Страница 84 из 96
– В союзе с Германиею стереть с лица земли Польшу, а потом расплатиться за измену с французами.
«Расплатиться за измену»… Разве это не страшно?! Ведь этой идеи не вытравишь и в десять лет, и в сто лет. Грядущие поколения будут всасывать ее с молоком из материнских грудей.
Другая формула:
У нас нету друзей, кроме американцев и немцев. Но американцы далеко, а немцы – под боком. Наше спасение – в союзе с немцами.
Это все – невежество, симплицизм, непонимание существующих условий – но что же со всем этим поделаешь? Это – факт!
Я имею десятки показаний беженцев. Все сходятся в одном: культивируется ненависть к «изменившей нам и предавшей нас Франции». Готовится союз с Германиею. Не союз президентов или императоров, а союз народов.
Получаю письма от рассеянных по миру офицеров и солдат. Поймите простых солдат. Осведомляются:
– Правду ли говорят, будто Германия тайком подготовляется уже к новой войне, и нельзя ли пристроиться к немцам?
Где же глаза у Пуанкаре и прочих? Или они так уверены, что Россия осуждена на окончательную гибель?
Но если и так, то на трупе преданной ими России вырастет та же Германия. Две ненависти сольются в одну.
И страшна будет расплата с Франциею!
Имею точные сведения из Германии: при первой возможности в германскую армию готовы завербоваться уже десятки тысяч русских.
Может быть, Франция так сильна, что ей бояться угроз умирающей России нет надобности? Допускаю! Но даже и в таком случае – французское правительство допускает грубейшую ошибку: оно могло бы, ничем не жертвуя в сущности, а только проявив немножко такту, ослабить и, может быть, рассеять эту русскую ненависть. Вспыльчивы мы, да отходчивы…
Но что же делается во Франции в этом отношении?
Еще и еще раз повторяю: затрагиваю страшно щекотливый вопрос. Малейшим неосторожным выступлением во Франции можно повредить не только эмиграции, но и русскому делу вообще.
Но и сидеть сложа руки – не приходится. Попытайтесь Вы нажать все те кнопки, которые находятся у Вас под рукою. Сообщите всем доступным Вам газетам хотя бы только о том, что большевики ведут в России и особенно среди красноармейцев яростную антифранцузскую пропаганду и что целые сотни и тысячи обученных пропагандистов работают в этом направлении. Свидетельские показания в этом отношении единогласны.
У меня еще одно горе: закрылась гельсингфорсская газета. Потерян мой последний определенный заработок. С итальянцев я уже почти ничего не зарабатываю: не тем ветром тут дует, а я кривить душой не могу.
Но и при этих страшных условиях я твержу:
– А и биться мы будем до последнего! Пусть сдается, кому это позволяет совесть. Я не сдаюсь!
Вот почему я чуть не разрыдался, прочитав Ваше письмо:
– Значит, борьба, в самом деле, не кончена!
Из-за полного отсутствия заработков мне пришлось начать корреспондировать в «Последние новости». Не упрекайте меня за это: это не измена «Общему делу». Пишу туда безразличные вещи. Не знаю даже, печатают ли. Постарайтесь поставить на ноги «Общее дело» – и я сейчас же вернусь на старый пост. При еженедельном издании газеты я едва ли смогу быть очень полезным. Но и при этом я все же буду Вам писать и буду Вас информировать обо всем, что только может пригодиться.
5
Р.А. Абрамович – Д.P. Гольдштейну
Флоренция, 30 апреля 1958 г.
Многоуважаемый Давид Рафаилович,
хочу обратиться к Вам по одному в общем довольно невеселому делу, которое, однако, приобрело сейчас актуальный характер ввиду опубликования тайных архивов германского министерства иностранных дел 1915 – 1917 гг. Узнал от нашей общей приятельницы, Эмилии Марковны Слуцкой, что Вы в свое время, свыше сорока лет тому назад, были лично связаны с тем самым Цивиным, который сейчас приобрел такую печальную популярность в исторической литературе.
Сама по себе меня история Цивина не интересует, она сейчас важна для нас и партийно и политически под углом зрения возможных выводов по отношению к памяти В.М. Чернова. И Вы сами понимаете, что это для нас пункт очень важный.
