Страница 22 из 43
– Остановись. Стой, кому говорят! – командует она дважды, прежде чем близнец слышит. – Соголон. Соголон!
Та спешивается и спешит к своей госпоже.
– Скверная девчонка, ты не слышала, что я тебя звала?
– Мне пришлось спешиться, чтобы к вам подойди, госпожа.
– Еще бы ты не спешилась. Эта улица такая узкая, что пролезет только женщина без грудей, язви ее. Почему эта улица, и что всё это значит? Отвечай скорее.
– Госпожа, я не знаю, о чем вы.
– Если я глупа, то я глупа. Но даже мои глупые глаза ясно видят, что это не королевский квартал. Мы прибыли в Фасиси?
– Да, госпожа.
– Тогда что это за место?
– Фасиси, госпожа…
– Девчонка, не заставляй меня обрушиваться на тебя громами средь ясного неба. Ты знаешь, как уже долго меня ждут при дворе? Клянусь, я спущу шкуру со всех вас, если вы заставите меня опоздать. Скоро уже ночь на дворе.
– Я спрошу у Кеме, госпожа.
– Кеме? Да сосать вам вымя бесплодной коровы! Кто такой Кеме?
– Наш провожатый.
– Ах провожатый. Так вот, для того провожатого у тебя не должно быть никакого другого названия, кроме как про-во-жа-тый. Я ясно выражаюсь?
– Ой.
– «Ой» – это верно. Это правильно. Твои дни с мисс Азорой давно миновали, девочка.
– Я не…
– Я не задавала тебе никаких вопросов; зачем ты мне отвечаешь? Голова того провожатого такая же ветреная, как у тебя?
– Не знаю, госпожа.
– Ничего, я узнаю сама. Ну-ка посторонись.
Кеме еще лишь пробирается к шатру, а в него уже вонзаются молнии госпожи Комвоно, желающей знать, не провалились ли у него глаза в штаны, а вместо них по бокам от носа остались две отхожие дырки, и что если караван сейчас не рядом с дворцовой оградой Фасиси, то, значит, они совершенно не в том месте.
– Так что это за место? – наконец осведомляется она.
– Углико.
– Какой же это Углико. Вокруг одна торговля.
– Торговая сторона Углико, почтенная.
– Торговая сторона? Так вот что нынче делают деньги – покупают благородство?
– Всё с благословения Короля, почтенная.
– А дальше что, торговаться будут и дворянские звания? Сколько стоит быть священником? Страшно подумать, но кто-то ведь может заплатить и за то, чтобы стать гриотом! В любом случае прошу доставить меня куда-то в другое место.
– Здесь вы останетесь до тех пор, пока венценосец не призовет вас ко двору.
– Что ты мне сказал? Остаться? Даже ступить сюда моими ступнями? Да ты в уме ли?
И дальше, и больше: действительно ли она не ослышалась, что ей, особе благородного происхождения, состоявшей в замужестве с персоной еще более знатной – человеком, чья родословная уходит к великим королям-воителям Северных земель, – предлагается осесть в префектуре Углико, этом гнездилище торговли. «Тор-гов-ли!» – негодующе выкрикивает она так, как иной выкрикивал бы слово «дерьмо». И словно в подтверждение, что она имеет в виду именно это слово, хозяйка продолжает распинаться, как дурно пахнет торговая префектура, и как извечно пахнут торговцы, и как болезнетворно этот запах скажется на ней, если она останется здесь хотя бы на ночь, и как бы следовало поступить со всем этим рассадником, пес его побери. Как будто не она, помнится, обожала считать и пересчитывать в разговорах деньги, свои и чужие. Провожатый выслушивает эту тираду с терпеливым спокойствием.
– Госпожа Комвоно. Все, кто имеет счастье лицезреть Короля; все, кто удостаивается чести быть приглашенными ко двору, будь то дворянин, селянин, семья или домашнее животное, должны пройти через Дом уведомлений, где их проверят, прежде чем дать разрешение находиться в ближних пределах королевской резиденции.
– Но я не…
– Не глухая, я знаю. Вот почему мне не нужно повторять эти слова. Я уверен, что вы считаете безопасность нашего Короля, Королевы и принцев первостепенной по значимости. Или, может, нет?
– Что?
