Леди в черном

– А как тогда?

Мы сцепились взглядами, и в этот момент раздался громкий бульк – похоже, в воду что-то плюхнулось, и камышовое волнение прекратилось.

– «Десять негритят пошли купаться в море, десять негритят резвились на просторе», – озадаченно пробормотала Ирка, детской считалкой продолжая спонтанно возникшую тему «Африка в песнях народов мира».

Я повернулась к реке, просканировала взглядом ее гладкую серебристую поверхность и закончила куплет:

– «Один из них утоп, ему купили гроб, и вот результат – девять негритят!»

– Двое, – машинально поправила подруга, явно имея в виду нас.

– Трое! – возразила я, поскольку камыши над нами опять затряслись.

Через несколько мгновений из зарослей на песчаный берег вперевалку, как утка, выскочила особа в ситцевом платье-халате – синем, в белых с желтыми серединками ромашках.

Яркая расцветка наряда бросилась мне в глаза, а облаченную в него гражданку я рассмотреть не успела, но это точно была не африканская, а наша, русская. Она моментально ушуршала обратно, успев только взвизгнуть: «Батюшки, черти!».

– Это кто черти? Это мы черти? – по кильватерному следу в камышах отследив ретираду впечатлительной незнакомки, вслух удивилась Ирка.

Кажется, она слегка нахмурилась, а впрочем, в этом я не уверена. Толстый слой антрацитово-черной тамбуканской грязи маскирует мимику получше карнавальной маски.

– Какие же мы черти? У нас рогов нет! – подруга продолжала запоздало оппонировать беглянке.

– У тебя есть, – возразила я. – Уголки мусорного пакета очень похоже оттопырились.

– Затопырь их обратно. – Ирка наклонила голову, чтобы я поправила ее грязевальную шапочку, но вовремя спохватилась: – Хотя, нет, не трогай, испачкаешь… Как думаешь, пятнадцать минут прошли уже?

– Все двадцать прошли.

– Тогда давай заканчивать процедуру. – Подруга осторожно, чтобы не наколоть босые ноги, пошла к реке. – Что-то у меня настроение пропало. Обескуражила меня эта бабка своим «Черти, черти!».

– Это была бабка? – Я тоже зашла по колено в реку и стала смывать с себя целебную грязь. – Ой, вода холодная-а-а!

– Сейчас у костра согреемся… Да, это была бабка, толстая и седая. Как бы ее кондратий не хватил, а? – Ирка забеспокоилась и ускорилась с помывкой.

Мы быстренько ополоснулись в реке, вылили друг на друга теплую воду из баклажек, насухо вытерлись полотенцами и оделись.

– Ну вот! Выглядим как белые люди. – Подруга частями осмотрела себя в маленьком зеркальце, стерла черное пятно за ухом и с треском, похожим на пистолетный выстрел, захлопнула пудреницу. – Теперь собираем манатки, садимся в машину и…

– И? – меня насторожила образовавшаяся пауза.

Ирка вздохнула.

– И можно, конечно, сразу ехать домой, но я бы все-таки сначала посмотрела в камышах. Вдруг бабка там лежит в глубоком обмороке?

– Я бы не удивилась, – призналась я, сноровисто собирая вещи. – Сама бы хлопнулась без чувств, столкнувшись в кубанских плавнях с такой демонической черной парочкой! Да у костра, в дыму!

– И не забудь про запах серы! – Ирка не удержалась и хихикнула. – Тамбуканская грязь – она же просто чертовски ароматная.

В камышах никого не было. Ни удава, ни бессознательной бабки. На дороге, отделяющей высокий берег от первой линии частных домов, тоже не наблюдалось никаких тел. Во всяком случае, неподвижных: котики в лопухах шныряли во множестве. Частный сектор у реки – раздолье для усатых-полосатых.

– Кажется, бабушка справилась с потрясением, – обнадежилась Ирка, но тут позади нас с намеком завыла сирена, и подружка опасно притиснула свою машину к обрыву, пропуская спешащую «Скорую».

Я проводила карету с красным крестом хмурым взглядом и покосилась на подругу, выразительно подняв бровь. Ирка тихо выругалась, вырулила на дорогу и поехала вслед за «Скорой».

