Ураган

– Хорошо.

– А если какие вещи, Вер, будешь распродавать, то имей меня в виду первой в очереди, по-соседски – идёт?

– Что идёт?

– За четверть полной цены мы всё купим у тебя, Вер…

– Так ведь цены все изменились…

– Так мы всё пересчитаем, есть кому считать… И квартиру у тебя купим, если продавать надумаешь, Вер, имей нас в виду… Не обидим…

– В смысле… Как это, не обидим?..

– Муж-алкаш в психушке, сын-бандит в тюрьме – войдём в твоё положение соломенной вдовы…

– Это вы о чём?..

– Да не бери в голову, Вер, подумала, небось, что «сила солому ломит», а ты не солома, а только ты теперь «соломенная вдова», то есть несчастная жена, которая при пока ещё живом муже временно при его нынешнем состоянии осталась без его внимания и любви…

– Насмешливое это определение, однако…

– Не без этого, Вер, какая теперь любовь от сбрендившего мужа, какое внимание от супруга, когда его в психушку родня жена-медичка со связанными руками и ногами сдала, чтобы тот нигде по пути не хулиганил и бед не натворил тем же соседям…

– Ничего, мы тебе жениха подберём, про мужа алкаша и психа и сына-бандита смолчим, как сватьи добропорядочные, если будешь старые порядки соседей чтить, по мере возможностей и…

– А вот здесь не заморачивайтесь и не утруждайте себя хлопотами, – прервала резко говорливую соседку Вера Алексеевна. Хотела что-нибудь добавить про уничижительный характер обращения с ней, как с соломенной вдовой, «бедной родственницей» при богатых соседях, но только отмахнулась от старухи, как от надоедливой мухи. – Хватит… Не испытывайте моё терпение… Помните мою покойную маму?

– Конечно, помню, как и ты, Вер, была медсестрой, фронтовичкой с медалями и орденами…О ней в газетах писали, помню…

– Хорошо, что помните… Она бы, не в пример мне, сказала бы: «Тьфу на вас», а я смолчу, поберегу свои нервы и душевные силы… Прощайте и живите, если жить с нечистой совестью можете…

Она закрыла дверь на ключ и разрыдалась солёными на вкус, очистительными слезами, думая мучительно и безнадёжно при звонящем телефоне, с вызовом явно по межгороду: «Надо что-то делать – только что что. Вот телефон трезвонит… Наверняка это он, царь-царевич Фёдор Иванович звонит из Москвы… Не родичи же московские, которые за копейку удавятся, на звонок никогда денег не наскребали доныне… Что делать?.. Месяц телефон не беру и не звоню никому… Пора на работу выходить – отвлечёт работа, чужие болезни и боли, при безнадёжном положении, это выход, как утопающему уцепиться за соломинку… Так уцепимся, а там посмотрим, авось выплывем, царь-царевич… король-королевич Фёдор…»

Глава 6

Да, Фёдор Иванович звонил Вере Алексеевне многажды и даже стал волноваться, не случилось ли что худое с ней. А вдруг ей в силу разных причин просто хочется побыть в одиночестве, бывает такое, когда ни с кем неохота говорить. Ни наяву, ни по телефону… Он не догадывался, почему так, но подразумевал, что такое может случиться с каждым человеком на грешной земле, на белом свете – ни слова и ни полслова не хочется произносить и не слышать ничего, ни того же слова, ни того же полслова…

Можно же было ему предположить, что уж больно складно он объяснил Вере Алексеевне природный разор чёрного вихря, валившего дерева и кресты… Мало ли, что дерев повалило, как говорится, «несчётно», а крестов Новодевичьего «счётно», единицы… Только всё равно – ужас… Кресты на земле и на куполе Смоленского как-то «на честном слове» держатся, готовые каждое мгновение упасть…

– Складно было на бумаге, да забыли про овраги, – как-то утром сказал он громко и уверенно сам себе. И решил непременно, во что бы то ни стало наведаться в Новодевичий, чтобы узнать новости с падшими крестами и крестами-инвалидами на куполах Смоленского собора. – Надо во всём самолично.

