина нужна быстрая и надежная, а что может быть лучше продукции немецкого автопрома?
Я не стала спорить – «бумер» как раз остановился перед нами. Окошко со стороны водителя поехало вниз, и знакомый приятный голос произнес:
– Здравствуйте, люди добрые! Прошу простить за опоздание – дела прихода…
Ирка еще раз оглядела машину и отбросила в сторону посох: поняла, что с габаритным дубьем в салон не поместится.
Я, не дожидаясь приглашения, потянула на себя переднюю дверцу и села рядом со святым отцом:
– Доброе утро, батюшка. А не расскажете ли нашу легенду в подробностях?
– В подробностях она не прорабатывалась. – Отец Александр дождался, пока Ирка устроится сзади, и мягко тронул «бумер» с места.
Хорошие машины он и в бытность Сашхеном любил. Помнится, в общаге всю стену над койкой оклеил фотками автомобилей из журнала «За рулем».
– Опять поленились сделать как следует домашнюю работу? – вспомнив о нашей студенческой юности, я не удержалась от шпильки.
Батюшка хмыкнул, стрельнул в меня неожиданно лукавым взглядом, но тут же посуровел, свел брови в линию:
– Нет, дочь моя, решил оставить вам пространство для маневра.
– Правильно, сочинять мы и сами умеем, – сговорчиво кивнула Ирка на заднем сиденье.
– Но хотя бы рамочно… – я очень хотела понять ситуацию.
На следующий день после того знаменательного разговора Лазарчук позвонил мне и коротко информировал, что настоятель договорился о нашем временном проживании в доме покойной бабки Колобовой. Сказал, что отец Александр велел нам приготовить вещички, дабы выглядеть скромными постоялицами – добрыми женщинами в трудной жизненной ситуации, и ждать его в урочный час в назначенном месте, а толком ничего не объяснил.
– Рамочно: наследница, дочь Зинаиды, пустит вас на постой, – объяснил батюшка. – Вы поживете там, осмотритесь на месте, приглядитесь к людям, послушаете, что они говорят.
– Про золото? – Ирка сунулась к нам и нависла над моей головой, заинтересованно сопя.
– Про золото вряд ли говорят, о нем, похоже, Зинаида не распространялась. – Батюшка ловко свернул в узкий проезд и сразу же остановился. – Приехали! Вы подождите у калитки, а я все решу.
Он первым вышел из машины, не утруждая себя тем, чтобы помочь выбраться добрым женщинам в трудной жизненной ситуации, без стука толкнул калитку и скрылся за ней во дворе.
– Галантность к достоинствам священнослужителей не относится, – проворчала я.
– Естественно, это же им ручки целуют, а не наоборот, – невозмутимо рассудила подруга.
Мы вышли из машины и встали под забором, дожидаясь развития ситуации – трудной жизненной, не иначе. Когда у нас другие были?
– А хорошо здесь! – Ирка потянулась и сделала глубокий вдох, а потом выдох. – Почти как в деревне.
Мимо с негромким урчанием прокатил лаково-черный «Гелендваген».
– Почти, – согласилась я и огляделась.
По другую сторону проезда, напротив забора участка бабки Колобовой, тянулась глухая бетонная стена. На глазок – примерно четырехметровая. Не исключено, что увитая поверху колючей проволокой. За стеной сплошным рядом торчали темные пики не то кипарисов, не то туй – я в ботанике не разбираюсь, – за этой зеленой изгородью едва просматривалась красная черепичная крыша большого дома. В дальнем углу обнесенного бетонной стеной двора виднелся портал, иначе не скажешь: вроде как въезд в гараж, но обрамленный белым мрамором. Сверху портик, по бокам колонны – красота!
– «Гелик» оттуда выехал? – спросила я Ирку.
– Оттуда, – подруга не глядя махнула рукой в глубь проезда и продолжила любоваться той частью пейзажа, которая выглядела пасторальной. – Взгляни, как красиво смотрятся старые ивы над рекой!
Старые ивы, растущие под дамбой, уже у самой воды, сверху были представлены преимущественно волнующимися на ветру зелеными макушками.
– А камыши какие – загляденье просто! – поддакнула я подруге, чтобы не портить ей удовольствие.
– Какие камыши, ты что? Это тростник обыкновенный!
Вот Ирка в растительности прекрасно разбирается, она основатель и совладелица торговой компании, снабжающей всем необходимым, включая посевной материал, огородников и садоводов.
– Как можно перепутать? – подруга моментально оседлала своего любимого конька. – Камыш относится к ботаническому семейству осоковых, а тростник – к злаковым! У камыша характерное соцветие, очень узнаваемое…
– Похоже на длинный микрофон или мороженое эскимо, – вставила я, желая показать, что и я не вовсе темная. Но добилась обратного результата:
– Ты что?! Эскимо – у рогоза, а это вообще другой вид!
– Понятно, перед нами тростник. – Я попыталась свернуть тему, но снова не преуспела.
Ирка уже завелась:
– Тростник обыкновенный или южный – водное растение до пяти метров высотой. Корневище очень ветвистое. Поскольку это злак, вся его соломина до самой метелки на вершине покрыта плоскими листьями. Соцветие – крупная метелка, колоски темно-фиолетовые…
– Он желтый! – возмутилась я, потому как в ботанике не спец, но цвета и их оттенки вполне различаю.
– Так на дворе весна! А тростник цветет в июле-августе, плодоносит в августе-сентябре, причем не ежегодно!
– Ну и ладно! Как хочет, так пусть и цветет! – Я тоже рассердилась.
– Как хочет – это непорядок, сухой тростник легко вспыхивает, а тут он выполз по откосу к самой дороге! – Ирка оглянулась, как будто надеясь быстро найти ответственного за это пожароопасное безобразие.
– Зато красиво, – примирительно сказала я. – Желтая полоса тростника, зеленая – ивовых листьев, серебристая – воды, голубая – неба…
– Похоже на слоеное желе. – Подруга сглотнула. – Слушай, я ведь сегодня толком не позавтракала, так спешила… Хоть бы чаю выпить… Мы долго будем тут стоять, томясь жаждой, как…
– Как сухой тростник, – ехидно подсказала я.
Ирка открыла рот, чтобы как-то отреагировать на эту реплику – надеюсь, похвалить мое остроумие, – но тут за забором послышались приближающиеся голоса. Мы немного отодвинулись от калитки, и из нее вышел отец Александр. Я успела увидеть, что он сунул в карман черной, в тон рясе, куртки бумажник, взамен выудив оттуда ключи от машины.
– Все решено, Татьяна примет вас, а мне, уж простите, пора в храм. – Батюшка обошел машину, сел за руль, прощально бибикнул и укатил.
– Я раньше думала, священники неторопливы и основательны, – задумчиво сказала Ирка, провожая взглядом выворачивающий из проулка «бумер». – А этот наш какой-то неправильный, да? Прости господи, что сказала…
Я не успела ничего ответить.
– Мне долго ждать? – раздраженно поинтересовался женский голос.
Я оглянулась. За забором, придерживая оставшуюся открытой калитку, стояла рослая пышная деваха лет тридцати, может, чуть старше. Физиономия у нее была румяная, щекастая и угрюмая.