У Соголон чуть не вырывается: «Не чтокай!»
– Конечно, да! Да хранят боги нашего Короля и принцев во все века.
– А Королеву?
– Бессмертные боги! Разумеется, и ее тоже, хотя в этом есть что-то новое.
– Не совсем так, моя почтенная. Это началось в тот месяц, когда вы были… вы покинули двор. Мудростью его превосходительства канцлера. Госпожа, нам пора двигаться. Углико с наступлением темноты совсем другое место.
– Что ж это за место? Надеюсь, не совсем уж безвестное?
Провожатый кивает и возвращается на свое место впереди. Соголон думает за ним последовать, но ее останавливает хозяйка:
– Куда? Я тебе задам!
В торговом квартале проходит два дня. Они обосновываются в особняке размером с дворец; при этом хозяйка использует любую возможность пройтись насчет того, сколь вульгарным ей кажется это место.
– Во всем здесь блеск вкусовщины, – пренебрежительно говорит она. – Блеск грубого и покупного вместо элегантной патины прежних поколений знати и изначального благословения богов.
Соголон это место кажется более представительным, чем любая комната в доме хозяйки. В каждой комнате здесь есть камин; каждая повествует какую-нибудь историю в картинах на потолках, изображающих хмурово-задумчивых людей, которые делают что-то с виду благочинное. Комната с ванной для хозяйки и еще три для тех, кто пожелает, и слуги, которые приходят по высочайшему повелению, но никто из них не работает во дворце. Это известно, потому что об этом распрашивает хозяйка. С ними здесь и Кеме, так как обременение с него не снимается до тех пор, пока он не сделает все, для чего его снарядил двор: доставить господ из дома Комвоно. Соголон ухаживает за своей госпожой, пока той не надоедает восхвалять Сестру Короля за ее безграничную милость, затем поносить ее же за мелочную мстительность. После этого хозяйку обычно берет сон, а вот Соголон так и не спится.
На вторую ночь она выходит во внутренний двор и застает там провожатого в компании льва. Раньше она, безусловно, ничего подобного не видела. Гривастый лев, в темноте почти белый, здоровенный, как стол, – настолько, что может запросто раздавить Кеме, даже если просто на него ляжет. Лев утробно рыкает, и Соголон так и подскакивает, хотя ее и не видно. Что это за место, где звери бегают на свободе? Госпожа Комвоно о такого рода опасностях никогда ничего не рассказывала. Соголон не знает, что делать, она в глубоком замешательстве, не сказать бы в ужасе, но тут она замечает, что Кеме держится как ни в чем не бывало.
– А ну-ка! – кажется, говорит он и бросается через пространство двора, а лев с рыком кидается за ним. Отбежать далеко Кеме не успевает. Лев набрасывается как раз в тот момент, когда тот оборачивается, и оба падают наземь. Соголон на грани истошного крика, но Кеме, гляди-ка, хохочет и кричит:
– Смотри, куда лижешь, герой-любовник! – На что лев снова издает рык. Кеме чешет зверю челюсть, а тот мурлычет, как кот, трется о провожатого мордой и чуть не валит с ног. Всё это заставляет Кеме смеяться еще больше. Они катаются и барахтаются по грязи.
– Комар забрался в это тело раньше тебя, – смеется Кеме и ласково его шлепает, после чего лев с урчанием убегает.
– Хорошо, что ты держалась это время в сторонке, – говорит затем Кеме, оборачиваясь к Соголон. – А то Макайе как раз сейчас нужна подруга.
– Я бы вышла замуж за льва?
– Без церемоний. Он просто бы взял тебя зубами за шкирку и утащил.
– Женщинам такое нравится?
– Благороднейшим из созданий? С тобой бы, может, он и не сладил.
– Я на вас и не смотрела.
Он стряхивает с одежды пыльные следы львиных лап.
– Ты ни на что не смотрела, а мы со львом просто попались тебе на пути?
– Я, вообще-то, иду спать.
– Только сон тебя не берет. Иначе б ты не стояла здесь и не разговаривала со мной.
– Я не…
– Перестань мне возражать сугубо ради возражений. Не каждый мужчина хочет с тобой драться.
– Верно. Мертвые ко мне уже не цепляются.
Кеме заходится смехом так, что сам затем спохватывается.