Книга Розы

Вполне возможно. Статус женщины понижается, если она совершает преступление или нарушает установленные правила, а нежелание иметь детей означает пренебрежение интересами государства ради собственных, что само по себе расценивается как асоциальное поведение. Могут переселить в жилье похуже: в общежитие с одной кухней и туалетом на несколько семей.

Селия грызла ноготь.

— Если с Мартином ничего не получится, у Джеффри есть друг, который будет счастлив с тобой познакомиться. — Ее лицо просветлело. — Славный малый, стоматолог. Или был стоматологом, пока не ушел на пенсию.

Пенсионер. Кого еще может предложить Джеффри? Коричневые от никотина пальцы, пожелтевшие белки глаз и розовые лысины, едва прикрытые остатками волос. Многие отличались тугоухостью, что, в общем, не имело значения, поскольку они предпочитали говорить сами. При этом, несмотря на почтенный возраст, друзья Джеффри всегда смотрели на жизнь очень оптимистично и постоянно распространялись о том, что все не так уж и плохо. «Все могло бы быть гораздо хуже», — их любимая присказка.

Так оно и есть. Существующая система вполне устраивает пожилых мужчин. Большинство ничего не имело против классификации женщин и получило возможность выбирать себе молодых, со свежей кожей и упругим телом. Выбор официальной сожительницы мужчины определялся ее кастой, но ничто не мешало ущипнуть за задницу юную грешу или хозяйской рукой привлечь к себе магду, если понравится.

Что же до женщин, чего им остается ожидать? Романтических чувств?

— Стоматолог… Это об этом ты хотела со мной поговорить?

— Не совсем. — Селия покрутила двумя пальцами локон и задумчиво посмотрела на сестру. — Мне нужно кое-что тебе сказать. О папе.

Роза ощутила укол тревоги. Она выпрямилась в кресле и поставила стакан на столик.

— Папа? С ним все в порядке?

— Да, конечно. Точнее, не совсем. — Селия обнаружила на юбке маленький катышек и пыталась его снять. — Джеффри, то есть мы оба, считаем, что ему будет гораздо лучше в учреждении.

— Учреждении? Что за учреждение?

— Дом престарелых. Вроде больницы. Там за ним будет постоянный уход. Мама уже не выдерживает его вечных припадков. У нее совершенно издерганы нервы. Она измучилась.

— Неужели ты хочешь упечь отца в богадельню?! С ним все в порядке. Он абсолютно в здравом уме. Учитывая, что ему пришлось пережить в траншеях в восемнадцатом году, неудивительно, что время от времени он раздражается. Это нервный стресс, нам же врач объяснял. Даже название для этого есть: посттравматический синдром.

Селия надула губы.

— У врачей для всего найдется красивое название. Но названия ничего не меняют. Его припадки — это безумие. И он становится все хуже и хуже.

— И что ты хочешь сказать?

Селия избегала ее взгляда и продолжала бороться с катышком на юбке, теребя его пальцами.

— Неужели вы уже это сделали?

Селия подняла на нее голубые глаза, и в их спокойном взгляде не было ни тени извинения.

— Боюсь, что так, дорогая. Появилось место, и вчера мы его туда отвезли. Мы ездили вдвоем с Джеффри.

— Почему же вы мне ничего не сказали?

— Не хотели тебя беспокоить, отрывать от важной работы. Мы можем съездить навестить его на следующей неделе. Когда он там освоится.

Роза почувствовала, как к лицу приливает кровь и бешено бьется сердце. Она встала.

— Как ты могла поступить так эгоистично?!

— Было бы эгоистично поступить иначе. Подумай сама, что это значит для семьи. Психические болезни наследственные, ты же знаешь.

— Папа не сумасшедший. Он, пожалуй, более здравомыслящий, чем все остальные. Он ранен на войне…

— О таких вещах ползут слухи. А мне нужно думать о Ханне. Что будет, если во время ее классификации выйдет наружу, что у нее дед с неустойчивой психикой? Как она может стать гетш, если в семье есть сумасшедшие? Все ее будущее под угрозой.

— И ты решила пожертвовать папой.

Селия пожала плечами.

— Материнство — это сплошные жертвы. Сама поймешь, если когда-нибудь станешь матерью.

