Книга Розы

Вскоре Роза поняла, что, если не пишет, чувствует себя не вполне живой.

Когда очередная тетрадь заканчивалась, она отгибала отставший лоскут обоев над плинтусом за кроватью. Изысканные обои с зелеными листьями остались от предыдущих вырожденческих обитателей ее жилища, и Роза зачастую гадала, кто же они были. Под обоями находилась неплотно прилегающая доска, и, осторожно оттянув ее вверх, она открывала покрытую сажей нишу, где когда-то находился камин. Дымовую трубу заложили кирпичом, а на топку перестраивавшие дом рабочие кирпича пожалели и просто засыпали ее строительным мусором, приколотив поверх пару досок.

В этот тайник Роза и убирала тетрадь, к остальным.

Она приложила палец к нежному полумесяцу губ Ханны.

— Ш-ш-ш. Это наш секрет, помнишь? Только ты и я.

Ханна важно кивнула и снова откинулась на подушку.

Роза достала из кармана маленькую записную книжку и открыла ее.

— А я как раз для тебя кое-что написала.

— Про Илирию?

Роза недавно придумала сказочное королевство Илирию что означало «счастье», — где женщин не делили на классы и они могли стать принцессами, всадницами на драконах, художницами и кем угодно еще. Ханне, конечно же, отводилась в сказке заглавная роль.

— Да. Устраивайся поудобнее.

Когда Роза сошла вниз, Селия и Джеффри о чем-то тихо разговаривали, сблизив головы. Увидев ее, они отодвинулись друг от друга.

— Мне кажется, она уже засыпает.

— Спасибо, Розалинда.

Селия, единственный человек в мире, называла ее полным именем. При рождении Роза получила имя Розалинда, но последние двенадцать лет более уместным стало краткое «Роза», потому что оно звучало почти по-немецки, а теперь все предпочитали немецкие имена. Среди детей в детских садах преобладали маленькие Адольфы, Альфреды и Евы, но еще популярнее стали имена, начинающиеся на «Г», в честь Вождя и его преемника.

Селия называла ее Розалиндой, только когда хотела о чем-то попросить.

— У тебя еще есть время, чтобы выпить джин-тоник?

— Спасибо. Да.

Джеффри занялся приготовлением напитка: накапал в стакан наперсток джина, в своей дотошной манере медленно нацедил до краев тоника, отчего у Розы едва не заскрипели зубы, и наконец вручил его ей, как лекарство.

— Пожалуйста.

Роза догадывалась, что он ее недолюбливает, сам не вполне понимая почему. Джеффри часто отпускал замечания о различии между сестрами, недоумевая, почему Роза лишена присущей Селии легкомысленности и боттичеллиевской красоты. Чувствуя его антипатию, Роза становилась еще более внимательной и сдержанной и в результате раздражала его еще сильнее.

— Девочки, если не возражаете, я вас оставлю, пойду поработаю с документами. В гольф-клубе скоро выборы председателя, мне поручили организовать выдвижение кандидатов.

До Союза немцы присвоили зеленым Британским островам кодовое название «Гольфплац», поле для гольфа — и с годами это название становилось все более приличествующим случаю. В стране стареющих мужчин гольф вытеснил футбол с пьедестала национального спорта, и в каждом клубе поля поддерживались с такой же гордой тщательностью, с какой мужчины раньше полировали свои «моррис-майноры» и «остины». Гольф-клуб был центром жизни Джеффри, и, глядя, как он спешит в свою «берлогу» — обставленное кожаной мебелью святилище, куда Селия не допускалась, — Роза не сомневалась, что на место председателя метит он сам.

— Покурим?

Селия подтолкнула к ней серебряную сигаретницу, и Роза взяла сигарету. Это были «Народные» — плохо набитые сигареты, с трухой в табаке, но другие марки было сложно найти. Селия с заговорщицким видом наклонилась к Розе.

— Милые чулочки. И где ты только их достаешь.

— Это «Аристок», — нейтрально ответила Роза.

— Ну, как дела у Мартина? — В голосе Селии звучали хитрые, почти сладострастные нотки, как если бы она заочно наслаждалась романом Розы.

