Великий диктатор

- Николай Иванович, ты меня совсем запутал. Расформирован, сформирован! Так он есть или его нет? - в раздражении император аж хлопнул ладонью по столу и, поморщившись, достал из портсигара очередную папиросу.

- Виноват! - рявкнул Бобриков, отчего поморщились и все остальные присутствующие в кабинете. - В моём округе и в войсках княжества этот полк отсутствует. Его передали в 24-ю артиллерийскую бригаду петербургского военного округа.

- Алексей Николаевич, распорядись вернуть полк финнам, - дал распоряжение Куропаткину император, которого уже стало раздражать это совещание.

- Никак нет! Не могу, Ваше Величество! Как же я им полк верну, если он полностью укомплектован призывниками из Киевской и Полтавской губерний? - теперь и военный министр стоял по стойке смирно и докладывал не менее громко, чем его предшественник.

- А какие артиллерийские системы были переданы в этот полк? - великий князь Михаил явно решил зайти с другой стороны вопроса. - Если это старые системы, то отдай их финнам, а полк перевооружи, - Дал он совет Куропаткину.

- Николай Иванович, что за системы были вами переданы? - почти взмолился в обращении к финляндскому генерал-губернатору военный министр.

- Это не при мне было, Алексей Николаевич. Но справку я подготовил, - и покопавшись в своей папочке, зачитал с найденного листа. - Тридцать четырёхфунтовых легких полевых пушек 1877 года и десять шестидюймовых полевых мортир 1885 года.

- Пффф! - выдохнул дым Николай II.- Алексей Николаевич, отдай ты им эту рухлядь, всё равно перевооружать полк будешь. Пусть себе по батальонам батареи распределят. Я надеюсь на этом всё, господа?

Глава 24

- Здравствуйте, здравствуйте, господин Нюберг! - заголосили мальчишечьи голоса, как только мы вошли в комнату на втором этаже приюта.

Мы — это, собственно, я и мой родственник со стороны жены моего старшего брата Кауко. Дядя Ларс, как я называл его, был владельцем трёх заводов. Заводами скобяных изделий и паровых машин он владел ещё до моего явления в этот мир, а бондарный завод он приобрёл недавно, буквально после Нового года. Вместе с заводом ему достался и небольшой приют для мальчиков-сирот, который содержала бывшая владелица завода ради налоговых послаблений. Что, впрочем, не спасло её от разорения.

К моему стыду, я до попадания в Финляндию смутно представлял что такое бондарный завод. Нет, среди моих друзей были пацаны с фамилией Бондарь и Бондаренко, и нам даже на уроках истории рассказывали про бондарей, которые делали деревянные бочки. Но чтобы целый завод этим занимался? Для меня это было открытием. И только здесь, когда дед Кауко стал брать меня в поездки, я узнал кто, как и для чего производит деревянные бочки. Эта тара использовалась повсеместно для транспортировки и хранения всевозможных товаров. Помню, в каком шоке я был, когда первый раз увидел громадную деревянную бочку на два ома (300 килограмм) с солёным сливочным маслом.

Как и почему разорилась предыдущая хозяйка я не знал, но Ларс Магнус Нюберг подбил моего дядю Каарло выкупить выставленный городом на торги бондарный завод. Естественно, дед особых денег на это дело не выделил, так как впереди маячило строительство железной дороги от кирпичного завода и дамбы со складами на моём острове. Но, тем не менее, эта парочка завод выкупила. На эти цели дядя Каарло даже взял кредит в банке.

Я сначала не понимал зачем нам бочки. Ну, разве что на строительную смесь, которую производили из боя клинкерного кирпича.

- У Ларса Нюберга есть хорошие знакомства в Германской империи, и, он может заключить большой контракт на поставку сосновых семян, - пояснил мне дядька, приоткрывая тайну покупки. - У меня много шишек остаётся после сбора. Я даже не все пускаю на шелушение. А у нас семена недорого стоят, все предпочитают брать годичные или двухгодичные саженцы. А немцы берут прямо в шишках, бочками. Да и смолы есть избыток, так что мы найдём чем заполнить тару.