Еще лет двадцать назад вдоль реки, которая служит границей города и края с соседней Адыгеей, стояли только убогие старые хаты, но не зря наше правительство утверждает, что благосостояние российских граждан постоянно растет. Таких вот, с резко выросшим благосостоянием, откуда-то взялось на удивление много, и хижины стали вытесняться дворцами.

В результате уже сейчас застройка утратила стилистическое единообразие в духе «бедненько, но чистенько».

Особенно эклектично выглядит первая линия. Тут тебе и трехэтажный фахверковый дом а-ля жилище баварского бюргера, и псевдоготический замок с башенками, и хатка-мазанка под потрескавшимся шифером, и типичный приют викинга с островерхой крышей, и белокаменный дворец-палаццо с арочными окнами – все в один пестрый ряд.

«Скорая» свернула с тянущейся по высокому берегу улицы Приречной в уходящий в глубь частного квартала проезд и сразу остановилась.

Ирка тоже запарковалась, мы вышли из машины и заглянули в проулок, куда выходила калитка небогатого дома – сейчас она была распахнута настежь и подперта половинкой почерневшего кирпича. В проеме можно было видеть гравийную дорожку, обитый угол старого кирпичного дома и буйную зелень необлагороженной растительности.

– А по фасаду никакого тебе забора, – проворчала моя хозяйственная подруга.

– Он явно был там, но его разобрали, остались только столбы. Похоже, доски менять будут, – я проявила дедукцию. – Хотя я бы обошлась без забора, только кусты подстригла, чтобы вид на реку открыть.

– Без забора, здесь? – Ирка фыркнула. – Под обрывом песчаный берег, где вечно кто-то гуляет, а кто-то бомжует, в полукилометре слева – пригородный вокзал, справа – ресторан с недоброй славой, натуральная воровская малина. Смекаешь, какая тут криминогенная обстановка? Без забора нельзя.

За разговором мы подошли поближе к обсуждаемому объекту и заглянули во двор. Ирка первой сунулась в открытый проем калитки, тут же отшатнулась и схватилась за сердце:

– Боже мой!

У меня тоже екнуло в груди.

Во дворе у самого порога дома лежало тучное тело, частично накрытое белым с розовыми полосками льняным полотенцем. Из-под него виднелись отекшие ноги в тапках-ботах из овчины и подол ситцевого халата – синего, в белых с желтыми серединками ромашках. Белый меховой верх обуви был усеян сухими репьями и растительным мусором. Такая домашняя обувь не приспособлена для пробежек в зарослях сухостоя.

– Это она, – шепнула мне на ухо Ирка. Она максимально приглушила голос, но не смогла скрыть в нем ужас. – Та самая бабка!

– Вижу, – тихо ответила я, холодея.

Какой кошмар, мы довели до смерти впечатлительную старушку!

Или не мы?

Я прислушалась к словам людей, кучкующихся в некотором отдалении от тела.

– … сердце, – сказал мужчина в красно-синей форме «Скорой» – врач или фельдшер. Он разговаривал с полной женщиной в кухонном фартуке поверх розового спортивного костюма, похожего на флисовую пижаму. – Она болела?

– Ходила в поликлинику, – уклончиво ответила женщина и повернула голову, посмотрев на тело. – Кто в этом возрасте здоров? Ох, Зина, Зина…

– Ну даже если она стояла на учете и имела подтвержденный диагноз, при такой внезапной смерти необходимо вызвать сотрудника полиции для оформления протокола осмотра тела, – сказал медик.

– Я позвоню, Людмила, – мягко, но решительно произнес третий человек – мужчина, которого я не видела, потому что женщина и медик его загораживали. – Вы пока с Анатолием Ефимовичем посидите, может, водички ему…

– Ох, и правда… – женщина послушно отошла в сторону.

Я вытянула шею, но упомянутого Анатолия Ефимовича не разглядела, его закрывал жасминовый куст. Зато теперь увидела того, кто проявил о нем заботу, и это оказался хорошо знакомый мне человек!

– А это не отец ли Александр? – Ирка тоже его узнала.

– Он самый.

Я встретилась взглядом с батюшкой, он мне кивнул, но ничего не сказал – очевидно, у него в телефоне, приложенном к уху, как раз возник собеседник.

– Кто же она такая, эта бабка, если к ней сам настоятель примчался? – Ирка озвучила вопрос, который возник и у меня.