Роза больше не могла это слушать. В смятенных чувствах она подхватила сумочку и пошла к двери. Бесстрашного доброго папу заперли в дом престарелых, лишив его любимой собаки, сада, всего, что ему было дорого! У нее выступили на глазах слезы, но она не хотела показывать их Селии.

— Сама подумай! — крикнула Селия вслед сестре, пока та с пылающими щеками шагала прочь. — Маме так. гораздо лучше. Теперь она сможет через две недели вместе с нами посмотреть на торжества. Разве можно ее упрекать, а? Всем хочется посмотреть на коронацию.

Глава пятая

Когда-то между ними все было иначе.

Возвращаясь по улицам Клэпема обратно к станции и чувствуя, как красный туман гнева постепенно рассеивается, Роза вспомнила тот день, когда объявили о создании Союза.

Размышлять о старом режиме, а тем более обсуждать его с кем-нибудь официально не одобрялось. И все же Роза, как и все остальные, ясно помнила события того дня, словно вытравленные кислотой из памяти.

Стояла прекрасная погода. День угасал, наполненный нежным дыханием лета. Безоблачное, ярко-синее небо, усыпанные плодами яблони, они с Селией играют в бадминтон в саду. Она до сих пор помнила ощущение гравия под подошвами парусиновых туфель и влажной от пота рубашки, когда они, раскрасневшиеся, вошли в дом и обнаружили взрослых у радиоприемника с напряженными, озабоченными лицами. Гостиная с цветастыми обоями и розово-зеленым узором ковра казалась естественным продолжением сада. Мягкий солнечный свет заливал комнату, и всё здесь — от часов восемнадцатого века на каминной полке до китайской вазы на ломберном столике с синими свитками и потрескавшейся эмалью — выглядело вечным, незыблемым.

Раздался бархатный аристократический голос диктора, и сразу представился смокинг, в котором он наверняка пришел в студию. Однако в тот день в этом голосе предательски звенела нота страха и чего-то еще более затаенного. Безнадежности.

«Установлено полное господство над Британией в воздухе. Премьер-министр Галифакс готовится подписать великий Союз с Германией. В Лондоне идут переговоры об учреждении протектората. Гражданам настоятельно рекомендовано не выходить из дома. Введен временный комендантский час, действующий до дальнейших распоряжений».

И потом, видимо отступив от сценария, более твердым и уверенным голосом диктор добавил:

«Боже, храни короля».

Несколько секунд вся семья молчала. И в этой тишине откуда-то издалека, с улицы послышался незнакомый звук: низкий рокот грузовиков и жестяной голос громкоговорителя. Все прислушались, силясь разобрать слова.

«Всем оставаться дома. На улицу не выходить».

Внезапно с противоположной стороны улицы раздалось несколько отдаленных резких хлопков, похожих на фейерверки. Отец выключил радио и, как в замедленной съемке, пошел к шкафу под лестницей в прихожей, где хранил свою пневматическую винтовку. Винтовка предназначалась для охоты на голубей, но папа с его добрым характером не мог себя заставить пользоваться ею по назначению — ему и осу-то было неприятно убить, не то что подстрелить птицу небесную. Теперь он взвешивал винтовку в руках, примеряясь к весу и размерам.

Роза в немом бессилии наблюдала за тем, как его длинные тонкие пальцы ловко зарядили винтовку. Закончив, он засунул запас пулек себе в карман и потянулся за пальто.

«Ты куда собрался, папа?» — спросила Селия.

«Оставайтесь дома».

«Нам же сказали никуда не выходить, Фрэнк!» — взмолилась мать.

«Тем более».

«Папа, не уходи!» — вскричала Роза.

Отец коснулся пальцем ее щеки и вышел из дома.

Все трое остались стоять в оцепенении. Пес заскулил, поджав хвост, и Роза положила руку ему на голову, чтобы успокоить. В остановившемся воздухе зависло ожидание.

Роза помнила аромат свежескошенной травы, доносившийся сквозь распахнутые окна, смешанный с благоуханием звездчатого жасмина.

Через несколько секунд раздался удар, суматошные крики, и, не обращая внимания на пытавшуюся остановить их мать, Роза и Селия выбежали из дома. Здесь, на их тихой зеленой улице, ничего не происходило, помимо колыхания занавесок. Большинство домов стояли закрытыми, но некоторые распахнули парадные двери, и, заглянув в один из таких домов, они увидели семейную пару, согнувшуюся в коридоре над чемоданом, наполовину заполненным вещами.