Страница 7 из 81
Глава 3 Неприметный человечек
Вопрос на пару сотен килограмм серебра и несколько десятков килограмм золота — как вскрыть дверь в сокровищницу, если изнутри её заперли счетоводы и не впускают? Ответ — только чудом. В буквальном смысле. Магией. Эта деревянная дверь темнела в проходе сурово и неприступно, как воин переживший тысячу битв. Опаленная — причем её, похоже жгли как магией так и банально развели рядом костер. Вся изрубленная топорами. Железные полосы согнуты и в зарубках. В некоторых местах будто погрызенная крысами. Хорошо так погрызенная, на сантиметра три вглубь. Насколько я помнил, дверь была сантиметров десять толщиной, так что это была слабая заявка, какой бы магией они это с деревом не сотворили.
Такую дверь в моем мире взрывать бы пришлось. Наладить бы туда поставки, я бы разбогател. Никакие современные двери в моем мире такую конкуренцию не выдержат. Хотя, возможно надо сравнивать с дверьми в банковские хранилища. Тогда да, эта проиграет.
— Мореный дуб из Отвина, — сказал Леон о двери с такой гордостью, как будто это он её родил и вырастил. Пока мы шли вниз, я немного расспросил его. Он отвечал очень неохотно, стараясь не называть имен. Его скрытность рассказала о нем больше, чем искренность. Пара наводящих вопросов и я убедился в своих подозрениях. Бастард с запада, обучался как рыцарь, но что-то случилось и вот он здесь. Пер его выделял, Леон был кем-то вроде офицера — увы, это не он был за главного у ворот в ту злополучную ночь.
Расшвыряв ногой куски обугленной деревянной лавки и всякого мусора, я постучал в дверь эфесом фламберга. Блин, надо не забыть отдать этот меч Грифу. Вот только другой найду.
За дверью послышалась возня, но никто не ответил. Пришлось мне поорать. Не сразу, но дверь они открыли.
Воздух в предбаннике сокровищницы нес в себе густой след их переживаний. А если говорить без изысканности — говном воняло, что аж глаза слезились.
— Вы что тут, обдристались? — заорал Нычка с претензией. И попытался прорваться внутрь. Но не смог — застрял в дверях, дальше порога его не пустили. Как ни странно, дорогу ему заступил тот мелкий, который в свое время издевательски избежал моего пинка. С крысиной мордочкой.
— Только молодой сеньор! — завизжал он в подбородок Нычке. Эта вспышка, похоже, опустошила его запас ярости, потому что он, тяжело дыша добавил, куда более тихим голосом. — Может сюда входить. Только сеньор Магн.
— Нычка, отойди к лестнице, а то провоняешься, — сказал я. Седой ветеран, не шелохнулся. Даже не глянул в мою сторону, не сводя взгляда с щуплого препятствия перед собой. А потом, очень медленно поднял руку и погладил себя по шрамам на лысине. Продолжая пристально смотреть на мелкого бухгалтера. Пожалуй, это был один из самых угрожающих жестов из всех, которые я видел. В обоих мирах. И тем не менее, писарь спокойно смотрел ему в район подбородка и не двигался с места. Леон отступил на шаг и положил руку на меч, Сперат дернулся и подобрался, даже стражник внутри комнаты дернулся и перехватил поудобнее короткое копье, а бумагоморака стоял спокойно. Когда пауза затянулась, он вопросительно посмотрел на меня. Я в этот момент смотрел на его испачканные чернилами пальцы. Они едва заметно подрагивали. Все же Нычка его напугал, но он прекрасно владел собой.
— Нычка, — мягко сказал я. — Будь так добр, встань со своим человеком у лестницы.
Наемник повернул ко мне спокойное лицо с пустым взглядом. Я уже знал, что это недобрый знак. Но тут же Нычка словно одернул себя. Осклабился, показав зубы и встопорщив седые бакенбарды, сразу став похож на пирата или уголовника.
— Да сеньор! — и затопал мимо меня.
— Прошу, сеньор Магн, — тут же отодвинулся с дороги писарь.
Я сделал шаг внутрь и тут же остановился. В нос ударил густой неприятный запах отходов человеческой жизнедеятельности.
