Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов

Германия и революция в России

1915 – 1918

Сборник документов

Под редакцией доктора исторических наук Ю.Г. Фельштинского

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

От редактора-составителя

Взаимоотношения между большевистской партией и кайзеровским правительством в годы мировой войны долгое время оставались для историков загадкой. Сенсацией разнеслись по миру первые сведения о том, что германское правительство, заинтересованное в скорейшем ослаблении Российской империи и выходе последней из войны, нашло выгодным для себя финансирование социалистических партий, стоявших за поражение России в войне и ведших усиленную пораженческую пропаганду. Германский социал-демократ Эдуард Бернштейн, занимавший одно время пост заместителя министра финансов в германском правительстве, указал на связь с немцами Ленина в статье «Темная история», опубликованной 14 января 1921 г. в утреннем выпуске газеты «Форвертс»: «Антанта утверждала и утверждает до сих пор, что кайзеровская Германия предоставила Ленину и товарищам большие суммы денег, предназначенных на агитацию в России. Действительно, Ленин и его товарищи получили от кайзеровской Германии огромные суммы. Я узнал об этом еще в конце декабря 1917 года. Через одного друга я осведомился об этом у некоего лица, которое, вследствие своих связей с различными учреждениями, должно было быть в курсе дела, и получил утвердительный ответ. Правда, тогда я не знал размера этих сумм и кто был посредником при их передаче. Теперь я получил сведения от заслуживающего доверия источника, что речь идет о суммах почти неправдоподобных, наверняка превышающих 50 миллионов немецких золотых марок, так что ни у Ленина, ни у его товарищей не могло возникнуть никаких сомнений относительно источников этих денег»[1].

Имеется и одна неопубликованная архивная запись рассказа Бернштейна, где он раскрывает имена своих информаторов и подлинное время получения информации о финансировании большевиков немцами: «О получении большевиками денег от германского правительства я услышал на заседании комиссии рейхстага в 1921 г. Заседание комиссии, обсуждавшее вопросы внешней политики, состоялось под председательством депутата рейхстага проф. Вальтера Шюкинга. На заседании присутствовали, кроме членов рейхстага, высокие чины министерства иностранных дел и военного министерства. По окончании официальной части собрания состоялся свободный обмен мнениями между присутствующими. Во время этих бесед один из членов комиссии громко заявил другому: «Ведь большевики получили 60 миллионов марок от германского правительства». Я тогда спросил сидевшего возле меня легационсрата Эккерта (впоследствии посланника), соответствует ли это заявление действительности. Господин Эккерт это подтвердил. На другой день я посетил проф. Шюкинга, как председателя комиссии, и, рассказав ему о разговоре относительно упомянутых 60 мил. марок, спросил, известно ли ему что-нибудь об этом. На это он мне ответил, что и ему известен факт выдачи этой суммы большевикам»[2].

Может показаться удивительным, что тема о немецких деньгах заинтересовала (и то лишь на мгновение) одного Бернштейна, а ранее того – только составителей так называемого Сиссоновского сборника[3]. И когда известный охотник за провокаторами и шпионами В.Л. Бурцев предложил в германское социал-демократическое издательство книжку о том, как Ленин и большевики получали деньги от германского имперского правительства, издательство книжку печатать отказалось[4]. Нелюбознательность германских политических деятелей (социал-демократов) была легко объяснима. «Я далеко не уверен, что об этом вопросе говорить своевременно, – писал в 1931 году историк и архивист Б.И. Николаевский посетовавшему на отказ немцев Бурцеву, – […] во всяком случае, немцы-то вполне определенно убеждены, что поднимать эту группу вопросов преждевременно»[5]. И Бурцеву оставалось только согласиться: «Вы правы, что немцы не хотят поднимать вопроса о том, как они помогали Ленину»[6].

