Страница 38 из 43
Не находя больше слов, он кидается на нее, но между ними встает лев. Тогда Олу кричит, чтобы она убиралась.
На исходе третьей четверти луны принцесса Эмини собирает двор для выслушивания всех просьб и прошений к монаршей особе. Соголон не уверена, ждут ли там и ее, пока сильный стук в дверь не говорит со всей очевидностью: идти надо. И вот она в тронном зале, среди сдержанного рокота того же собрания, разглядывает людей, которые просят об одном и том же. У принцессы вид все такой же надменно-скучающий, а Аеси со входом Соголон сразу же чутко оборачивается. Даже затерявшись в толпе, она смотрит ему в спину. «Обернись», – мысленно призывает она и вздрагивает, удивляясь, как во всем этом многолюдстве он раз за разом реагирует даже на мысленное упоминание своего имени. Аеси снова оборачивается, и Соголон приглушает свой лучик внимания. При взгляде вокруг ее охватывает чувство, что она здесь единственная в той ясности, которая приходит лишь ночью, когда кожа и небо, личность и дух сливаются в один цвет, в то время как остальные пребывают в слепоте полудня, где дневной свет гасит и смывает вокруг всё, кроме белого. На этот раз Аеси действительно оборачивается, отыскивая ее взглядом, от которого Соголон прячется за какой-то дамой с большой игией.
– Он сегодня приведет их? – слышен чей-то тревожный шепот. Две женщины перешептываются у окна. Соголон любопытно взглянуть, куда направлены их взгляды, но тут дверь распахивается, и внутрь врывается наружный свет. К Аеси примыкают трое из них. Один, черный, как из той ночи, – не он ли ползал тогда по потолку – останавливается и высовывает голову; стоящие рядом женщины пугливо отшатываются. Рядом кривляется еще один, точнее «одна», гибкая, как ящерица, – с головы до шеи красная, как закат, а от груди до ног синяя, как море; во рту мечется желтоватый раздвоенный язык. Кто-то шепчет, что сейчас будет еще и тот, который старший, и в зале действительно появляется некто – на вид не более чем мальчуган, хотя заметно старше остальных. Худой и долговязый, с волосяной порослью на лице, но всё равно мальчик, при виде которого некоторые, однако, не могут скрыть дрожи. Он хозяйски усаживается у подножия тронных ступеней, отчего принцесса гневно взирает на Аеси.
– Ну-ка подвинься, – велит канцлер мальчику.
– Это что еще за вольности? Наследный принц здесь я! – раздается упругий голос, и в зале появляется принц Ликуд.
Соголон видит его впервые. Придворные припадают на одно колено так быстро, что стоять остается только она одна; от резкого нырка она едва не теряет равновесие. Принц Ликуд взбегает по ступенькам к трону и останавливается, взирая сверху на принцессу, которая сидит безмолвно, как статуя. Принц шлет толпе улыбку – момент, когда становятся видны его густые брови над щелками сощуренных глаз, а также борода и лохмы бакенбардов над тонкими безусыми губами. Крепкая шея и покатые плечи скорее плугаря, чем царедворца, черная с золотом шапочка и накидка с напуском на правое плечо; левое обнажено. Даже не очень знакомая с дворцовыми обычаями Соголон знает, что только монаршие особы могут расхаживать с правым плечом, укрытым мантией, а левое оголять. Принцесса смотрит нахмуренно, кому, как не ей, знать дворцовый этикет и связанные с ним намеки на верховенство. Между тем Соголон наблюдает за уродцами-детишками; как те гарцуют, скачут и явно упиваются тем, что люди пугливо от них теснятся. Девочка из глухого селения знает, что это такое – выпас бодливых коз. Не вполне понятно, сангомины это или нет, но ясно, что все они плоды одного древа.
Ручные питомцы.
Даже тот, что старше, из белой глины, смотрит так, словно ждет от принца порции объедков. Красно-синяя девчонка-ящерица расчищает себе путь к трону, просто проскальзывая через людей. Ползун всё еще карабкается поверху, как бы высматривая с потолка жертву. Соголон наклоняет голову.
Принц плюхается на трон примерно так же, как принцесса.
– Ну что, сестра, излагай новости, – говорит он с томным взмахом ладони.
