Большие дела

Она мотает головой и, расплакавшись прижимается ко мне и кладёт голову на грудь. Я обнимаю её и глажу по спине.

— Удлер Моисей! — громко объявляет медсестра.

— Лида, нас, пошли, — похлопываю я её.

Мы подходим к сестричке. Она с подозрением осматривает нас и спрашивает:

— Вы кем приходитесь пациенту?

— Я? — теряется Лида. — Я?

— Невеста, — твёрдо говорю я. — Можете нам что-нибудь сообщить?

— А вы кто? Информация предоставляется только родственникам.

— Брат, — отвечаю я. — Двоюродный.

— А прямых родственников нет?

— Невеста, куда ещё прямее? — качаю я головой.

— Ладно, пройдите. Сейчас выйдет врач и сообщит, какое состояние пациента.

Медсестра провожает нас к ординаторской и убегает, а мы остаёмся стоять в коридоре. Время идёт, а к нам никто не выходит. Минут через пятнадцать я тихонько стучу и заглядываю внутрь.

— Простите, пожалуйста, по Удлеру может кто-то прояснить ситуацию?

— Да, — встаёт из-за стола строгая белокурая докторица. — Где вы ходите? Полчаса вас жду.

Она выходит в коридор.

— Вы кто?

— Вот, это невеста, а я брат.

— Хорошо. Значит так. Сотрясение головного мозга, перелом двух рёбер, ушибы внутренних органов. Состояние средней тяжести, угрозы для жизни нет. Через месяц-полтора будет здоров. Когда свадьба у вас?

— Через три недели, — быстро отвечаю я, пока Лида пытается сообразить, что к чему. — А нам можно к нему?

Врачиха снова строго нас осматривает и соглашается пустить Лиду:

— Только невесту, вы, брат, в коридоре подождёте.

Она провожает нас к палате и разрешает Лиде войти. Когда врачиха уходит, я тоже захожу. Блин, морда синяя, губы запёкшиеся, в глазах вся скорбь древнего народа.

— Мишка, ну ты как, живой?

Я осматриваюсь. В палате ещё пять человек. Кто спит, кто бредит, кто медитирует.

— Есть маленько, — улыбается он. — Голова только кружится и тошнит.

— Миш, терпи, дорогой. Здесь самая лучшая медицинская помощь, ты под присмотром, докторица сказала, что всё хорошо будет, подождать только надо. Слушай, меня сейчас выпрут, когда узнают, что я не твой брат. Давай, рассказывай. Тихонько только, чтобы соседей не беспокоить.

Мы с Лидой склоняемся над ним, чтобы нас никто не услышал.

— Да особо и рассказывать нечего, — говорит он. — Ждали меня у подъезда. Хорошо ещё, я один вышел, без Лидки. Представь, что бы было. Я вышел и пошёл через двор. Они подскочили и без разговоров начали метелить. Матерились, как сапожники. Кранты, говорят, тебе Бакс. То есть, понимаешь, да? Ждали конкретно меня. Ты, говорят, больше катать не сможешь, катала. Ну и всё такое. Инвалидом, говорят, сделаем. Если в казино своё ещё раз зайдёшь, ты покойник, а бабу… ну и всякие гадости.

Он переводит взгляд на Лиду и прикусывает язык.

— А менты приходили уже? — спрашиваю я.

— Нет ещё, — становится он тревожным. — Что им говорить, кстати?

— Скажи, деньги хотели отобрать. У тебя пять рублей было и шёл ты в магаз. Ты не хотел отдавать, а они были с похмелья, вот и разозлились. Наверное.

— Так у меня и была пятёрка на кармане.

— Тем более, не соврёшь значит. Ты в институт поступил, кстати? Прописку в общаге сделал?

— Да, давно уже.

— Ну и всё. Не волнуйся, лечись спокойно, за Лиду не бойся. Мы её побережём. Всё хорошо будет.

Заходит медсестра.

— Так, молодые люди, на выход. Всё. Мне надо больному капельницу делать и уколы. Врач сказала что можно приносить?

Лида кивает.

— Ну и всё. Давайте-давайте. Прощаемся и выходим.

Мы выходим в коридор, а она начинает раскладывать ампулы, бутыльки и трубки для капельницы. Я беру Лиду под руку и веду по коридору. В одной из палат дверь оказывается открытой, я машинально бросаю взгляд и останавливаюсь, как вкопанный. Там лежит очень знакомый мне человек отделанный похлеще, чем Миша Бакс.

