Страница 1 из 5

Россия на Западе: странные сближения

Яковлев Егор

Егор Яковлев, Александр Цыпкин

Благодарности

Авторы благодарят Центр исследований исторической памяти БФУ им. И. Канта за прочтение книги и в высшей степени компетентные, глубокие и деликатные комментарии. Они помогли сделать книгу гораздо лучше!

Отдельная наша признательность за ценные замечания одному из лучших калининградских историков, кандидату исторических наук Константину Петунину!

Также великое спасибо друзьям «Цифровой истории»: кандидату исторических наук Юрию Бахурину, историку Сергею Махову, историку Борису Мегорскому, – потрясающим специалистам, которые ознакомились с текстом на этапе создания и дали важные советы.

Предисловие

Иногда мне кажется что Бог все-таки писатель (на самом деле программист, но мечтать же я могу?). Почему я сделал такое предположение? Да потому, что иногда судьбы исторических персонажей так искусно переплетены, что решительно отказываешься верить в случайность совпадений. В истории земель, которые ныне составляют нашу Калининградскую область, таких узлов на несколько лихо закрученных сериалов.

Этими сюжетами я заинтересовался исключительно по причине туристической лени. Оказавшись первый раз в Калининграде по делам, я решил заодно посетить какую-то местную достопримечательность. Одну. Чтобы маме отчитаться. Читать о регионе не хотелось, слушать экскурсии тем более: нужно было что-то быстрое и приемлемое для мамы. И разумеется, я пошел на могилу Иммануила Канта – а куда, казалось бы, еще тут идти? В центре, удобно, брендово. К тому же не в каждом городе автор категорического императива[1], который ты сдавал на университетском экзамене, лежит вот так, в общем доступе, можно сказать, автографы раздает. Подходи, вызывай дух и мучай вопросами о мироустройстве.

Чтобы не скучать, я начал написывать в мессенджере своему другу Егору Яковлеву, надеясь получить от него короткие и емкие комментарии относительно биографии философского светила.

Когда-то давным-давно по субботам в полупустом зале питерской Капеллы на утренних концертах классической музыки сидели два мальчика. Одним из них был я, а другим – Егор. И меня, и его родители с изрядной настойчивостью приучали к прослушиванию Чайковского и Шопена. Правда, познакомились мы значительно позже, но ленинградская закваска быстро нас подружила. Егор стал известным историком и, что немаловажно, блогером (говорю без тени сарказма, ведь умение доносить свои знания до публики – навык чрезвычайно ценный). Его «Цифровая история» – лучший в России проект исторического просвещения, и теперь по каждому туманному историческому вопросу я адресуюсь к нему. Он или сам интересное расскажет, или что-то умное почитать посоветует.

Немудрено, что, направляясь к Кафедральному собору, где покоится кенигсбергский гений, я вступил с Егором в оживленную переписку. Среди прочего поделился таким умозаключением:

– Знал бы Кант, что местом его вечного покоя станет другая страна, в которой философ и не бывал-то никогда. А тут вдруг раз – и он слушает «Маяк» прямо в собственной могиле.

– Ну, вообще-то, бывал. Он же присягал русской императрице. И даже писал нашей Елизавете Петровне прошение о занятии кафедры в Кенигсбергском университете.

– ???

– Восточная Пруссия четыре года была под русским управлением, фактически нашей провинцией.

– Да?!

Позорно, конечно, считать себя образованным человеком и так откровенно провалиться. Начал думать, как выпутаться. На что свалить: на амнезию или на плохое воспитание, сопряженное с детской травмой? Пока думал, услышал следующее, зовущее в архив:

– Это еще что: в то же самое время в Кенигсберг приезжал молодой Суворов. Его папа был губернатором занятых земель. Хотя прямых свидетельств нет, но теоретически он мог видеть Канта. Или хотя бы слышать о нем.

На этом месте я окончательно разочаровался в своей эрудиции. Что, впрочем, неважно: если ты чего-то не знаешь, всегда можно узнать.

Интересней другое: меня как сценариста зацепили эти неожиданные, странные сближения. Суворов, Кант, Елизавета. Каким еще калининградским сюжетом, объединяющим такие разные фигуры, можно порадовать маму?

Спустя двадцать минут таких историй накопилось в избытке. Наша переписка превратилась в любопытную игру: мы выделяли хронологический период в прошлом янтарного края и набирали в него русских героев, которые здесь воевали, интриговали, любили, проклинали, путешествовали, жили и умирали. Иногда они пересекались друг с другом – или со знаменитыми европейцами; иногда проходили мимо, не заметив поблизости других героев, которых мы знаем со школьной скамьи. Через биографии, связанные с Кенигсбергом-Калининградом и окрестностями, мы постепенно соткали полотно о русской истории, протекавшей в отдельно взятой иностранной провинции. А под конец решили, что было бы просто преступно не превратить наш замысел в книгу. И вуаля, вот она.

Эпизод первый. Царь в Королевце

Внимательный взгляд быстро обнаруживает незримые нити, связывающие янтарный край с прошлым большой России. Первая из них протянулась от статуи Петра Великого возле Калининградского кафедрального собора. Юный царь опирается на руль ботика потешной флотилии, оригинал которого можно видеть в музее села Веськово близ Переяславля. Кто-то может сказать, что в этом месте был бы уместнее не «переяславский Петр», а, скажем, Петр времен Великого посольства, посетившего Кенигсберг, но отсылки к истории зарождения русской морской славы в Калининграде вполне логичны. Ведь сегодня именно здесь находится штаб Балтийского флота, любимого детища государя, путь к которому начинался далеко к востоку отсюда, на Плещеевом озере, в начале 90-х годов семнадцатого века.

Собственно кенигсбергские приключения Петра начинаются позже, в 1697-м, когда монарху уже двадцать четыре: он неопытен, слишком порывист, временами безрассуден. Он еще не великий, хотя знаменитый уже весьма.

Славу царь заслужил громкой, прозвучавшей на всю Европу победой над турками. Менее года назад его войска взяли крепость Азов, которая считалась неприступной, и тем пробили для России выход к южному морю, утраченный много столетий назад. Энергичный правитель-полководец из далекой страны стал предметом разговоров, расчетов, надежд и опасений в кругах европейских столиц. На волне неожиданного триумфа посланный в Вену дипломат Козьма Нефимонов склонял императора Священной Римской империи Леопольда I к наступательному союзу против Стамбула и был близок к успеху.[2]

За военными делами часто забывается факт огромного политического значения: зимой 1696 года в тридцатилетнем возрасте мирно скончался «старший» царь Московского государства – больной, почти парализованный Иван V, с которым его младший сводный брат Петр до сей поры делил трон. Хворый государь не оставил мужского потомства, и это устранило опасную перспективу конкуренции за престол, вроде бы заложенную самим фактом двоецарствия. На Руси остался только один правитель, который четко знал, чего он хочет, и уже приступил к достижению своих целей.

30 октября 1696 года Боярская дума постановила: «Морским судам быть…», дав официальное начало регулярному русскому флоту. На отбитом у турок берегу Азовского моря по приказу царя уже стали оборудовать гавань и планировать крепость, из которой позже вырастет Таганрог. 22 ноября 1696 года Петр подписал указ об отправке дворянских детей на обучение за границу.

Категорический императив – понятие философии Канта, обозначающее высший нравственный закон.

Австрияки к моменту посольства Ефимонова воевали с турками уже больше 12 лет, но речь шла о совместных согласованных действиях.