Страница 13 из 35
Когда я спустился в подвал и хотел было начать задавать вопросы, парень вдруг выпалил на чистейшем русском:
– Виктор, вы не убивайте меня, пожалуйста.
Меня фраза на русском убила, так как меньше всего я ожидал, что за мной следят свои же, но колоться сразу на русском я не стал и потому сказал на пушту:
– О чем вы говорите? Я вас не понимаю.
– Виктор, не валяйте дурака, вы прекрасно меня понимаете, – ответил парень на пушту.
– Кто вы такой и что вам надо? – выходить из образа пакистанского мафиози я не собирался, так как никаких данных у меня о встрече не было, да и то, что за мной следили наши, не добавляло мне уверенности в себе.
– Виктор, меня за вами Добрыня послал, он велел…
Вот тут я уже не выдержал и удивился по-русски:
– Кто?!
– Добрыня, ваш командир. Он предупреждал, что скорей всего наша слежка так и закончится, он вас так проверял, растеряли вы навыки или нет, он ждет вас…
Он назвал мне место, где меня ждет Добрыня. И я, оставив парня висеть на крюке, поехал в указанное место. Я выполнил все меры предосторожности, оставил машину за два квартала от места, куда мне нужно было прибыть. Это была местная таверна, на окраине Пешавара, я тут не был ни разу, да и сам район этот знал не очень, так как тут такси практически не использовали. Таверна представляла из себя старую деревянную сарайку, перед которой стояли столы под навесами, с пуфиками, на пересечении пеших улиц. Народу было немного, но с точки зрения правильно выбранной позиции я отдал должное. Подойти к этому месту незамеченным было невозможно. Добрыня увидел меня сразу, как только я свернул на улицу, ведущую на перекресток. Позицию он выбрал правильную и толковую. На концах улицы наверняка были его люди, и я попал сразу, как только вышел на эту улицу. Я Добрыню увидел тоже практически сразу, и Николая, который сидел с ним на пуфике. Нехорошее предчувствие зашевелилось внутри меня, но делать уже было нечего, и я пошел ему навстречу.
Добрыня улыбался всем своим лицом, а я шел по улице навстречу ему, буквально морщась от неприятного предчувствия.
– Здорово, Змей, – поприветствовал он меня, показывая на место рядом, чтобы я присел. –
Сейчас еще третий ваш должен подоспеть, и тогда уже поговорим не торопясь. С ребятами-то моими что?
– Живой твой арабчонок, висит у меня в подвале на крюке, – сказал я немного, наверное, недобро, так как Добрыня нахмурился и сказал:
– Ну буде тебе, Змей, ну что ты такой насупленный? Дай я тебя обниму.
Добрыня встал и захватил меня своими огромными ручищами в объятья. Если бы мы встретились с ним в России, я бы, наверное, был рад еще больше него. Но тут, в другой стране, работая под прикрытием, разговор на русском и обнимашки с человеком, который может спалить всю мою легенду и раскрыть всю нашу тройку, были совсем неправильными.
– Не бойся, Змей, тут все чисто, вся улица проверена и везде мои люди. Так что все путем. А вот и третий ваш.
В конце улицы показался Петр, он Добрыню не знал, но, увидев нас, явно успокоился и пошел нам навстречу. Он подошел и сел рядом.
– Ну вот все и вместе, орлы мои. Рад всех вас видеть живыми и в добром здравии. У меня к вам деловое предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Петр, поморщившись, сказал:
– То есть даже если захотим, то не сможем?
– Ну если сильно захотите, то, конечно, вы сможете отказаться, но я бы сильно не рекомендовал вам этого делать.
Добрыня явно был в очень добром расположении духа и прямо сиял от удовольствия.
– Тебя Петром же звать? – спросил он.
– Да, Петром.
– Мой индус-то живой?
– Живой, на крюке в подвале у меня.
– Ну хорошо, они хорошие ребята, но молодые еще, неопытные. Ну а я хотел проверить, как у вас тут с хваткой, ну заодно досье на вас тут пособирать, чтобы вы своего командира не подставили ненароком. Ты, Змей, тут, конечно, увяз на всю длину своего змеиного хвоста, да и вы тоже не сильно от него отстали. Как ты уходить-то будешь, Змей? Приказ-то придет, и жену бросишь?
Добрыня бил в самое болезненное для меня. Не проходило и дня, чтобы я не думал про это.
– К чему ты все это? Мы плохо выполняем поставленные задачи? Или есть какие-то нарекания?