— Деньги целы, сокровищница опечатана, — зачастили остальные писари, даже забыв меня поприветствовать. Я кивнул и рванул на выход, в относительно свежий воздух коридора.
— Как вы тут… — выдавил я. Хотел сказать «сидите и не блюете», но замолчал, чтобы подавить рвотные позывы.
— Оставайтесь на месте. И запритесь. Я пришлю сменщиков, — отдал приказы смелый бухгалтер, закрыл дверь и заторопился за мной. — Не переживайте. Для своих естественных надобностей мы освободили сундук от монет. И уже почти заполнили его. Свадьба, обильная еда, сами понимаете. Но сейчас мы его вынесем и все будет нормально.
— Леон, подбери пару надежных людей и пришли сюда, — скомандовал я.
— Все люди, что остались в этом доме, надежны, — недовольно буркнул он.
— Ты знаешь, что Джакоб мертв? — спросил я писаря.
— Да. Приходили служанки, приносили нам еду. Я запретил открывать дверь, чтобы не рисковать. Но мы поговорили, узнали новости, — ответил тот.
— Кто может его заменить? — задал я самый важный вопрос.
— Никто, — ответил этот маленький, но очень смелый человечек. — А вот место казначея должен занять я.
Я остановился и внимательно осмотрел его. Мы стояли у лестницы, рядом с факелом. Бледный, тщедушный. Это важно — аристократы всегда спортсмены. Даже если ты не тратишь часы на тренировки с оружием, сам образ жизни располагает — то скачки, то охота. Соответственно, редко можно встретить мелкого и пузатого аристократа. Этот был мелкий и худощавый. На крестьянина похож. Кожа блеклая, мелкие, не запоминающиеся черты лица. Разве что глаза цепкие. Есть примесь не местной крови — волосы не глубоко черные, а чуть мышиного цвета, глаза слишком светлые.
— Как тебя зовут? — сказал я.
— Вокула, — ответил тот. И тут же добавил, заметив моё удивление. — С детства не люблю говорить слишком громко.
Удивился я потому, что мне это имя показалось мне слишком русским. На уме вертелся какой-то «кузнец Вакула», но кроме этого словосочетания я ничего не помнил. А так имя типичное для местных. Даже, я бы сказал, обыденное, и характерное больше для низших слоев. Означает дословно «словечко», иногда может пониматься в контексте, как шептун. Все имена когда-то что-то значили. И все же, люди стараются подобрать имена звучные. И только у крестьян нет особых притензий. Называют детей «Вол», «Заяц». Иногда «Сильный» или «Красивая». Иногда вообще по номерам, «Первый», «Второй». А что, удобно. Уж не из крестьян ли этот Вокула? Хотя нет, тогда бы он не смог выучится письму и счету.
— Моя мать работала служанкой у двоюродного дяди сеньора Джакоба, — осторожно сказал Вокула, заглядывая мне в глаза. А, ну понятно, опять бастард. Услали подальше. Дали кое-какое образование.
— Почему ты думаешь, что только ты можешь стать казначеем? — спросил я.
— Стать казначеем может кто угодно, но вашим должен стать я. Я мало знаю о делах вашего отца и сеньора Джакоба. Но я знаю все о ваших деньгах. Сеньор Джакоб часто оставлял меня за главного, когда уезжал или…
— Джакоб был стар. Он не готовил себе преемника? — перебил я Вокулу.
— Своего сына, Бруно. Бруно оказался дураком. Стал деканом в Университете, — ровно ответил Вокула, не как не акцентируя оскорбление. Просто констатировал факт.
— Бруно? Что он там преподает? — удивился я.
— Природоведение, геометрию и историю, — тут же доложил Вокула. — Он не понимает людей. А люди, это всегда про деньги.
Интересные у него мнения о людях. И о сыне Джакоба. Дурак и декан факультета? Впрочем, и остальные деканы были о Бруно пренебрежительного мнения. Даже не пригласили его на важный разговор. Обсуждение моей судьбы.
— Хорошо, — сказал я. — Пока ты будешь ответственен за… — я неопределенно махнул рукой в сторону сокровищницы. — За все. Свободен. Нычка, Леон, возьмите несколько людей. На конях. Нам надо навестить Городской Совет.