По прошествии многих лет в распоряжение историков были переданы документы, позволяющие более глубоко и внимательно изучить ставший уже легендой вопрос о немецких деньгах и пломбированном вагоне. В числе сборников таких документов следует прежде всего назвать подготовленное 3. Земаном английское издание «Германия и революция в России 1915 – 1918. Документы из архивов германского министерства иностранных дел» (Лондон, 1958) и вышедший в 1957 г. на немецком языке сборник документов под редакцией В. Хальвега «Возвращение Ленина в Россию в 1917 году»[7]. Эти публикации, с очевидностью указывавшие на связь с германским правительством таких известных революционеров, как швейцарский социал-демократ Карл Моор (Байер)[8], русско-румынско-болгарский социалист Х.Г. Раковский[9], эсеры Цивин (Вейс) и Рубакин[10], вызвали настоящий переполох среди еще живших революционеров. «Теперь признаюсь, как наивны мы все были раньше, – писал Николаевский бывшему руководителю французской компартии Борису Суварину[11], – у меня лично нет никакого сомнения в том, что немецкие деньги у Ленина тогда были[12]. […] Теперь факт получения Лениным огромнейших сумм от немцев через Парвуса – Ганецкого доказан с полной несомненностью. Ленин превосходно знал, откуда получал деньги, на которые покупал типографии. Когда Ганецкого в начале 1918 г. исключили из партии, Ленин добился его восстановления, хотя превосходно знал роль Ганецкого»[13].

В те же годы эсер М.В. Вишняк публично отрицал причастность к деньгам Цивина[14], работавшего до середины 1916 г. на австрийцев, а затем – на немцев[15]. А бывшая коминтерновка Анжелика Балабанова спешила сообщить, что всегда подозревала Карла Моора в сотрудничестве с германским правительством[16].

Однако все до сих пор известные документы о «немецких деньгах» хранились в архивах министерства иностранных дел Германии. Между тем очевидно, что германский МИД был не единственным, а вероятно, и не главным источником финансирования русских революционеров. Подрывной работой занимался еще и германский Генштаб[17]. Не случайно министр иностранных дел Австро-Венгрии указал в своем дневнике в дни брестских переговоров именно на роль германских военных. «Германские военные, – писал министр иностранных дел Австро-Венгрии граф О. Чернин, – сделали все для того, чтобы низвергнуть Керенского и поставить на его место «нечто другое». Это «другое» теперь налицо и желает заключить мир». И Чернин предлагал воспользоваться этим «несмотря на все сомнения, которые внушает партнер»[18].

«Нечто другое» было, разумеется, ленинским правительством. Правда, Чернин умолчал еще об одном канале финансирования деятельности русских революционеров. Вот что писал Николаевский: «Изучение материалов о связях большевиков с немцами привело меня к выводу о том, что настоящая линия связей идет не через немцев, а через австрийцев, и именно через австро-венгерский генеральный штаб и организации Пилсудского, причем линия к Ленину шла через Ганецкого[19]. […] Для меня особенно интересны связи Ленина с австрийцами периода 1912 – 14 гг.[20] […] Относительно архива австро-венгерского штаба справки в Вене были наведены, и установлено, что весь этот архив был передан большевикам еще в 40-х гг.: большевики передачу его ставили чуть ли не как основное условие вывода своих войск. Знали, чего хотели»[21].

1

Статья Бернштейна вызвала протесты германских коммунистов, обвинивших его в клевете и потребовавших у МИДа официального ответа по вопросу о финансировании Германией ленинской группы. МИД, по существу, ушел от ответа. Тогда Бернштейн опубликовал вторую статью – «Немецкие миллионы Ленина»:

«На запрос правительству коммуниста В. Дювеля относительно выдвинутого мною утверждения о выдаче Ленину и его товарищам 50 миллионов марок министерство иностранных дел дало именно тот ответ, какой предполагала расплывчатая формулировка вопроса. МИД заявил, что в его документах нет никаких указаний на то, что МИД дал согласие на поддержку Ленина и его товарищей немецкими военными властями.

