Гавань

***

Вероятно, прошло всего несколько секунд. Я не в том состоянии, чтобы судить о течении времени. Но следующее, что я осознаю — это сильные руки, поднимающие меня и притягивающие к мужской груди.

Знакомой. И со знакомым запахом.

Джексон.

Он обнимает меня, пока я безвольно прижимаюсь к нему, и он бормочет что-то, что я начинаю понимать.

— Фэйт. Ох, бл*дь. Ты в порядке? Поговори со мной, котенок.

Я чувствую настойчивость в его руках, пока они двигаются по моему телу, проверяя, нет ли травм, а его голос такой мягкий, но в то же время звучит почти испуганно. Этого достаточно, чтобы заставить меня моргнуть, открыть глаза и выдавить:

— Думаю, я в порядке.

Джексон издает горловой звук, и его руки сжимаются вокруг меня всего на несколько секунд. Затем он спрашивает почти своим нормальным голосом:

— Они тебе что-то сделали?

Конечно, они мне что-то сделали. Они похитили меня и пытались использовать, чтобы проникнуть через ворота нашего дома. Но я знаю, о чем он спрашивает, поэтому отвечаю.

— Они просто ударили меня несколько раз. Ничего серьезного. Они больше ничего не делали.

Теперь я чувствую себя яснее и устойчивее, поэтому пытаюсь сесть. Мне нравится, каково это — развалиться на коленях Джексона, когда его руки крепко обнимают меня, но я не могу оставаться в таком состоянии. Слишком много всего произошло. Слишком много всего нужно сделать.

Потом я кое-что вспоминаю и говорю с надломом в голосе:

— Они убили Бретта.

Джексон не выглядит удивленным. Он, должно быть, уже пришел к такому выводу. Это причиняет ему такую же боль, как и мне. Я понимаю это, хотя выражение его лица характерно стоическое.

— Скажи мне, где они его оставили. Мы пойдем и заберем его домой.

Я даю самое лучшее описание, какое только могу, а затем пытаюсь встать.

— Тебе нужно поберечься, — говорит Джексон, обнимая меня одной рукой, даже когда я пытаюсь отстраниться. — Ты выглядишь очень побитой.

— Все не так уж плохо. Всего лишь несколько синяков, — я поворачиваюсь к главному дому и вспоминаю все. — Мне все равно нужно поговорить с Молли.

— Я знаю. Мы можем это сделать. Но у тебя идет кровь. Позволь мне привести тебя в порядок и сходить за Бреттом. Потом мы сможем поговорить с ней.

Я не возражаю против его плана. У меня для этого нет ни желания, ни энергии. Я позволяю Джексону отвести меня внутрь, усадить на стул на кухне и взять влажную тряпку, чтобы стереть кровь с моего лица и шеи.

Мне показалось, что мое лицо было мокрым от слез, но часть влаги была кровью. У меня на скуле глубокая рана. Джексон использует немного антисептического средства для промывания, найденного нами в аптеке Честера, чтобы продезинфицировать рану, а затем накладывает повязку. Его руки очень осторожны, когда он прикасается ко мне. Нежны.

Мои волосы распущены, растрепаны и мешают. Я потеряла резинку, которой стягивала их назад, когда Кейден распустил мой конский хвост. Я нетерпеливо перебрасываю часть волос за спину, расправляя плечи.

— Я правда в порядке. Нескольким из вас нужно сходить за Бреттом. Будьте очень осторожны.

— Обязательно, — его карие глаза изучают мое лицо. — Что ты собираешься делать?

— Я поговорю с Молли.

— Подожди меня. Остальные говорят, что она сегодня была очень плоха. Она ничего не ела и не пила. Просто подожди меня, и я…

— Я знаю, что ты это сделаешь. Но я больше не хочу ждать. Я бы предпочла сходить в одиночку, — мне удается проглотить новый комок боли в горле. — У нее осталось не так много времени.

Это бесспорно верно. Джексон не возражает. Но он говорит очень тихо:

— Если она захочет, чтобы ты что-нибудь сделала, подожди меня. Я сделаю это за тебя.

Я знаю, о чем он говорит. О чем именно он говорит. И я едва могу проглотить комок в горле. Я молча киваю.

Джексон бросает еще один пристальный, пытливый взгляд на мое лицо, после чего выходит из кухни. Я слышу, как он просит нескольких человек пойти с ним, чтобы забрать тело Бретта.