Ползун смотрит на люстру и примеривается, думая на нее скакнуть. Но под тяжелым взглядом Аеси пятится, сползая по углу окна на подоконник.
– Только смотри, чтоб хорошие, – уточняет принц.
– Значит, новостей тебе? – едким голосом спрашивает принцесса.
– Эмини, надо не так. Не в твоем обычном духе, словно плевок ядом.
– Ну тогда…
– Давай нежнее. Поэтичнее.
– Значит, тебе поэтичности? Тогда изволь.
Эмини теперь стоит. Оба выглядят так, словно общаются не друг с другом, а с собранием.
– Как насчет загадки? Угадай, кто только что покинул королевский двор?
– Терпеть не могу загадок! К чему это выворачивание мозгов?
– Отвечу: Чики Гоньо.
– А я имел ее спереди или сзади?
– Раз такое дело, то сзади, дорогой брат. Поскольку посол Чики – мужчина.
Соголон поднимает глаза, ожидая увидеть на лице принца насупленность, и не ошибается. Но кроме того, она перехватывает на себе взгляд того ползуна. Из сидячего положения он переходит в полустойку, готовясь взобраться по стене. Видимо, чтобы проползти верхом и оттуда свалиться прямиком на нее.
– Посол Чики? Ах да.
– Он еще дарил тебе на тезоименитство красного коня.
– Да-да, конечно.
– Посол из Увакадишу.
– Вон оно что. Хорошо.
– Как раз ничего хорошего. Увакадишу ждет, что мы скрепим договор, согласно которому не будем к ним вторгаться – то есть не делать встречных ходов. В противном случае они прибегнут к помощи Юга.
– Отец всегда говорил, что Увакадишу – это Север. Ему это внушили сами боги.
– Но он же говорил и то, что любая земля южнее реки Кеджере – это Юг.
– Отец, должно быть, имел в виду южан и их жизненный уклад, сестра. Отсталые, темные люди, а их женщины берут в рот мужские отростки. Уж на что они им!
Соголон поднимает глаза, ожидая шепотков и смешков из толпы; именно это и происходит.
– Они, видите ли, желают знать, зачем мы собираем близ Кровавого Болота войска. Я сказала, что никто ничего не собирает, а учения – это у нас так принято. Так мы защищаем восточное побережье от пиратов.
– Мы в самом деле так делаем?
– Нет. Мы собираем войска.
– Ну и хитра же ты, сестра. Гляньте на эту провозвестницу войны!
– Уйдите все.
– Что? Но я не виделся со своими старыми друзьями аж… с прошлого вечера! – возмущается принц. А затем покорно вздыхает: – Ладно. Вы мне все надоели. Все вон!
Уходят все, кроме Аеси. Соголон в общем потоке идет к выходу, но в коридоре задерживается. Постепенно растворяется под сводами болтовня куртизанок, и воцаряется тишина, после чего становятся слышны голоса из глубины зала. Соголон идет на это впервые – обычно все разговоры до ее ушей доносит по своей воле ветер. На этот раз она прикрывает глаза и сосредоточенно думает о ветре, несущем ей голоса. Вскоре ей в уши вливается прохладный сквознячок.
– Братец, хватит прикидываться. Зрители ушли.
– Когда передо мной наследная принцесса, а я гребаный принц без титула, ты можешь отдавать мне приказы. Однако ходят слухи, сестра, слухи о брожениях. О недовольстве…
– Лазутчики сообщают, что король Юга собирается вторгнуться в Калиндар морем. Увакадишу либо окажет им помощь, либо даст их воинству беспрепятственный проход, – говорит Эмини.
Судя по молчанию, это его ошеломляет. Он молчит так долго, что Соголон приоткрывает дверь и осторожно заглядывает внутрь.
– У тебя есть доказательства? – спрашивает наконец Ликуд.
– Я, кажется, сказала: у нас есть лазутчики. Барабаны на Севере и особенно на Юге вещают, что Король погружен в свои думы, – говорит она.
– Ну погружен и погружен.
– Король вот уже десять и две луны как прикован к постели. Что значит это самое «погружен», знают уже все, брат.
– Значит, надо укрепить Калиндар и покарать Увакадишу за предательство. Послать знак всей империи.
– Так нас не предавал еще никто, – вставляет Аеси.