Если бы [коммунистическая] газета «Роте фане» была заинтересована в том, чтобы выяснить правду, а не осыпать меня ругательствами, она бы на это возразила министерству, что в его ответе обойдена суть […]. Этот ответ отрицает то, чего я не утверждал, зато тщательно обходит всякое высказывание о том, соответствует ли действительности или нет сказанное мною […]. В ответе даже не сказано, что министерству ничего не известно об этом деле. В ответе лишь говорится, что в документах МИД на эту тему ничего нет. Но на войне происходит множество событий, которые никоим образом не отражаются в документах правительственных учреждений. […] Не разделяя приверженности «Роте фане» к судам, я более всего желал бы представить этот случай на рассмотрение международного следственного комитета, составленного исключительно из социалистов. Но поскольку создание такого комитета – дело чрезвычайно трудное и может занять еще много месяцев, […] я решил выбрать другой путь. Сразу после нового собрания рейхстага я обращусь к нему с запросом передать это дело, с целью ускоренного рассмотрения, второму подкомитету комитета по расследованию возникновения войны […]».

Не удовлетворившись статьей, Бернштейн опубликовал еще и заявление: «В коммунистических и националистических газетах выдвигается утверждение, будто мои данные о крупных суммах, которые Ленин и товарищи получили в 1917 году из средств кайзеровской Германии на деятельность в России, базируются исключительно на публикациях правительств Антанты […]. Это утверждение высосано из пальца. Данные публикации прессы Антанты и Вашингтонского информационного агентства появились летом 1917 года, я же, как я писал в своей первой статье по этому вопросу, получил информацию об этом в конце 1917-го. Добавлю, что эта информация исходила от немцев […]. Но так как тогда я не узнал точных данных о размере суммы, я ограничился тем, что поставил в известность об этом лишь близких своих друзей-единомышленников, не считая эту информацию достаточной, чтобы довести ее до публичного сведения. Публикации документов Антанты [так называемые Сиссоновские документы] не заставили меня изменить этой точки зрения. Все время войны я придерживался принципа, что не могу использовать для атаки такие обвинения прессы Антанты, если только их подлинность не может быть установлена вне всяких сомнений. И лишь когда совсем недавно некий чрезвычайно осведомленный и заслуживающий доверия немец подтвердил то, что стало мне известно в конце 1917 года, и к тому же уточнил размер сумм, я счел своим долгом довести дело до сведения общественности и особенно социалистического Интернационала. […] Пока же я ограничусь заявлением, что я не для того обнародовал это дело, чтобы его снова замолчали или направили бы по ложному пути. Вопрос должен быть сформулирован гораздо более определенно, более прямо».

Однако Бернштейн затронул проблему, обсуждать которую было не заинтересовано слишком много людей, прежде всего в правительственных кругах Германии. Не были заинтересованы в огласке и германские социалисты. Не приходится удивляться, что так всех заинтриговавший вопрос остался безответным, а Бернштейн, равно как и немецкие коммунисты, предпочел не настаивать на создании комиссии расследования вопроса о германских золотых марках.

2

Архив Гуверовского института, Стенфордский университет, Пало-Альто, Калифорния, коллекция Б.И. Николаевского, ящик 786, папка 6 [далее: АГИН, 786/6]. На эту запись указывал Николаевский в одном из своих писем Бурцеву: «Рассказ его записан и хранится» (АГИН, 475/8. Б.И. Николаевский – В.Л. Бурцеву. 6 июня 1931. С. 1).

3

Сиссоновские документы, изданные в Вашингтоне в 1919 г. на английском языке, содержали документы, обличающие связи большевиков и немцев. Очевидно, однако, что, достоверные в своей основе, документы были «подредактированы» заинтересованными лицами, гнавшимися за политической сенсацией. Историкам не слишком трудно было доказать, что ряд документов носит отчетливые следы фабрикации; вся публикация в целом была объявлена фальшивкой. На немецком языке Сиссоновские документы также были изданы с критическим их разбором и предисловием Ф. Шейдемана. Брошюра эта представляет библиографическую редкость. Анализ Сиссоновских документов, равно как и историографии, их изучающей, см. в публикациях Д. Кеннана и Елены Стоун (Кеппап G. The Sisson Documents – The Journal of Modern History. June 1956; Stone H. M. Another Look at the Sission Forgeries and their Background. Soviet Studies, vol. XXXVII, # 1, January 1985. P. 90-102).

4

АИГН, 475/8. Николаевский – Бурцеву, 6 июня 1931. С. 1.

