Страница 40 из 75
— Первоначально — ревность. Молодой человек сам был близок к… — кивнул Книгочеев в сторону папки, не называя фамилии главного фигуранта. — Хотел отомстить. Передать фотографии… — поднял глаза ввысь экс-жандарм. — Но потом осознал, что это ему ничего не даст. Напротив, отомстить бы не удалось, а мог бы и сам пострадать. А потом, когда попал в торговое представительство, решил заработать, а заодно и заполучить бесплатный билет через океан.
Верю. Если бы Кожевников отправил компромат кому-то из высокого руководства — Ленину там, или Троцкому, то это обошлось бы боком ему самому. А главного фигуранта… Думаю, его бы тихонько пожурили и попросили посматривать — не притаился ли где-нибудь объектив. Человек этот слишком нужный и важный, чтобы из-за такой ерунды раздувать скандал. А вот если бы фигуранта понадобилось свалить, тогда бы эти фотографии и пригодились.
— Фотографии я покупаю, — сказал я. — Не проводите меня?
— С удовольствием.
Возможно, мы с Александром Васильевичем слишком мудрим. Мы уже с ним виделись неоднократно, пусть и не при свидетелях. В торгпредстве он тоже бывал, но не как сотрудник. Но кто знает, не установлена ли слежка за мной после чрезвычайного происшествия с одним из торгпредов, или парижская полиция выявила злоумышленников и теперь установила наблюдение за самим Книгочеевым? Так что, лучше немного перестраховаться. От нас не убудет.
Мы неспешно двигались в сторону Латинского квартала, а по дороге Книгочеев вкратце обрисовал мне ситуацию: «задумавшийся» Евгений Кожевников гулял по вечерам около американского посольства, торчал у ограды, мечтая обратить на себя внимание. Но сам обратиться к охране, попросить вызвать кого-нибудь из дипломатов отчего-то не решался. Так тоже бывает. Вот, тоже странность. Со мной-то он поначалу не побоялся вступить в ссору, а здесь отчего-то стеснялся.
О поведении Кожевникова мне доложила еще Светлана Николаевна, «срисовавшая» нашего коллегу. Ну, теперь уже бывшего. Но рано или поздно Кожевникова бы заприметили, заинтересовались. Или он сам бы собрался с духом и позвонил в посольство.
Вот, гражданин Кожевников и дождался, что им заинтересуется американец.
— И он вас не узнал? — поинтересовался я.
— Он меня видел всего один раз, а сделать из себя американца — пустяки, — слегка улыбнулся Книгочеев.
В то, что экс-жандарм сумеет сделать из себя американца, я верю. А если у Кожевникова и мелькнула тень сомнения, то здесь включаются сразу два фактора, отметавшие эту тень. Во-первых — некоторая «расслабуха», присущая людям, уехавшим из Советской России и переставшими бояться чека. И я для него уже не чекист, а просто начальник. Строгий, придирчивый, но не более. А во-вторых, человек верит в то, во что хочет верить. А Евгению очень хотелось продать товар подороже.
— И что хотел взамен?
— Визу и десять тысяч долларов.
— Ого! Не жирно ли?
— Вот и я ему сказал, что десять — это жирно. Что американские газеты не слишком-то интересуются личной жизнью советского правительства. Пятьсот долларов — и не центом больше. Сошлись на тысяче. Договорились о встрече. С меня деньги и виза, а с него фотокарточки и негативы. Но у него еще и свои деньги были, десять тысяч франков. Так что, в штатах он не пропал бы.
Десять тысяч? Ну ни хрена себе! Как это он умудрился столько наворовать? Нужно дать приказ провести ревизию всех дел, которые вел Кожевников.
— Будете меня осуждать? — поинтересовался Книгочеев.
— А смысл? — пожал я плечами. — В целом — вы поступили правильно. Единственное, за что я вам ставлю на вид — пошли на крайние меры без моего приказа.
— А вы бы отдали такой приказ? — усмехнулся Книгочеев.
Хороший вопрос. А ведь пожалуй, я бы такой приказ и не отдал. Я-то хотел, чтобы Книгочеев просто установил — что же замыслил мой подчиненный? А жандарм, видите ли, перестарался.
И тут я одернул сам себя. Кому же ты врешь? Ведь я мог прекрасно сообразить, что Книгочеев, обнаружив что-то подозрительное, сам догадается пойти на крайние меры. Зато мои ручки останутся чистыми. И ведь остались. Но если ответственный работник наркомата готов за деньги и некие плюшки сливать компромат на своих руководителей, то что еще с ним остается делать? Увозить в Россию, допрашивать, а потом судить? Тому, старому зубру от бухгалтерии повезло, что нашлась оказия и его вывезли вместе с Орлинским. А иначе бы не знаю, что бы я и делал. Нет у меня людей, способных на грязную работу, а нужны.
Я даже допускаю, что попади Кожевников на настоящего американца, даже на дипломата, сторгуйся на большие бабки, а потом опубликуй это все в газетах, то ничего бы страшного и не произошло. Мы бы сказали — очередная фальшивка, попытка оклеветать руководителей Советской России. А самое смешное, что американские газеты, скорее всего, это бы не опубликовали. Уж слишком мерзкие эти снимки. Но негативы остались бы лежать в каком-нибудь стальном сейфе, а потом, они бы оказались извлечены и пущены в дело. Оно нам надо? Нет, Кожевников все-таки мерзавец, а мерзавцев жалеть не стоит. А тайные страстишки сильных мира сего — пусть и некрасивые, это тоже тайна, которую следует оберегать.
Как раз по дороге, в подворотне, я увидел мусорницу. Укрывшись за Книгочеева, разорвал на мелкие кусочки все фотографии (как хорошо, что их не приклеили на паспарту!), а потом, как бы невзначай, расколотил негативы. Может, стоило бы раскидать все по разным мусорным урнам, ну да ладно. Никто не станет склеивать разорванные бумажки, а уж восстановить разбитое стекло вообще нереально. А даже если кто-то и озаботится, то ничего не поймет. Без соответствующих комментариев это только порнография.
— Вам кто-нибудь помогал? — спросил я.
— Допрашивал сам, а помогали два эмигранта. Один подрабатывает таксистом. Я им заплатил по тысяче франков, плюс те десять тысяч, что нашлись у юноши в карманах.
— Не видел ни тела, ни результатов вскрытия. Официальная версия полиции — споткнулся, ударился и захлебнулся. Чем вы его? Дубинкой?
— Зачем дубинкой? — обиделся Книгочеев. — Два бильярдных шара в толстом носке. Стукнули разочек в лоб. Потом немножечко подержали в ванне. Кстати, украл вашу же идею. Ну, пусть не совсем и вашу…
Ну да… Я же рассказывал Книгочееву о страной смерти Дринкуотера. Бывший жандарм знавал бывшего разведчика.