Страница 46 из 75
Не стал говорить супруге, что кроме элементарной человеческой жадности, может быть еще и подстава. Не факт, конечно, но подозрения имеются. А вот кто кого собрался подставить — пусть французская компартия сама разбирается.
Как бы я не хотел устроить себе маленький отпуск — типа, пока фингал не сойдет, отсидеться в особняке Комаровских, но уже на следующее утро водитель вез меня на работу. Отдохнул и хватит. Бывший поручик Лоботрясов посматривал на меня в зеркальце, но помалкивал и вопросов не задавал. Не положено. И я не стал заводить с ним разговор о его приятелях, так некстати встретившихся мне в салоне.
В торгпредстве вопросов тоже никто не задавал. Или почти никто.
— Это не в президентском ли дворце приложили? — ехидно поинтересовался Петрович.
— Именно там. Мсье Мильеран самолично по морде дал. Дескать — это вместо посвящения в рыцари. А уже потом крестик вручил.
— Ишь, как тут у них строго, — восхитился сапер. — Орден-то покажете, товарищ начальник?
Вытащив из кармана орден, передал его Александру Петровичу. Тот внимательно осмотрел, подкинул на ладони и вздохнул:
— Эх, а вот мои ордена…
Мог бы и не вспоминать, что его собственные ордена сгинули где-то в Архангельске. Может, когда его наши в плен взяли или уже потом, в фильтрационном лагере. Впрочем, награды бывшего штабс-капитана могут сейчас лежать в каком-нибудь потаенном местечке.
— Не полагается ордена без обмывки носить, — строго сказал Петрович.
Да знаю я, знаю. Сам обмывал некогда свои регалии.
— Так я его и носить не собираюсь. Разве что — на очень торжественные случаи в Елисейском дворце. Но вряд ли я еще раз там появлюсь.
— Как знать, — хмыкнул Петрович, возвращая мне орден. Возвращаясь к своим делам начальника охраны — то есть, к болтовне с охранниками, Исаков сварливо сказал: — Там тебя, товарищ начальник товарищ Кузьменко заждался. Уже бьет копытом. Дело-то у нас, сами знаете, нехорошее.
Я покивал. Дело у нас и на самом деле нехорошее, а уж насколько оно нехорошее, Александру Петровичу знать не стоит.
Меня ждал не только Никита, но и Светлана Николаевна. Тоже понятно. Все-таки, они знали чуть больше, нежели остальные.
— Олег Васильевич, кто это вас? — всполошился мой заместитель, а бывшая подпольщица только спросила: — А что, у Натальи Андреевны бодяги не нашлось? У меня есть, могу сходить.
Про бодягу-то я и забыл. А Светлана Николаевна, не слушая никаких возражений, ушла и скоро вернулась с пакетиком порошка и бутылочкой масла. Не знаю — есть ли смысл мазать уже проявившийся во всей красе синяк, но меня уже принялись обрабатывать.
— Так откуда синяк? — тоном строгой, но любящей матушки спросила Светлана Николаевна. — Надеюсь, не из-за женщины?
Забавно, но в каком-то смысле драка произошла из-за женщины.
— Мы с товарищами не поняли друг друга, — объяснил я.
— А что с товарищами? Живы?
— Ушли на своих ногах. Надеюсь, в полицию обращаться не станут.
Товарищ Исакова лишь покачала головой. Не понял — одобрительно или осуждающе?
— А разрешение на оружие я зачем пробивала? Надо было вначале стрелять, а уже потом разбираться.
Ничего себе, какая кровожадная женщина! Если бы я стрелял во всех, с кем у меня происходили конфликты, то уже за спиной оставалось целое кладбище. Надеюсь, подпольщица из Сибири шутит.
— Товарищи, давайте о деле, — вернул нас к обыденности Кузьменко. — Олег Васильевич, что с делом Кожевникова? Или вы не знаете подробностей?
— В общих чертах, — осторожно сказал я. — Министр внутренних дел считает, что имеет место несчастный случай.
— Несчастный случай? — едва ли не в один голос спросили мои коллеги.
— Ага. Никита, ты на опознании был?
— Был, — кивнул Кузьменко. — Чисто внешне зацепиться не за что. — Посмотрев на хлопотавшую вокруг меня Светлану Николаевну, замолчал.
Ага, подпольщица не поделилась тем, что по моему приказанию проводила наблюдения за «фигурантом» с моим заместителем, что исполнял обязанности начальника. И правильно.
— Товарищ Исакова, вы нас не оставите наедине? — официально и строго попросил Кузьменко.
Светлана Николаевна кивнула, нанесла на мою физиономию завершающий штрих и вышла. Вот, даже не улыбнулась. А ведь она-то точно знает, что случилось.
Проводив взглядом нашего технического работника, Кузьменко спросил:
— Возможно, смерть Кожевникова имеет отношение к тому, о чем я вам докладывал. Как вы считаете?
— Не исключено, — уклончиво сказал я. — Какие у вас имеются соображения?
— Кожевников решил кому-то сдать компромат на торгпредство, — принялся рассуждать Никита, — или вообще — продать нечто секретное, о чем он узнал, будучи сотрудником наркомата иностранных дел, но не сумел договориться о цене. Он хотел слишком много и его убрали, чтобы не платить.
— Логично, — кивнул я. — Если бы цена за компромат была приемлемой, то никто бы убивать не стал. Заплатить гораздо проще, чем добывать тоже самое с помощью «мокрухи».
— Вот и я про то! — вскинулся Никита. — Что такое мог знать рядовой сотрудник, чтобы его стоило убивать?
— Обыск в его комнате провели? — спросил я.
— Провели, но ничего особенного, — пожал плечами Кузьменко. — Все на месте, кроме документов. Даже нательное белье — запасная пара. Правда, зубная щетка отсутствовала и гребень для волос. Я потом в описи читал — их там не было. Значился бумажник и в нем сто франков, серебряная цепочка, служебный паспорт. И все.
Молодец Кожевников! Если бы взял весь багаж, то сразу бы привлек внимание. Но к чему жадничать? Белье и верхнюю одежду можно купить. А вот зубную щетку и гребень все-таки взял. И куда они делись? Книгочеев не говорил, но очевидно, что их просто выбросили от греха подальше. Или его бандиты прихватили в качестве трофеев.
— Еще — дай команду провести ревизию тех дел, которые он вел. Возможно, что отыщем недостачу.