Почти все документы немецкого происхождения, касающиеся взаимоотношений между Цивиным и германским правительством, имеются в моем распоряжении. Из них он вырисовывается как совершенно безответственный Хлестаков и авантюрист, который сумел убедить немецкого посла в Берне, что он «вождь» с.-р. партии и что он финансирует Чернова, Боброва (Натансона) и вообще всю работу с.-ровской партии. Он получал 25 тысяч франков в месяц, и я лично держал в руках расписки в получении этих сумм. Но в бумагах нигде не видно, когда, где и сколько денег он давал партии с.-р.
По сведениям, полученным Эмилией Марковной от Вас и Колбасиной, какие-то небольшие деньги он все же давал. Для того чтобы во всем этом разобраться, мне бы очень хотелось получить от Вас ответ на ряд вопросов, которые позволю себе перечислить.
1. По словам Э.М., Вы рассказывали о каком-то суде или разбирательстве, при котором роль Цивина была разоблачена и отчасти именно благодаря Вашему свидетельскому показанию. Не можете ли Вы мне указать примерно дату этого разбирательства и состав той группы, которая этим занималась. Каков был приговор этого «судилища»? Кому было сообщено о его роли и о тех подозрениях, которые против него существовали? Были ли с ним прерваны личные отношения, или люди продолжали с ним встречаться и видеться?
2. Известно ли было Вам, – и упоминал ли он об этом во время суда, – кому и примерно какие суммы он давал? Был орган Чернова в Париже, который потом переехал в Женеву, он назывался «Жизнь». Давал ли он на это деньги и в каких размерах?
3. Был орган с.-р. (Чернова – Лункевича) в Париже. Давал ли он деньги на этот орган?
4. Известно ли Вам было, что в конце 1916 г. и в январе 1917 г. Цивин поехал официально в Варшаву повидаться с семьей, а фактически, как теперь выясняется из тайных документов, совершил какую-то таинственную поездку в Осло, причем должен был там в какой-то русской типографии напечатать какие-то важные вещи?
5. Известно ли Вам, когда Цивин вернулся в Россию? Как Вам известно, из Цюриха выехало три поезда, везшие русских эмигрантов в Россию через Швецию. Первый выехал в апреле и вез Ленина и еще 25 большевиков; второй поезд был тот, в котором ехали Аксельрод, Натансон, Мартов, я и др. и в том числе Ваш и мой старый друг Драбкин со своей семьей. В этом поезде было 280 человек. Был Цивин в их числе? Или он поехал третьим поездом, который вышел недели через три после нашего.
6. По некоторым сведениям, Цивин по приезде в Россию в 1917 г. вращался в кругах с.-р. Известно ли Вам об этом что-нибудь? И почему лидеры партии, знавшие о его прошлом, не приняли мер к тому, чтобы его устранить из партии?
И, наконец,
7. Когда, где и при каких обстоятельствах Цивин скончался и где он жил последние годы своей жизни.
Возможно, что я далеко не исчерпал список тех вопросов, которые могли бы нам облегчить сейчас нахождение выхода из положения. Я лично считаю, что молчать об этом мы не должны, и я собираюсь всю историю с Цивиным рассказать в печати. Я думаю, что этим путем, рассказав всю чистую правду, а главное, изобразив его в подлинном свете как человека, обманывавшего германское правительство – и своих друзей, мы лучше всего послужим делу защиты В.М. Чернова и др. от ни на чем не основанных обвинений (по данным Колбасиной, В.М., узнав, что Цивин в Петербурге, предостерег ее от каких-либо сношений с последним, против которого существуют очень некрасивые обвинения).
Нечего прибавлять, что я Вам буду чрезвычайно благодарен за каждую деталь, которая поможет мне понять и узнать все об этом человеке.
Хочу в заключение сказать, что я с удовольствием вспомнил о том, что в свое время мы не то встречались раз-другой, не то знали друг о друге через Драбкиных. Воспоминание это у меня проснулось тогда, когда Э.М. упомянула о Вас как об одном из директоров итальянского отделения общества «Проводник». И тогда я вспомнил немедленно и о Вульфе, и о Белле, и о Люсе и обо всем остальном. О них я в последний раз слыхал лет 25 тому назад, они были в Туркестане и жили тяжело. С тех пор я ничего о них не мог узнать. Известно ли Вам что-нибудь? Напишите. Они были наши большие и близкие друзья.