5

«Простите меня, Владимир Львович, – писал Николаевский Бурцеву в письме от 6 июня 1931 г., – неужели Вы думаете, что Ваша эта работа может быть принята к изданию каким-либо немецким социал-демократическим издательством? Ведь это абсолютно невозможная вещь. Ведь Вы, наверное, знаете, что в 1920 г. Э. Бернштейн получил некоторые материалы относительно отношений в годы войны между немецким штабом и большевиками и начал было их публиковать […], но ему пришлось это дело приостановить, и он до сих пор к нему не возвращается» (АИГН, 475/8. Николаевский – Бурцеву. 6 июня 1931. С. 1).

6

АИГН, 475/8. Бурцев – Николаевскому. 10 июня 1931. С. 2.

7

Germany and the Revolution in Russia 1915 – 1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. Edited by Z. A B. Zeman. London, Oxford University Press, 1958 [Далее: Земан. Германия и революция в России]; Ľallemagne et les problems de la paix pendant la premiere guerre mondiale. Documents extraits des archives de l'Office allemand des Affairs etrangeres. Pub. et a

8

Moop был связан с Воровским, «который опасался Парвуса как слишком скомпрометированного», – пишет Михаил Наумович Павловский (АИГН, 496/3. Николаевский – Павловскому. 3 января 1962. С. 3).

9

АИГН, 496/3. Николаевский – Павловскому. 3 января 1962. С. 3.

10

О сотрудничестве Рубакина с германским правительством во время Первой мировой войны в коллекции Николаевского имеется подробнейшее письмо Павловского (АИГН, 496/3. Павловский – Николаевскому. 26 ноября 1962). В числе прочих революционеров немцы пробовали вербовать и анархистов, в частности Рощина (Гросмана), но тот отказался (см.: Архив Гуверовского института. Коллекция «Охрана». Индекс VHIb. Папка 14. Донесение директору департамента полиции. Париж, 27 января (9 февраля) 1915. № 172. 1 лист).

11

«Вкратце мой вывод, – продолжал Николаевский, – исключительно для Вас лично: Ганецкий был связан с немцами или австрийцами еще с 1910 – 11 гг., и переезд Ленина в Краков, произведенный при помощи Ганецкого, стоял в связи с новой политикой австро-немецких властей. Возможно, что как-то к этому был причастен и Пилсудский, который около этого времени установил такую связь. (О. Бауэр рассказывал, как он в 1910 – 11 гг. разговаривал с Пилсудским.) Думаю, раскол в польской с.-д. (Главное правление против Варшавы) вырос в конечном счете на этой почве (Роза Люксембург была решительно против какого-либо терпимого отношения к таким связям). Ленин, думаю, уже тогда знал (не мог не догадываться) и пользовался этими «благоприятными возможностями» (Архив Международного института социальной истории в Амстердаме [далее: Архив МИСИ]. Коллекция Б.К. Суварина. Николаевский – Суварину. 11 апреля 1957. 1 лист).

12

«Конечно, брал не он [Ленин] сам, но он знал, что это были деньги немецкие, и давал согласие. Больше того, я теперь считаю, что Ганецкий был связан с австрийцами уже с 1911 – 12 г. и что переезд Ленина в Галицию был организован с ведома австро-немецких властей […]. [Я прихожу к выводу,] что раскол в польской с.-д. имел те же корни (Роза [Люксембург] была против «ориентации»). Больше того: я прихожу к убеждению, что деньги, на которые летом 1904 г. было основано первое большое издательство («Бонч и Ленин»), были японские и что тогдашний «примиренческий» ЦК знал, что делал, запретив Бончу посылать литературу «японскому правительству» (это была действительная причина, почему партийная экспедиция была тогда отобрана от Бонча)» (Архив МИСИ. Николаевский – Суварину. 6 декабря 1957. 1 лист).

13

АИГН, 502/21. Николаевский – Суварину. 4 мая 1962. 1 лист; Архив МИСИ. Николаевский – Суварину. Копия того же письма. 4 мая 1962. 1 лист.