Роза подумала, что сестра гораздо больше наслаждалась бы сожительством с Мартином, чем она сама. Селия всегда отличалась подчеркнутой женственностью и обожала наряды. В Союзе мода стала еще важнее, поскольку возможность экспериментировать осталась только у гели. Нормы одежды для всех остальных каст значительно урезали, и соревноваться в цветах и фасонах стало уделом элиты. Несмотря на дефицит, из-за которого на смену кожаным туфлям пришли пластиковые, а натуральным тканям — синтетические, гели копили талоны и неустанно штудировали глянцевые журналы мод.

Роза, как и другие женщины, знакомые с высокопоставленными мужчинами, могла себе позволить разнообразить гардероб подаренным кружевным бельем и нейлоновыми чулками и часто передаривала их сестре. Селия, благодаря врожденному таланту к шитью, вышивала сложные узоры из бисера по ярким фиалковым, персиковым, фисташковым и розовым тканям, шила цветастые юбки, расшитые узорами блузки и ниспадающие вечерние платья из эрзац-атласа.

Все эти усилия, впрочем, пропадали втуне: подслеповатые престарелые друзья Джеффри по гольф-клубу, с их угасающим либидо, вряд ли могли их оценить. Ирония судьбы: это Селия наслаждалась бы вечеринками, приемами и ужинами, а Роза всегда чувствовала себя неловко на публике в обществе Мартина.

— Завтра мы ужинаем в «Савойе».

— «Савой»!

— Он постоянно туда ходит. Для него это как рабочая столовая.

Когда появился Союз, немцы первом делом заняли все лучшие отели. Представители СС забрали «Ритц», абвер — «Дорчестер», а «Гросвенор Хаус» отошел Администрации протектората. Иоахим фон Риббентроп с женой, жившие в Лондоне в 1936 году, когда он служил послом в Англии, захватили «Кла-ридж». Министерству культуры, стоявшему ближе к концу очереди, достался «Савой», и в последний год Роза часто бывала там на обедах и ужинах. К кофе в ресторане подавали мятные шоколадки в золотой фольге, и она всегда прятала их в сумочку для Ханны.

— Очень романтично, — протянула Селия.

Роза пожала плечами.

— Не особенно. Скорее всего, будем говорить о работе.

— И только? Ты уверена?

— Ты это к чему?

— Роза, тебе уже двадцать девять, а детей нет. Мы надеялись, у тебя как-то срастется с тем журналистом. Лоуренсом.

Лоуренс Прескотт — известный журналист «Таймс» — благодаря своей щеголеватой наружности и относительной молодости пользовался популярностью среди гели в Министерстве культуры. Роза целый год ходила вместе с Лоуренсом на закрытые показы для прессы и ужины. Он даже познакомил ее с родителями. И все же она всегда чувствовала себя с ним не в своей тарелке. Возможно, дело было в том, что создавалось впечатление, будто Лоуренс, как все журналисты, постоянно записывает все, что она говорит, чтобы сослаться на это когда-нибудь потом.

— Джеффри беспокоит твое положение. Мы оба удивляемся, почему к тебе еще не приходили из Управления по делам семьи.

К Розе приходили. В один прекрасный день несколько месяцев назад, когда она вернулась домой с работы, они ждали под дверью. Мужчина и женщина в сине-красной форме АСК — «Амт фюр Социаль унд Киндерполитик» — Управления социальной и детской политики. В просторечии АСК называли «Ассоциацией сопливых киндеров». Англичане любили давать всему шутливые названия: насмешки над жуткими учреждениями щекотали самолюбие, позволяя чувствовать себя немного независимыми и создавая иллюзию превосходства.

Агенты АСК принесли с собой пачку анкет и завуалированные угрозы, связанные с неудовлетворительным семейным положением Розы. Ей запомнился завистливый взгляд, которым приземистая лени с бородавкой на подбородке обводила ее комнату, изрекая стандартный набор запугиваний и увещеваний: «Согласно предписаниям Розенберга, взрослым женщинам положено состоять в браке. Незамужнее состояние ставит под угрозу привилегии, которые дает ваш статус. Есть очень много женщин класса один, которые с радостью въедут в такую квартиру».

— Если будешь медлить, можешь навсегда остаться одна, без детей, — проворчала Селия. — И что тогда будет? Не дай бог, тебя переклассифицируют!