Тема с вариациями

С о к р а т. Тут работы…

М и р е н а. Мирена, дочь Салюстия, приветствует тебя!

С о к р а т. И жена Кефала, забыла ты добавить.

М и р е н а. Не с Сократом ли, мудрейшим из мудрых, я разговариваю?

С о к р а т. С ним, с ним.

М и р е н а. А ты согласен с тем, как тебя назвала пифия?

С о к р а т. Сначала протестовал. Затем стал сомневаться. А потом пришлось согласиться.

М и р е н а. Что же заставило тебя изменить мнение?

С о к р а т. А что заставляет всех, нас что-то делать? Жизнь.

М и р е н а. Будь любезен, поясни.

С о к р а т. Сперва, услышав слова пифии, я бросился к философам, чтобы убедиться, что недостоин такой оценки. И что же? Оказалось, они не знают того же, чего не знаю и я. Но мне известно это, а потому я ищу истину. А они считают, что все знают, довольны этим и ничего не ищут. Вот и получается, что я знаю кое-что сверх того, что известно им. И это кое-что — главное. Но ты пришла ко мне, Мирена, не затем, чтобы говорить обо мне. Так приступим к делу. Ибо твое время дорого — оно принадлежит Кефалу.

М и р е н а. Ты прав, я пришла по другой причине. Ты прав и в том, что время мое, да и вся я принадлежу Кефалу. Ты прав во всем, и в том, что думаешь обо мне дурно, о Сократ, учитель Федона.

С о к р а т. Я не сказал тебе ничего, ни хорошего, ни дурного. И я не являюсь чьим-либо учителем и никогда не называю себя так.

М и р е н а. Зато я назвала имя Федона. Мы поговорим и о деле, Сократ. Но если ты позволишь, то поговорим сначала обо мне.

С о к р а т. Мое время принадлежит всем, следовательно, и тебе.

М и р е н а (кивает на сандалии). Жаль, что тебе приходится заниматься сапожным ремеслом.

С о к р а т. Я рад им заниматься. Это обувь моих детей. Кто же лучше и терпеливей меня починит их сандалии? Да и вообще сапожное дело — настоящее дело.

М и р е н а. Я просто пожалела твое время.

С о к р а т. Время, которое мы тратим на детей, — найденное время. Слушаю тебя, Мирена.

М и р е н а. Конечно, Федон говорил тебе про меня. И только плохое, не так ли?

С о к р а т. Федон не просил меня сообщать никому, о чем он со мной говорил. Но если ты пришла задавать вопросы Сократу, то потратишь время зря. Я умею только спрашивать. Умеют отвечать все прочие.

М и р е н а. Пусть так. Я все равно знаю, ч т о  он говорил обо мне. Что я продажная. Что предала его любовь. Что польстилась на положение жены Кефала. Что я распутная. А вот ты, Сократ, понимаешь, зачем я так поступила?

С о к р а т. Мне не приходилось думать о тебе, Мирена. Почему же я должен считать, что у тебя есть какие-то иные желания, чем у прочих?.. (Замялся.)

М и р е н а. Договаривай. Чем у прочих продажных женщин, да? И, однако, я не такая, как они. Уж одно то, что я говорю с тобой об этом, означает, что не такая. Даже Федон, даже он, приходя ко мне, не потрудился понять, чего я хочу. Что же говорить о прочих?

С о к р а т. Чего же ты хочешь?

М и р е н а. Права быть собою, а не только чьей-то. Чтобы меня спрашивали — что я хочу. А если не так — я выбираю, другой путь. Уж лучше быть тогда продажной. Ибо тогда я не принадлежу никому. Тогда я владею тем, кто меня покупает. И чем больше на меня тратят, тем больше ценят. Это в природе мужчин. И теперь деньги Кефала — мои деньги. Его власть — моя власть. А его любовь, в которой я никогда не буду сомневаться, так как не полюблю его, — моя сила. Достаточная, чтобы даже стать его женой. Пойми меня, Сократ, и не осуди.

С о к р а т. Кто я такой, чтобы судить тебя? Но скажи, Мирена, вот ты получила и права, и власть, и деньги. Что же ты собираешься с этим делать? Ведь мало иметь, надо употребить.

М и р е н а. Я хотела бы рассказать тебе, почему Кефал готовит войну со Спартой.

С о к р а т. Не надо. Я догадываюсь.

М и р е н а. Может, я плохая женщина, но хочу быть хорошей афинянкой. Как мне помешать Кефалу? Какие слова сказать ему, чтобы он понял…

С о к р а т. А ты думаешь, есть такие для него слова?