Взял с собой удостоверение районного депутата и пошёл к воротам Новодевичьего. Впрочем, его должны были признать и милиционеры на входе и святые отцы, священники, и сёстры. Ведь он часто водил туда на исторические экскурсии и своих школьников, и разных экскурсантов – организованных и стихийных.

И вот что он узнал и услышал непосредственно от участников драмы в обители от разбушевавшейся грозной стихии. Испуганные сёстры-инокини, чьи келейные окна выходили на Успенский храм Новодевичьего, наблюдали с тихим ужасом, как тяжеленные листы кровельного железа срывались ураганным вихрем с куполов храма и хаотично носились в воздухе, как лёгкая папиросная бумага. Старинные монастырские липы, тополя и берёзы вырывались вихрем с корнями и камнями из-под почвы, асфальта. Массивный тяжёлый крест на колокольне был вырван с корнем и брошен наземь, три золочёных тяжеленных креста на куполах Смоленского собора были и снесены с куполов ураганным вихрем и повержены наземь, два других креста жалко свисали сломанными, готовыми пасть, представляя страшную картину для взгляда инокинь.

Потрясённые монахини твердили, опустив очи долу?

– Слава Богу, что ураганные вихри не смогли проникнуть внутрь церкви – дома Господа…

– Божией милостью в Успенском храме все окна в храме оказались закрыты, а то при незакрытых ставнях произошёл бы ужасающий погром внутри…

– В обители был бурелом, но внутри Успенского храма ничего не пострадало…

– Не оказалось повреждений храма Успенского снаружи и внутри…

И прояснил Фёдор Иванович для себя, грешного, что ранним утром, когда он стоял с Верой Алексеевной, после речей юродивого «о небесном мщении», в парке со скошенными косой смерти кронами дерев, напротив стен обители, сёстры-инокини уже пробирались через бурелом к храму. Сёстры первым делом открыли двери Успенского храма проверить, нет ли там внутренних повреждений от игр вихревой стихии. Потом, оказывается, двух инокинь благословили отправиться на колокольню, осмотреть её изнутри и сделать фотографии обители сверху для визуализации повреждений, не видимых взглядам «с земли».

По мере возможности сёстры постарались убрать обломки крестов, кровельного железа и веток деревьев с дорожек обители. Матушка настоятельница сообщила о ситуации в монастыре должностным лицам епархии и государственного музея.

Несмотря на достаточно экстремальные условия и до конца невыясненную опасность положения в связи с крышей Успенского храма, праздничная воскресная Литургия не была отменена. Фёдор Иванович с удовлетворением выслушивал инокинь, как с особенным трепетным торжественным чувством пел в то тревожное утро сестринский хор, какие сугубые радостные молитвы возносили Господу священнослужители, причём в храме, несмотря ни на что, кроме сестёр-инокинь, были и другие молящиеся православные – служащие Новодевичьего монастыря и местного музея. Он не спрашивал инокинь:

«Почему было всё так торжественно и драматической ситуации, в трагическое время после разбушевавшейся стихии, похожей на военную атаку с воздуха чёрных природных вселенских сил?»

И так было всё ясно для ума и сердца:

«Жизнь взяла верх над смертью, косой смерти, срезавшей дерева и столбы, а также даже кресты с храмов. Ничего не кончено с падением от стихии крестов. Жизнь продолжается и будет продолжена из века в век, пока это угодно Провидению Высших Сил».

На следующий же день после природной нерукотворной катастрофы обитель посетил Святейший Патриарх Алексий II, объезжавший в этот день приходы и монастыри Москвы.

Поскольку ураганным вихрем Новодевичьему монастырю был нанесен значительный материальный ущерб, многие ремонтные и восстановительные работы были остановлены, все силы и средства пошли на ликвидацию последствий урагана. Не прекращавшиеся затяжные дожди мешали какие-то сроки кровельщикам восстанавливать крышу Успенского храма, временные покрытия давали в некоторых местах течь. Пострадал потолок общей паперти, но инокини с радостью отмечали, что Божией милостью, огромный по площади расписной свод трапезной части храма остался неповрежденным. Это с радостью отмечали и священнослужители: «Дорогостоящая и кропотливая работа по реставрации свода была закончена лишь за полгода до природной катастрофы, и посему милостивый Господь не попустил этой нешуточной беды, которая могла бы надолго отложить службы в обители».