Великий диктатор

- Прочитал я эту поэму давно, - начал я. - Ещё в шесть лет. И с тех пор перечитывал её ещё трижды. И я был крайне удивлён и поражён тем, что она считается патриотической и национальной. Ведь, на самом деле, это произведение можно отнести к сепаратистским и очень вредны.

В классе разлилась мертвая тишина, пацаны смотрели на меня, вылупив глаза, а наш классный наставник покачивал головой явно в жесте неодобрения.

- С чего вы это взяли, господин Хухта? Что за крамольные мысли? А хотя, ладно, продолжайте. Ведь я обещал выслушать, - господин Кивекас вначале возмутился, а затем, взяв себя в руки, позволил мне продолжать.

- В первой части поэмы рассказывается о неком подростке-сироте по фамилии Стол. Который рассказывает, что все его предки погибли, сражаясь за короля и Швецию против России. Хочу всем напомнить, что мы с вами сейчас проживаем именно в Российской империи, - я обвёл взглядом притихший класс и преподавателей. Фростерус чесал подбородок, а Кивекас как-то зло ухмылялся. - Далее из повествования мы узнаём, что отца мальчика взяли в солдаты тоже в пятнадцать лет, и он погиб у него на глазах в битве при Лаппо за независимость Финляндии. И вот теперь ему тоже пятнадцать, и он хочет вступить в армию, чтобы вернуть свою любимую родину к ногам короля. Полный бред и неприкрытая ложь! Вот моё мнение об этой поэме. Её надо немедленно запретить в нашей стране! - я замолчал и повернулся к учителю языков, который, судя по его красному лицу явно прибывал в ярости.

- Ты! Вы! - вытолкнул он из себя и, внезапно закрыв глаза глубоко задышал, а заодно, выставив перед собой руку с растопыренной пятернёй, явно, жестом, призывая меня оставаться на месте.

- Великолепно, господин Хухта! - наш классный наставник поднялся со своего стула и отвесил мне небольшой поклон. - Ваш разбор краток и эмоционален. Но всё-таки не сочтите за труд, объясните нам всем про «бред и ложь».

- Господин Кивекас? - я покосился в сторону учителя-предметника, ведь сейчас его урок, а значит он здесь главный.

- Да. Объясните нам, - почти прошептал он, так и не открыв глаза.

- Тогда мне нужна небольшая ваша помощь, господин Фростерус, - обратился я к классному наставнику и, дождавшись его кивка, продолжил. - Господин Фростерус, со скольки лет, у вас сохранились воспоминания о детстве?

- Хм, лет с четырёх, я думаю. А что?

- В поэме мальчик рассказывает о том, что его пятнадцатилетнего отца взяли в армию, и он видел как тот погиб. Мог ли одиннадцатилетний ребёнок стать отцом, и как на это отреагировали бы окружающие?

- Ха! Нет, конечно! Ну, вряд ли, - и он почему-то покосился на своего сына. - Но столь ранний брак невозможен. Ребенка записали бы как незаконнорожденного, а его малолетнего отца сослали бы в колонии по шведским законам. Вот жеж? Я с такой точки зрения никогда не смотрел на эту поэму. Действительно, бред.

- А ещё, они жили в Пори, который был занят русскими войсками за месяц до сражения у Лаппо. Ну и самое главное! Что это за война за независимость Финляндии? Разве герцогство Финляндское было свободным государством, разве оно не входило в состав королевства Швеция?

- Спасибо, господин Хухта, - наконец ожил и Конрад Кивекас. - Я думаю, что мы услышали достаточно, чтобы понять вашу точку зрения. Можете идти на место. Хотя нет. Постойте. А почему вы всё-таки считаете поэму сепаратистской? Из-за вашей любви к Российской империи?

- Почему? - я пожал плечами. - Господин Кивекас, скажите, а в каком году и из-за чего город в котором мы сейчас находимся вошёл в состав княжества?

- Ну, насколько я знаю, Улеаборг и центральная с северной Остроботнии присоединены к нашему княжеству по итогам русско-шведской войны в 1809 году. Согласно Фридрихсгамского мирного договора.

- А если бы победила Швеция и отец того мальчика? Был бы сейчас Улеаборг и губерния в составе Финляндского герцогства?

- Я вас понял, - сухо ответил мужчина. - Можете сесть на своё место.