Когда я прихожу туда, Молли одна в нашей палате для больных. Она выглядит ужасно. Бледная, слабая и желтоватая. Она открывает глаза, когда я закрываю за собой дверь.

Она не бредит. Она узнает меня. Говорит:

— Фэйт. Все в порядке?

— Да. Да, все в порядке.

— Ты пострадала. Я слышала сигнал тревоги.

— Кейден связался с Волчьей Стаей и предпринял попытку, но все в порядке. Мы позаботились об этом. Не беспокойся, — я не рассказываю ей о Бретте. Ей необязательно это знать. Это лишь причинит ей ненужную боль.

— Ладно. Я рада, что с тобой все в порядке. Как прошла поездка?

— Мы не смогли найти никаких антибиотиков, — говорю я, придвигая стул поближе к ее кровати и садясь на него. — Мы искали повсюду.

— Я знаю. Ничего страшного, — кажется, она задохнулась на последнем слове. Ее дыхание слишком громкое. Немного хрипловатое. — Думаю, все равно уже слишком поздно, и они не помогут.

Я издаю звук, но это не слово.

— Все в порядке, Фэйт, — она продолжает, как будто мне удалось заговорить. — Я так устала. Я хочу, чтобы это поскорее закончилось.

Я протягиваю руку туда, где на одеяле покоится ее ладонь, и беру ее.

— Я понимаю. Мне жаль, что я не сумела найти ничего, что могло бы помочь тебе.

— Ты сделала все, что могла, — теперь ее голубые глаза сфокусированы на моем лице. Серьезные и усталые. — Ты так много сделала для меня. Но я собираюсь попросить тебя сделать еще кое-что.

— Все, что угодно. Ты знаешь, что я все сделаю, — я знаю, что будет дальше, и я уже знаю свой ответ. Вот почему я так отчаянно пыталась найти другой вариант.

— Я не знаю, как долго я так продержусь, и я больше не хочу этого делать, — пара слезинок скатывается из ее глаз. — Прямо сейчас я мыслю ясно, и я не знаю, буду ли я такой снова. Мне так жаль, что я взваливаю это на тебя, но, пожалуйста, Фэйт, ты можешь сделать это побыстрее?

На мгновение я слишком задыхаюсь, чтобы говорить. Но мне удается кивнуть.

— Спасибо тебе, — говорит она с легким всхлипом. — Я не хочу показаться слабачкой, но я просто так устала.

— Я знаю, что это так. Тебе больше не нужно бороться. Все хорошо. Все правда хорошо, — я протягиваю руку и убираю ее тонкие, спутанные волосы с лица. Обычно я расчесываю их по утрам, но сегодня меня тут не было, чтобы сделать это.

Теперь Молли улыбается. Она слегка прислоняется к моей ладони.

— Это была неплохая жизнь, даже если мне пришлось пережить апокалипсис. Я любила твоих маму и папу. Ты и они — самое близкое подобие семьи, которое когда-либо у меня было.

На мгновение я не уверена, что смогу это сделать. Я не думаю, что у меня достаточно сил, чтобы пережить этот момент. Но это мир, где удары никогда не смягчаются, где спасение никогда не падает с неба, и поэтому я должна быть достаточно сильной, чтобы встретить это. Мое зрение проясняется, руки перестают дрожать, и мне удается сказать почти ровным голосом:

— Ты была мне сестрой.

Молли кивает и неловко ерзает на кровати. Ей больно. Это очевидно, хотя она ни разу не пожаловалась.

— И у нас было много хороших моментов. Летом мы обычно собирали клубнику и ели ее у ручья.

— И мы тайком выбирались кататься на лошадях по ночам.

— И Джек отвозил нас всех за мороженым в город, включал радио на полную громкость, и мы все сидели и ели мороженое в кузове грузовика.

— И Моника всегда пыталась заставить нас потанцевать.

— И мне всегда нравилось работать в саду. Выращивать всякое. И каждый вечер читать вместе со всеми, — теперь она улыбается по-настоящему, хотя ее голос становится все тише. — У меня была хорошая жизнь. Я познала любовь. Я любила вас всех, и вы любили меня.

— Да, — я все еще глажу ее по волосам, отводя их назад. — Мы всегда будем тебя любить.

— Было бы здорово влюбиться. Чтобы кто-то смотрел на меня так, как Джек смотрит на тебя. Но у меня была очень хорошая жизнь и без этого.