14

«14 февраля я отправил в «Возрождение» […] опровержение инсинуаций и клеветы, возведенных на ряд лиц и, в частности, на меня […]. Содержание его таково: «В печати появился документ из германского архива, в котором говорится, что некий Цивин-Вейс, будучи членом партии социалистов-революционеров и находясь, по его словам, «в наилучших отношениях с […] Черновым и Бобровым [М. Натансоном]», получал значительные суммы от австрийского, а потом немецкого правительства для революционной и пацифистской пропаганды в России и среди русских военнопленных. […] Непосредственно за этим следует: «Секретарем Чернова, если мы не ошибаемся, был тогда М. Вишняк. Неужели он не знал о предательстве социал-революционеров?» (Вишняк М. Клеветническому «Возрождению» – Новое русское слово, 13 марта 1958 г.).

15

В источниках имеется некоторое расхождение. Николаевский считает, что Цивин стал работать на немцев с сентября 1916 г. (АИГН, 496/3. Павловский – Николаевскому. 26 ноября 1962. С. 4). Английский историк С. Поссони придерживается мнения, что Цивин стал сотрудничать с немцами с середины 1916 г. (АИГН, 614/7. С. Поссони – Р.А. Абрамовичу. 24 мая 1958. 1 лист. На англ. языке). О сотрудничестве Цивина с немцами см. фотостаты документов на немецком и письма (АИГН, ящик 614). См. также письма: АИГН, 614, Абрамович – Д.Р. Гольдштейну. 30 апреля 1958. 3 листа; Абрамович – Поссони. 5 мая 1958. 1 лист. См. также письмо Гольдштейна Абрамовичу от 16 мая 1958, из Флоренции, рукопись (6 листов) и машинописная копия (3 листа), где рассказывается о том, что Цивин во время войны жил в Швейцарии и имел большие деньги, а когда заподозрившие Цивина революционеры устроили ему очную ставку с Натансоном и несколькими другими лицами, Цивин указал, что о происхождении денег знает Чернов и поэтому отчитываться перед собравшимися Цивин не будет. Гольдштейн сообщает, что Цивин получал 25 тысяч швейцарских франков (по другим данным – 25 тысяч марок) в месяц – большие по тем временам деньги – и что, видимо, часть этих денег шла партии. См. также письмо Абрамовича Гольдштейну от 4 июня 1958 г. (3 листа) с анализом отношений между Цивиным и Черновым; письмо Гольдштейна Абрамовичу от 10 июня 1958 г. (1 лист); письмо Абрамовича Павловскому от 3 февраля 1959 г. (5 страниц); письмо Павловского Абрамовичу от 2 мая 1959 г. (4 листа); письмо Абрамовича Гольдштейну от 15 июля 1958 г. (1 лист), где Абрамович указывает причины, по которым важно установить детали относительно сотрудничества Цивина с австрийским и германским правительствами: «Биография Цивина является «ключевым» вопросом по отношению к проблеме германских денег для эсеров. Во всех документах, которые до сих пор были опубликованы, фигурирует Цивин и только один Цивин […]. В то время как о большевиках имеется очень много материала и открытого и полузаконспирированного, который надо расшифровать, об эсерах нет ни одного другого документа, кроме как о Цивине. Если бы удалось убедительно показать, что Цивин был прежде всего авантюрист […], то миф о Цивине был бы окончательно разбит, а факт расследования, произведенный Натансоном в момент, когда у него появились подозрения относительно Цивина, являлся бы моральной реабилитацией и Натансона и, я думаю, Чернова».