М и р е н а. Он любит меня. Очень. И ради меня…

С о к р а т. А разве у тебя нет соперницы? Это — власть. И ты надеешься с нею совладать?

М и р е н а. Но если я напрасно… Тогда что же мне делать?

С о к р а т. А может, стоит поискать слова не для Кефала, а для тех, кому придется сражаться и умирать?

М и р е н а. Кто меня послушает? Даже Федон не хочет меня знать. Вот если бы ты замолвил за меня перед ним словечко.

С о к р а т. Скажи, ты умеешь чинить сандалии?

М и р е н а. Нет.

С о к р а т. Вот так и я не умею развязывать узлы, которые завязали другие. (Зовет.) Ксантиппа! Куда же ты пропала? Угости чем-нибудь нашу гостью.

Появляется  К с а н т и п п а  с гитрией и киликой.

К с а н т и п п а. Вода. Это все, что у нас есть.

М и р е н а (приняв килику, пьет). Спасибо за все. (Поклонившись, уходит.)

С о к р а т. Ну, а что ей на самом деле было нужно?

К с а н т и п п а (после паузы). Я скажу. Но сначала объясни мне, почему ты не можешь быть, как все?

С о к р а т. Это она спросила? Или Кефал?

К с а н т и п п а. Я спрашиваю. Это плохо кончится.

С о к р а т. Что именно?

К с а н т и п п а. Твои беседы. Зачем ты раздражаешь людей? Нет, не только философов, но и вообще всех окружающих. Даже своих учеников.

С о к р а т. Я только ищу вместе с ними истину.

К с а н т и п п а. А с чего ты взял, что они хотят ее найти?

С о к р а т. Они так говорят.

К с а н т и п п а. А ты, мудрец, веришь? Неужели ты не знаешь, что люди ленивы? А чтобы искать истину, надо шевелить мозгами. Это работа. Мучительная.

С о к р а т. Тем не менее они идут ко мне. По доброй воле.

К с а н т и п п а. Из жадности. А вдруг ты пошевелишь мозгами за них. И они получат результат даром.

С о к р а т. Повторяю, мы вместе делаем эту работу.

К с а н т и п п а. Не обманывай себя. Их тебе легко обмануть. Они хотят обмануться. Им лестно думать, что они пришли к истине сами, а не ты привел их к ней за ручку.

С о к р а т. Пусть так. Важно, что  п р и ш л и. Тем больше они станут ценить то, что сочтут результатом своих усилий.

К с а н т и п п а. Но в глубине-то души они знают, что всем обязаны тебе. Им это неприятно. Так бери хоть за свои труды деньги.

С о к р а т. Тебе не хватает?

К с а н т и п п а. Если бы ты брал плату — люди считали, что сквитались с тобой. Пойми, чувство долга невыносимо.

С о к р а т. Есть же, однако, еще и чувство благодарности.

К с а н т и п п а. А оно для некоторых еще невыносимей. Тебе семьдесят, а мне под пятьдесят, и я знаю это, а ты, мудрец, нет?

С о к р а т. Я не хочу этого знать.

К с а н т и п п а. Этим ты ничего не изменишь. Чем больше ты будешь с людей брать, тем больше они станут тебя ценить.

С о к р а т. И тем больше я буду себя презирать.

К с а н т и п п а. Знаешь, Сократ, я тебе удивляюсь. Ты как ребенок.

С о к р а т. Лысый ребенок. Даже, наверное, еще более лысый, чем при рождении. А чем, кстати, плохо сохранить чистый, детский, незамутненный взгляд на жизнь?

К с а н т и п п а. Очень плохо. Вот, к примеру, Кефал хочет, чтобы ты сейчас выступил перед народом. Как ты думаешь, чего он ждет от тебя?

С о к р а т. Чтобы я сказал свое мнение.

К с а н т и п п а. Ты плохо шутишь, Сократ. Ты прекрасно понимаешь — он хочет, чтобы ты угадал  е г о  мнение. И повторил как свое.

С о к р а т. Да. Но я не хочу с этим считаться. Я свободный человек. И если Кефал не прав…

К с а н т и п п а. То он тем не менее Кефал. Нельзя жить среди людей и быть свободным от людей.

Х о р. Как говорится, свободен только мертвый.

С о к р а т. Выходит, свободен только мертвый? Что же, пусть так.

К с а н т и п п а. Надеюсь, ты не хочешь оставить меня вдовой?

С о к р а т. Не хочу. Хотя, рано или поздно, придется. Я намного старше тебя. И вообще брось эту женскую манеру переделывать мужа. Переделают, а потом выбрасывают за ненадобностью.