Я с содроганием вспомнил дядин барак для шелушения шишек, который представлял из себя баню с устроенным внутри неё сетчатым барабаном. Шишки раскрывались при нагреве, и когда их крутили в барабане, из них выпадали семена с крыльчаткой. Но крутить надо целыми днями, в дикую жару. Адская работёнка. По-моему, даже хуже чем возле печи кирпичного завода.

После разорения предыдущей хозяйки завода приют временно попал под управление городом, а после обретения предприятием новых хозяев им на шею повесили и это детское учреждение. Вообще, опека детей, потерявших родителей, в княжестве была организована неплохо. В городах существовали как казённые, так и частные приюты. Создание частных приютов очень поощряется, так как в этом случае экономятся средства княжества на пособия. Да и многие выпускники приютов остаются работать на предприятиях-шефах. А превратить приюты в полноценные работные дома мешает строгое законодательство, которое ограничивает труд несовершеннолетних в возрасте до двенадцати лет четырьмя часами. А после достижения двенадцати лет у детей есть выбор. Или работать полный день, или половину дня учиться в народной школе, а вторую половину посвятить работе.

Но это только в городах, в сельской местности сироту забирают родственники или назначенные общиной опекуны. У нас, в Яали, представителями опеки являлся пастор и церковный староста. И они же выдавали пособие, которое платит губерния на каждого сироту до двенадцати лет. В Улеаборгской губернии пособие небольшое, всего одна марка в месяц. А вот в столичной Гельсингфорской губернии, как говорят, пособие аж целых пять марок на человека.

Каждый месяц наш пастор проводит «Службу ключей», так называется у нас исповедь. Она добровольна — как любит повторят отец Харри, но все прихожане от семи лет и старше, участвуют в ней обязательно. Через исповедь пастор и контролирует взаимоотношение опекунов и опекаемых.

А вот мне вначале даже пришлось придумывать самому себе грехи и стараться особо не повторятся, чтобы отец Харри ничего не заподозрил. Хорошо, что мои братья-рыцари в нашем узком кругу обожали рассказывать друг другу о своих грехах. А иногда в споре о их крутости дело доходило и до драк. Я же, пользовался случаем и запоминал все их «страшные» прегрешения, которые в основном сводились к непослушанию и непочитанию взрослых и использовал при личной исповеди.

Когда новые хозяева получили в нагрузку к заводу и приют, их как опекунов обязали проводить раз в год культурно-массовые мероприятия. Обычно это были походы в приезжавший в город цирк и посещение местных театральных постановок. Кто из моих дядей додумался пригласить в приют для литературных чтений писателя Хухту, я не знаю, но с месяц точно отбрыкивался от их поползновений. Пока не вмешался дед Кауко и не заставил меня провести эту встречу. И вот сейчас я обозревал дюжину мальчишек в возрасте от восьми и до тринадцати лет, вскочивших с лавок при нашем появлении.

- Мальчики, перед вами писатель Матти Хухта, чьи сказки про Мумми-Тролля вы наверняка читали, я видел эти книги в вашей библиотеке, - и дядя Ларс правой рукой указал на меня и кивнул в сторону небольшой книжной полки, висевшей на деревянной стене. - Сегодня он расскажет вам про новую написанную им книгу. Матти, оставляю вас, как ты и просил. Зайду за тобой минут через сорок.

Сказал и свалил, оставив меня одного перед мальчишками разного возраста. Самому младшему на вид было, как и мне, восемь-девять лет. Старшему, наверное, двенадцать-тринадцать. Но, так как я рос аномально, то ростом чуть-чуть не дотягивал до их старшего. Ну, я так определил, на глазок. Тем более, что дети как вскочили с лавок, установленных вдоль длинного стола, так и остались стоять.

- Добрый день, господа. Садитесь, - произнес я первые слова и почувствовал себя как учитель в школе. - Совсем недавно я написал новую книгу и хотел бы рассказать вам про неё…

- Не верю! - перебил меня старший пацан, сидевший с самого края лавки.

- Чему именно? - чуть ли не радостно спросил я у него.