16

«Он хотя и был в Берне (играл первостепенную роль в швейцарском социал-демократическом движении, умный, способный и начитанный социалист), – писала Балабанова Николаевскому, – но был немецкого происхождения, и я не исключала возможности, что он был или старался быть посредником. Хотя я принимала деятельное участие в комитете, который хлопотал о возможности вернуться в Россию эмигрантам, большевики от меня скрыли предпринятые ими шаги – поездки в Берн для хлопот и т. п., а когда я накануне их окончательного отъезда в Россию увидела, что они собираются в Берн, Зина, тогдашняя жена Зиновьева, дала мне понять, что мое вмешательство не желательно (не входя, конечно, в подробности). Когда я приехала в Стокгольм, я застала там Моора. С ним была одна дама, жена швейцарского социалиста [Роб. Гримма], которая принимала деятельное участие во всех его деяниях, т. е. они были неразлучны, она присоединялась к нему в беседах, спорах и т. п. Несмотря на мою тогдашнюю наивность, во мне вызвал подозрение их образ жизни, т. е. их затраты, совершенно необычные для швейцарцев. У них я никогда не была, но они заходили ко мне. Когда они однажды сделали мне подарок, насколько помню часы, я тотчас же подарила им что-то, не помню, большей ценностью, чем их подарок. Таким образом я отняла у них охоту продолжать. […] У меня с ним было довольно резкое столкновение, я отказалась принять от него взнос на Циммервальдское движение. Он принес мне 1000 шведских крон, что для тех времен было колоссальной суммой, в особенности для циммервальдского бюджета. Моор очень рассердился на меня, грозил привлечь к партийному суду и был даже груб по отношению ко мне. Точно так же он реагировал, когда (не помню, по какому поводу) сказала, что, если бы хоть самый крупный успех деятельности в пользу мира зависел от каких бы то ни было сношений с посольством, я бы на них не согласилась. Он перестал со мной встречаться». Балабанова коснулась и других большевиков, так или иначе упомянутых в документах Земана: «Что он [Моор] имел сношения с Радеком, не доказывает, что Радек был его сообщником (хотя я, конечно, считаю Радека способным на сообщничество); когда Парвус приехал в Стокгольм, я отказалась встречаться с ним и запретила Радеку приходить с ним в Циммервальдское бюро, находившееся на моей квартире. Что касается Ганецкого, то я хотя имела с ним сношения на Циммервальдской конференции, но принципиально отказывалась бывать у него (он с семьей жил в роскошной квартире, куда по воскресеньям приезжали гости, в частности Радек). Что касается Воровского, то я полагаю, что он, несмотря на свою личную честность, способен был прибегать к большевистским методам для достижения фракционных результатов. Меня эта двойственность поражала, так как у меня с ним лично были хорошие отношения» (АИГН, 292/2. А. Балабанова – Николаевскому. 19 марта 1962).

Карл Моор играл особую роль в болыневистско-германских связях. Работая под кличкой Байер, он был посредником между большевиками и германским правительством в самые критические годы их совместной работы. Неудивительно, что личность Моора привлекла внимание Николаевского: «Карл Моор – псевдоним. Настоящую фамилию я сейчас припомнить не могу. Он был из Австрии, принадлежал к какой-то аристократической фамилии, кажется, был военным. У него вышла грязная история, и он был вынужден уехать в Швейцарию, переменил фамилию и стал называть себя социалистом. Его история была известна, и к нему относились с недоверием. Уже в 1880 – 90-х гг. говорили об его связи с немецкой военной разведкой. Это верно. […] Был хорошо знаком с Радеком, Ганецким. Потом поехал в советскую Россию, где и осел. Жил в санатории, как человек, «помогавший революции». Там и умер. Его имя фигурирует в «Протоколах ЦК» большевиков за 1917 г., как человека, который предложил деньги. Принять их большевики отказались: был слишком запачканной личностью и денег давал мало, а большевики тогда получали много через Парвуса – Ганецкого» (АИГН, 496/14. Николаевский – г-же Агнеш Петерсон. 7 ноября 1962. 1 лист). См. также: АИГН, 496/3. Николаевский – Павловскому. 24 марта 1962. 1 лист.

17

«Основные сношения шли по линии штаба, но какие-либо добавочные могли идти по линии министерства иностранных дел», – писал Николаевский Павловскому в письме от 21 октября 1961 г. о документах, касающихся «денег» в архивах Австрии (АИГН, 496/3. Письмо от 21 октября 1961 г. 1 лист.).

18

Чернин О. Брест-Литовск. Публ. Ю. Фельштинского. – Грани, кн. 153, 1989.