– Успокойтесь, я сейчас тут, можно сказать, как частное лицо. К вашему основному заданию я не имею ни малейшего отношения, и тут я нахожусь совсем с другой целью. Мало того, я постарался сделать все, чтобы скрыть нашу с вами встречу и подготовить ее максимально скрытно. Кстати, за тобой, – он показал на Петра, – Ми-6 следит, где-то ты прокололся, но пока что на вас двоих не вышли.
– То есть кроме твоих еще кто-то следит?
– Ну за тобой, Змей, сейчас кто только не следит, ты, конечно, уникум, стать зятем главаря местной мафии, ты на карандаше у всех. Но оперативного наблюдения за тобой нет, а вот за Петром следят, но, скорей всего, из-за кого-то из твоей клиентуры.
– Давайте не будем сейчас про это, – перебил его Петр, – ведь это не имеет отношения к нашей с вами встрече?
– Нет, не имеет. Наша встреча, она связана с тем маленьким дельцем, которое мы в Афганистане провернули. Меня комиссовали по ранению сразу после вашего дембеля, вот.
Добрыня поднял рубашку и показал зажившую рану на правом легком.
– Спасибо врачам, вытащили меня с того света, можно сказать, хотя, может, и зря вытащили. То, что в нашей родной стране сейчас происходит, ни в сказке сказать, ни пером описать. Так-то мне пенсию аж в триста рублей положили, да еще и государственные заказы с обязательной бутылочкой водочки каждую неделю приносят. Очень они хотели, чтобы я спился и не видел ничего, я бы и спился, если бы не тот ящичек с семью миллионами долларов, который мы с вами в той пещерке-то спрятали. Эта самая мысль меня и вытащила со дна бутылочки, в которую я с такой радостью начал забираться. Я пытался вернуться в Афганистан по службе, но врачи поставили мне крест на карьере военного, как и вообще на карьере. У меня теперь одно легкое, и уже так легко в полной нагрузке мне не пробежать с десяток километров.
– А что, легкое удалили?
– Порезали за милую душу, так что не удивляйтесь, если буду сопеть как паровоз, такую тушу, как мою, очень непросто кислородом запитать. Но это все не так страшно, и если будут деньги и правильные врачи, я еще могу очень долго по этому белому свету топать. Вот, в общем-то, почему я и тут. Я собрал своих друзей, пообещал им вознаграждение, и пришлось нарушить законы нашей великой необъятной родины, и оказался я в Пакистане. Тут я случайно узнал про тебя, Змей, и подумал, ведь нечестно будет самому-то все семь миллионов-то забрать, все-таки вы-то там тоже в доле. В общем, предлагаю вам как старым боевым товарищам по 0,5 миллиона в руки и покрытие издержек. Тебе, Змей, детей своих обеспечить хватит, ну и вам будет на что девушкам конфетки покупать, когда на гражданку вернетесь. К тому моменту, когда вы вернетесь, денежки, судя по всему, будут иметь очень большой смысл.
Сейчас я понимаю, что Добрыня говорил правду, и он тогда понимал, что на просторах нашей необъятной родины уже начались процессы, которые приведут к ее разрушению. Это был период перестройки, который до нас доходил только слухами из внешних СМИ, мы в Пакистан уехали как раз в период тотальной гибели генсеков. А отсюда, из Пакистана, все выглядело как-то иначе. Но слова Добрыни тогда резали нас по живому, но тем не менее мы понимали, что отказать хоть бывшему, но командиру в его просьбе мы не могли. Ну и перспектива жить хорошо, имея за душой по половине миллиона долларов, была вполне себе заманчивой. В общем, мы тогда все вопросы порешали, я пошел договариваться с Зауром о необходимости безопасного прохода на территорию Афганистана. Николай должен был достать достойный транспорт. А Петру нужно было решить вопросы с нашими документами, внешним видом и продовольствием.
Самый тяжелый разговор, который тогда у меня состоялся, это разговор с Зариной. От женского взгляда не смогло укрыться, что у меня что-то произошло. Но что самое страшное, мое настроение она восприняла строго на свой счет и долго выпытывала у меня, что же произошло. Но рассказать ей правду было невозможно, а придумать какую-то правдоподобную легенду я не мог. Итог разговора с мусульманской женщиной меня поразил: она сказала, что я, чтобы не сходил с ума, должен найти себе вторую молодую жену. На что я, конечно, ответил, что мне моей Зарины и одной выше крыши, чем я ее и успокоил.