- Нет! - ответил я отказом, чем ещё больше удивил учителя. - Я всё-таки хочу прояснить для вас и для моих одноклассников причины моей некой любви к Российской империи, как вы выразились.

- Минуту, - Конрад Кивекас извлёк часы и, посмотрев время, кивнул мне. - У вас есть десять минут, справитесь?

- Спасибо! - поблагодарил я его. - Господин Феллман, вы не поможете мне? - обратился я к конопатому очкарику сидящему на первой парте.

- Всем чем смогу, - улыбнулся мне внук нынешнего Улеаборгского губернатора Густава Эсиаса Феллмана.

Мы вместе с ним расчертили на доске таблицу. Где было три столбца — Великое княжество Финляндское, герцогство Финляндское и королевство Норвегия.

- Господа, - я поклонился своим одноклассникам. - Сейчас я буду записывать в столбце нашего государства то, что у него и у нас есть. А господин Феллман, будет записывать или пропускать эти же пункты в столбцах Норвегии и исторической Финляндии в составе Шведского королевства. Мы все с вами знаем, как Маркус Феллман любит историю. Итак, начали. Валюта, у нас есть маркка…

У бывшего герцогства своей валюты не оказалось, о чем и свидетельствовали прочерки в соседнем столбце. Из всего что я перечислил, у Норвегии нашёлся только парламент, валюта и собственная армия, а бывшее герцогство отметилось одними прочерками.

- Итак, господа, - обратился я к ученикам и двум обалдевшим от нашей таблицы учителям, в какой стране вы бы захотели жить? Проголосуем?

- Я думаю, это излишне. Спасибо за ваш ответ, господин Хухта. И за вашу помощь, господин Феллман. Можете садиться на свои места. И я думаю, что всё-таки оценю вашу совместную работу на отлично.

Глава 29

- Сударь, а правда, что вам всего девять лет? - без тени смущения спросила моя первая партнёрша и, подхватив меня под локоток, закружила против часовой стрелки.

- Чистая правда, сударыня, - отозвался я и подставил свои ладошки под хлопки ладоней девочки.

- А по вашему росту и не скажешь. Вы меня точно не обманываете? - прошептала эта юная нахалка мне прямо в ухо, когда мы чинно вышагивали, держась за руки, в общем строю танцующих.

- Сердце крещю, - и я действительно перекрестил свободной правой рукой левую половину груди. - А что, это вас смущает, сударыня? - попытался подколоть свою партнёршу, когда мы закружились уже по часовой стрелке.

- Ничуть, - призналась та. - У меня папа младше мамы тоже на три года.

Ой-ой-ой. У этой пигалицы, походу, серьёзные намерения в отношении меня. Ишь как, со своими предками уже сравнивает. Но тут, наконец, произошла смена партнёров и доставшаяся мне серьёзная блондинка с ходу огорошила меня:

- А я, сударь, поэтесса. Хотите послушать мои стихи? - и подхватив друг друга под локоток мы с ней поскакали как два козлика, когда началась активная фаза в этом танце.

В общем, я кое-как дотерпел этот длинный контрданс и попытался смыться к столам с прохладительными напитками, мысленно проклиная создателей подобных развлечений. Ещё в самом начале Рождественского бала я обнаружил на этих столиках апельсиновый сок. Но успел угоститься только маленьким стаканчиком.

- Хухта! - меня дернула за рукав какая-то сила, и я оказался за колоннадой основного зала в окружении семиклассников. - Не смей танцевать и разговаривать с баронессой Клеркер! - Надо мной навис светловолосый и конопатый парень. - Ты меня понял?

- А кто из них была баронесса? А то они не представлялись, а на них не написано, - попытался я всё свести к шутке, попутно пытаясь вспомнить, кто это такой.

И это у меня почти получилось. Вокруг нас раздался смех, а семиклассник в прикольных прямоугольных очках заявил моему оппоненту:

- Ари! Ты тогда всех пятиклашек отлавливай и об этом предупреждай, - и я наконец вспомнил.

Это был Ари Сипиля, сын секретаря местного сейма. Они жили практически за городской чертой, и его привозили на занятия в личном экипаже.

- И баронессу приводи, а то может кто её, как наш Хухта, в лицо не знает, - и мальчишки зашлись в смехе.