Это Арсений. Он лежит на койке прямо напротив двери. Рядом с ним сидит лейтенант милиции.

— Так, товарищ Голубов, — говорит лейтёха. — У вас есть предположения, кто мог на вас напасть? Может быть, вы знаете нападавших?

Арсен чуть поворачивает голову и вздрагивает. Наши взгляды встречаются и повисает тишина.

— Вы поняли вопрос? — уточняет лейтенант.

— Да, понял, — хрипло отвечает майор и снова замолкает…

5. Паук, плетущий сети

Арсений облизывает пересохшие губы и несколько раз «стреляет» глазами, переводя их с меня на следака. Момент не самый приятный, тем более что моё дорогостоящее алиби может рассыпаться, как карточный домик.

Достаточно появиться реальному свидетелю, а то и парочке. Вроде в сквере никого не было, да и заросли там довольно густые, но свидетели — это такое дело, что вроде их нет, а потом раз и появляются, когда их не ждёшь. Я-то знаю. Да и у Новицкой его могли заметить, он как знал, постарался там шуму наделать.

Вообще, конечно, нельзя так поступать, необдуманно, импульсивно, по-мальчишески. Нельзя давать гневу овладевать собой, нельзя чуть что сразу лететь в бой на защиту обиженных и угнетённых с шашкой наголо. Понимаю. Да вот только, если бы я всегда делал, то что правильно, то уже давно стал бы начальником областного УВД. Минимум. Ну, в смысле там, у себя. И под маршрутку бы не залетел…

Арсений делает страдальческое лицо. Артист. Правда сейчас, я испытываю к нему некоторое сострадание и даже начинаю жалеть, что так его отделал. Не из-за возможных проблем, связанных с этим, а чисто по-человечески, так сказать.

— Товарищ, Голубов, так что? — торопит его мент. — Можете что-то прояснить?

Майор едва заметно качает головой.

— Я не помню, — хрипит он, и мне кажется, губы его трогает усмешка. — Провал в памяти. Избили сильно, всё как в тумане. Тут не только тело, вся жизнь переломана. Даже не знаю, смогу ли вернуться к прошлому… Но, если вспомню, кто это был, обязательно скажу.

Хорёк. Решил, значит, подвесить вопрос, за горло меня взять? Зачем, чего он хочет, интересно?

— Может быть, у вас какие-то конфликты были в последнее время?

— Нет, что вы, я человек тихий и неконфликтный. Алкаши, наверное. Пятьдесят рублей из кошелька забрали.

— Про деньги помните, значит?

— Помню, — соглашается Арсений и снова бросает взгляд на меня. — Выборочная потеря памяти, наверное. Такое бывает.

Милиционер оборачивается и вопросительно смотрит.

— Вам кого? — уточняет он.

— Товарища ищу, — улыбаюсь я. — Но он в другой палате, наверное.

Мы спускаемся в вестибюль. Лида не хочет уезжать, поэтому её приходится уговаривать. Куда вот только её деть? Сама она тоже оказывается под ударом. Что у этого Ашотика в голове, кто его знает…

Мы привозим её в гостиницу.

— Вы здесь проживаете, девушка? — интересуется дежурная на этаже.

Сейчас это уже не Лена Петрук. Ей на смену вышла грозная, масштабная во всех отношениях и неприступная дама.

— Не беспокойтесь, — улыбаюсь я. — Девушка уйдёт до двадцати трёх часов. Нам нужно рабочие вопросы обсудить.

— Паспорт, — не реагируя на мою улыбку, требует она.

Я беру у Лиды паспорт и, вложив пятёрочку, передаю его хранительнице этажа. Изучив содержимое документа, она, ни слова не говоря, возвращает бордовую книжицу и полностью теряет к нам интерес.

Устроив Лиду в своём номере, я поднимаюсь наверх. Вероятно, придётся снять ей номер на какое-то время. Она правда, скорее всего, в общаге прописана. Могут быть проблемы с гостиницей. Услуги предоставляются только иногородним…

Ладно, подумаем. Я захожу в казино. На самом видном месте сидит Абрам в окружении нахохлившихся соратников. Они сдвинули два столика и теперь, по всей видимости, обсуждают ситуацию. Со стороны картина выглядит не очень. Рожи у соратников те ещё, так что это собрание напоминает бандитскую сходку.

Я подсаживаюсь к ним:

— Утро в хату.

Все молча поворачиваются ко мне. Я замечаю за столом и Амира из Гагры. Киваю ему, он отвечает.