Небесный берег

Герсий снял оружие с предохранителя, поднял, прицелился. Не выстрелил. Они, не моргая, смотрели друг другу в глаза, понимая, кто есть кто.

Капитан Лута ждал недолго. Снял с плеча ружье и пальнул по полу. Герсий механически выстрелил в него. Попал в плечо. Капитан Лута застонал, сжал зубы, но ружья не выпустил. Глаза у него блестели от ненависти.

Эмерис Юрген вскинул обе руки: одну в защитном движении, чтобы прикрыть капитана, вторую протянул к Герсию, будто бы пытаясь схватить того за шею, несмотря на расстояние. И предостерегающе произнес:

– Не делай этого.

У Герсия дрогнул палец, но повторно на спусковой крючок он не нажал. Пока противник не зашел в комнату, Герсий убеждал себя, что ничего страшного не происходит, что они справятся. Что он справится. Не зная, против скольких солдат ему придется биться, он понимал, что возможны смерти. Может быть, у него не получится контролировать всех. В темноте он мог скрыться. В темноте его не видели или видели не так хорошо. Но в темноте ему становилось сложнее использовать магию разума.

Увидев только двоих, Герсий растерялся.

А потом понял.

Магам разума не нужно было подкрепление против одного Герсия. Или любого другого мага. Они вообще не рассчитывали на битву, и вид вдруг напрягшегося капитана только подтверждал догадку.

– Не могу, ты же понимаешь, – ответил Герсий. Губы у него пересохли.

Эмерис понимал, хоть и не хотел.

Капитан Лута снова прицелился и прошипел:

– Если я не могу тебя убить, недотраханная шлюха, это не значит, что я не могу тебя подстрелить.

Рана у него на плече кровоточила, но командир будто бы не замечал ее вовсе. У Эмериса за плечом тоже висело ружье. Он не планировал его использовать. Он вообще предпочитал обходиться без стрельбы.

Эмерис Юрген снял ружье, сжал. И с размаху ударил им по голове капитана Луту. Тот упал на пол и не шевелился – голова у него была разбита.

Герсий выдохнул, чувствуя, как плечи невольно расслабились. Он улавливал такое же напряжение у мага разума напротив, считывал его сомнения, нежелание находиться в этом доме, не принимать участия в операции. Ощущал в нем ненависть, так хорошо знакомую самому Герсию, и страх перед будущим. Его эмоции были эмоциями Герсия, так сильно походили друг на друга. Он ни разу не встречал человека, с кем мог бы почувствовать хотя бы сотую долю этого понимания.

Он навел револьвер на Эмериса Юргена. Эмерис Юрген выпустил ружье и поднял руки.

– Тебе придется его убить, иначе меньшее, что тебя ожидает, это казнь, – зачем-то сказал Герсий.

Эмерис посмотрел на лежащего и истекающего кровью командира.

– Знаю, – сказал он. – Если я попрошу тебя выстрелить в него, ты сделаешь это?

Первым порывом Герсия было отказаться.

– Я не убийца, – сдавленно прошептал он и сильнее сжал револьвер.

– Никто из нас не убийца. Мы всего лишь защищаем себя и дорогих нам людей, – ответил Эмерис.

То, что сделал после этих слов Герсий, не стало неожиданностью. Действовал он рефлекторно, даже не понимая, что и зачем делает. Перевел дуло револьвера на лежащего командира, подошел ближе. Присел рядом и выстрелил в голову.

Выстрел прогремел особенно громко. Герсий зажал рот ладонью: губы начали дрожать. Как Эверлинг смог отнять жизни стольких людей, не испытывая при этом чувства, которое в ту долю секунды накрыло Герсия?.. Внутри поднимался пожар, грозивший сжечь все дотла.

Это не было чувством вины. Скорее всего, Герсий все равно бы застрелил его. Это было что-то совершенно иное, совершенная форма ненависти к самому себе. Омерзение, достигшее абсолюта.

– Ты даже не спросишь? – поинтересовался Эмерис Юрген, стараясь говорить равнодушно.

Получалось плохо.

– Если они сделают вскрытие и обнаружат пули того же калибра, что у военных, первым делом заподозрят тебя. Я прав? – смотря в одну точку, пояснил Герсий.

Эмерис не смог ему ответить. Они какое-то время молчали. Герсий вытер руки о собственную рубашку, хотя кровь на них не попала. Вытер лицо, на которое брызнули несколько алых капель. И поднялся.

