Страница 33 из 92
Внезапная смерть отца (поговаривали об убийстве или самоубийстве, склоняясь ко второму, ибо Николай Афанасьевич был временами не в себе) расстроила Наталью, но не сильно. Проплакав положенные три дня, она засобиралась на Полотняный завод. Там уже находились мать и сёстры. Оставив детей на мужа (то есть нянек), она выехала вместе с братом и спустя несколько дней воссоединилась с родными.
Отдав покойному последние почести, отстояв десяток церковных служб, женская часть семьи вплотную занялась обсуждением вопроса о будущем.
Какое оно могло быть у сестёр Гончаровых? Наталия Ивановна отказывалась допустить что-то отличное от положения фрейлин. Шифр императрицы — самое малое чего были достойны её дочери. Ладно, можно и будущей императрицы, но наследник ещё не женат! Значит — шифр императрицы действующей. Мать волновалась и требовала гарантий.
— Сейчас, когда Господь благословил тебя, дочь моя, когда ты вознеслась столь высоко, ты должна, обязана приложить все усилия. Государыня не сможет отказать тебе после всего что ты сделала!
— Но, маменька, Александр…
— Ах, ну при чем здесь он? Разве муж и жена не единое целое? И потому ты заслуживаешь не меньшего. Разве он знает, что нужно Азе и Кэти? Нет, дорогая, есть вещи в которых мужчины не разбираются. Они воображают будто мы только и думаем о том как выйти замуж самим или выдать кого-нибудь замуж!
После сих слов, Наталия Ивановна выдала пространную речь о помельчавшем поколении мужчин даже в гвардии, не то что в её время, попутно перечислив пару десятков более-менее достойных женихов на которых дочерям стоит обратить внимание. Странного в её осведомленности положения дел в столице не было. Пусть она и жила «в деревне», но, как и всякая мать имеющая дочерей на выданнье, пристально следила за происходящим в свете, по крупицам складывая точную картину.
— Шифр, только шифр, — вернулась к главной теме Наталия Ивановна, — меньшее и требовать смешно.
Дочери прятали улыбки, глядя на разошедшуюся мать. Сама бывшая фрейлина, она всем сердцем стремилась добиться того же для них. В её понимании, и нельзя сказать, что она слишком заблуждалась, то был выигрышный билет для женщины.
Покойный муж не волновал её абсолютно, любовь, если и была, давно прошла, а годы борьбы за крохи ожесточили душу. Сейчас же, чувствуя настоящий шанс разом отыграть все позиции, Наталия Ивановна разволновалась до трясущихся рук. В Пушкина она не верила, слишком часто и больно огорчал её зять, и потому не верила в способность его достойно справиться с доставшимся счастьем. Что ему стоило проворонить улыбку фортуны? Оттого наседала на младшую дочь, стараясь обрести уверенность через неё. Наталье пришлось держать настоящий экзамен перед матерью, засыпающей вопросами о деталях последних выходов в свет. В представлении бывшей фрейлины её дочь должна была занимать центральное положение главной звезды любого бала, как жена спасителя государя. Ей должны поклоняться, благодарить, выражать бесконечное восхищение и всячески подчёркивать почтение. Так оно, в общем, и было, но Таша не заметила особенных перемен по двум причинам: во-первых, она и ранее не была лишена внимания по праву личной красоты, во-вторых, больших официальных балов попросту не было из-за мешавших событий. Да, ряд сановников продолжал устраивать у себя тематические балы и маскарады, но их было не так много, и Александр был занят, а посещать их без мужа не считалось возможным.
— Ах, боже мой! Я так и знала! — вскричала Наталия Ивановна на объяснения дочери. — Могло ли быть иначе⁈ Важные дела! Да знаешь ли ты какие его важные дела⁈ Он просто куролесит как мальчишка со своим другом Нащокиным. Мне это ведомо за шестьсот вёрст! О, горе мне! Ему ведь ничего не стоит натворить такое, что все испортит и вместо должного положения, Таша, как бы не пришлось тебе провожать мужа в Сибирь!
С трудом удалось её успокоить хлопочущим вокруг маменьки дочерям. Наталия Ивановна признала, что немного погорячилась, как и то, что Александр не совсем уж пропащий тип. Решено было отправиться в столицу всем троим дочерям разом. Пушкин обещал (здесь тёща едва не застонала) подобрать достойный дом, где хватило бы места для большой семьи. Наталья решилась написать ему, что в понятие «большая семья» временно включаются её родные сестры, тяжело переживающие преждевременную смерть родителя, отчего их предстоит утешать и устраивать при дворе.
Оставалось немногое, в первую очередь вопрос завещания, но это поначалу беспокоило почти одного только Дмитрия. Майоратный наследник желал наконец узнать действительное положение дел. Узнав, он напился, сильно напугав мать, увидевшую в том дурную наследственность. Дела оказались столь запутанны, что сперва никто ничего и не понял, пока поверенные не упростили информацию до предела, то есть до дохода в сто пятьдесят тысяч годовых и долгов на почти два миллиона. Почти треть их была взята под грабительские проценты и требовалось свыше двухсот тысяч в год на одно лишь покрытие.
Что делать в подобной ситуации никто не представлял. Дмитрий, стыдясь своей проявленной слабости, закрылся холодностью и безукоризненной вежливостью. Старшие сёстры поняли, что поддержки не будет, и единственное на что им можно уповать — на успех при дворе, возможный, в свою очередь, только на положении родственниц Александра и Натальи Пушкиных. Даже мать прикусила язык, ужаснувшись глубине разверзающейся пропасти. С какой-то смесью робости и нежности она утешала Дмитрия, говоря, что тот справится и поправит дела. Сын скупо цедил слова, уверяя, что так и будет, стоит лишь найти приличного управляющего. Услышав это, младшая дочь задумалась.
Расставались они с ненаигранной грустью, так что любой сторонний и циничный наблюдатель не мог бы упрекнуть никого из них в затаеной радости от смерти богача отца.
Глядя вслед экипажам увозящим девиц (и три десятка душ из дворовых) на покорение Санкт-Петербурга, Дмитрий думал, что есть определённая ирония в том, что всем им сперва приходится изображать то, чего нет, а потом бояться это потерять. Оставшись один, он потребовал у лакея водки.