19

Сегодня не может быть двух мнений о том, что Ганецкий был одной из ключевых фигур в сношениях Ленина с германским и австро-венгерским правительствами. Павловский, много лет занимавшийся сбором документов о финансировании русских революционеров в архивах австрийского (в 1938 г. в Вене) и германского правительств, а с 1958 г. просмотревший не менее 10 тысяч документов и отснявший копии 600 самых важных, неопубликованных (в том числе примерно 100 документов об эсере Цивине), пришел именно к этому выводу. Так, в августе 1961 г. Павловский обнаружил «документ (телеграмму от 24 июля 1917) за его [Ганецкого] подписью, переданную из Берлина (вернее – через Берлин, так как все посольства между собой сносились через министерство иностранных дел) в Берн шифром германского министерства иностранных дел, за подписью пом. статс-секретаря Штумма» (АИГН, 496/3. Павловский – Николаевскому. 4 октября 1961. С. 1). Этому документу Павловский придавал первостепенное значение, поскольку, по его мнению, он «устанавливает не только связь большевиков (заграничной делегации большевиков в 1917 г.) с Парвусом, но и с германским правительством, так как через министерство иностранных дел дипломатическим шифром за подписью пом. статс-секретаря Штумма делегация эта послала телеграмму Парвусу в Берн и вторую лично от «Кубы» (псевдоним Ганецкого)» (АИГН, 496/3. Павловский – Николаевскому. 31 октября 1961). Первостепенное значение Ганецкому отводил и Николаевский: «Основные сношения [с Австро-Венгрией] шли по линии штаба, но какие-либо добавочные могли идти по линии министерства иностранных дел. […] Важен период 1909 – 14 гг., – позднее связи с большевиками были сосредоточены в руках немцев. […] Ганецкий, конечно, узловая фигура и для Ленина, и для раскола среди польских с.-д., который прошел именно по этой линии: Ганецкий – «австрийская ориентация», Роза Люксембург, Тышка, Дзержинский и др. противники. Роза была особенно против всевозможных ориентаций, и еще в 1904 г. предупреждала о «японских деньгах» у Циллиакуса (финна), который созывал так называемую Парижскую конференцию революционных и оппозиционных организаций (Струве, Милюков, Чернов и др.), и именно поэтому социал-демократы не пошли на участие в ней. Ганецкий сначала был связан с пилсудчиками, а затем, с 1915 г., с Парвусом. Между прочим, в Копенгагене был суд над Ганецким за контрабанду, – во время следствия были вскрыты его отношения с Парвусом. Эти документы сохранились и недавно найдены. […] Не попадались ли Вам какие-либо сведения о Карле Мооре, швейцарском социалисте, который играл роль маклера в таких делах?» (АИГН, 496/3. Николаевский – Павловскому. 21 октября 1961. С. 1).

20

АИГН, 508/48. Николаевский – Р. (Георгию Иосифовичу) Враге. 18 июня 1960. 1 лист.

21

Николаевский продолжает: «Конечно, Вы правы, когда пишете о Радеке и Уншлихте. Очень похоже, что Роза Люксембург знала про австрийскую авантюру Пилсудского и о связях этой группы с кампанией [компанией] Ганецкого и что весь раскол Розы – Тышки – Барского с «разломовцами» был вызван этим расхождением. Австрийцы знали об отношениях Пилсудского с австрийским штабом и О. Бауэр, по его рассказу, в 1911 или 1912 г. сказал Пилсудскому, когда тот явился в правление австрийских социал-демократов: «Я понимаю, что Вы, как польский социалист, можете хотеть поддерживать дружеские сношения с социалистами австрийскими; я могу допустить, что Вы, как польский националист, можете считать нужным поддерживать сношения с австрийским штабом, – но я не понимаю, как Вы не видите, что поддерживать сношения одновременно и с австрийскими социалистами, и с австрийским штабом невозможно». Это сам Бауэр рассказал [Ф.] Дану, со слов которого я тогда же (1925) записал. Австрийские социалисты вообще были о многом осведомлены и принимали меры, чтобы самим не быть замешанными, но выступать с разоблачениями не считали нужным. Был ли Ганецкий лично связан с Пилсудским? Радек и Уншлихт тогда, после 1906 г., были еще на третьих ролях, но Ганецкий был главным по тайным связям польских социал-демократов, и именно он сносился от польских социал-демократов с Лениным» (АИГН, 508/48. Николаевский – Враге, 15 июля 1960. 1 лист).