– Не ненавидь себя, – произнес Эмерис.

Оба не обращали внимания на выстрелы в других комнатах, лязг металла и крики.

Герсий не хотел ему отвечать, только стиснул зубы и отошел к окну. Около дома собрались еще солдаты – Ирмтон Пини вызвал подкрепление и теперь прятался за живой стеной.

Герсий думал ответить магу тем же, а потом решил не причинять больше боли. Он не понимал, к чему может привести их молчаливое соглашение и помощь друг другу, когда вокруг начиналась война, из которой они – маги – не могли выйти победителями.

– Сколько тебе лет? – спросил Эмерис, и этот вопрос так нелепо прозвучал в ситуации, когда они должны были сражаться, а не узнавать друг о друге такие неважные детали.

– Двадцать четыре, – зачем-то ответил Герсий, рассматривая солдат.

Он стоял достаточно далеко от окна, чтобы солдаты не поняли, кто он, но достаточно близко, чтобы сосчитать тех, кто попадал в поле зрения.

– Человеку, которого я любил, было столько же, когда он умер.

Герсий резко повернулся.

– Прости, – выдохнул Эмерис. – Меня зовут Эмерис.

– Герсий.

– Знаю. – Он напряженно, натянуто улыбнулся.

– Почему он умер?

Они оттягивали время, оттягивали неизбежное. За разговорами о прошлом это было сделать легче.

– Его казнили за измену солдаты Форты, когда ворвались и подчинили себе мою страну, – равнодушно ответил Эмерис. С годами говорить о смерти стало проще, боль немного притупилась. – Я родом из Тареаты. Сейчас ее считают…

– Колонией Форты. Я не из трущоб вышел, знаю, – оборвал его Герсий.

Они снова замолчали. Пытались сконцентрироваться на себе и не лезть в чувства другого, но сильные эмоции захлестывали. Ощущение, будто их заставили держать падающее небо, вдруг обрушилось ледяной водой. Герсия бросило в холодный пот. Эмерис задержал дыхание.

– Я могу вам помочь. Потом просто вырубишь меня, чтобы они… не догадались, – наконец сказал Эмерис то, что вертелось на языке с момента, как он ударил капитана Луту.

Герсий почувствовал, что именно это больше всего терзает Эмериса, и сейчас ему стало легче. А Герсию наоборот – тяжелее. На сердце словно лег камень весом в несколько тонн, и Герсий с радостью бы позволил себе рухнуть, сломаться и больше никогда не подниматься.

– Чем же? – сделав над собой усилие, выдавил Герсий.

– Вдвоем мы сможем подчинить себе большую часть солдат, которые на улице. Потом вы вырубите меня. Пока та часть, которая была под моим контролем, будет приходить в себя, вы успеете уйти, – более подробно объяснил Эмерис.

– Это безумие, – выпалил Герсий.

Раздался грохот, кто-то вышиб дверь с ноги. Эверлинг, недолго думая, ринулся на Эмериса.

– Стой! – выкрикнул Герсий и вмиг оказался рядом с Эверлингом, схватив за запястье.

– Какого демона?! – взревел Эверлинг.

Эмерис согнулся пополам, из горла у него вырвался стон. В комнату вбежали Эванжелина, Джодера и Джейлей.

– Не трогай его! – заорал в ответ Герсий.

Эмерис выдохнул, упал на колени и сжал мундир в районе сердца.

Никто еще не слышал, чтобы Герсий так кричал. Так неистово громко, обреченно и умоляюще.

– Что с тобой? – Эверлинг словно увидел Герсия впервые, так отчужденно на него смотрел.

Джодера подошла к окну, держась за плечо. Подошла слишком близко: парочка солдат выстрелила. Она вовремя отскочила, взмахнула здоровой рукой, остановила летящие прямо к ним пули и со всей злостью пустила их обратно. Кто-то на улице вскрикнул.

Эверлинг вырвал свою руку из железной хватки Герсия. Молча вышел и вскоре вернулся, таща за собой мертвого солдата. Он приблизился к окну и выкинул труп на улицу. А потом крикнул:

– Все твои шавки мертвы, Пини! А кому повезло остаться в живых, тот сражаться больше не может.

Несколько секунд царила тишина.

Ирмтон Пини откашлялся и закричал в громкоговоритель: