Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 97



Пролог

Поступь империи. Первые шаги

(Начало новой эпохи 1)

«Кто к Знамени присягал единожды, тот у оного и до смерти стоять должен!»

Петр Великий.

Пролог.

Пробуждение.

Иван Пестерев.

Бывало, что утром голова раскалывается, а поводов нет? Да так сильно, что хочется открутить ее к такой-то матери?

Сейчас, именно в эту секунду в голове пульсирующая боль от которой не убежишь и не спрячешься. И хочется кричать, да горло сипит и не более, пытаешься сжать виски — но руки не слушаются.

А вдалеке, словно в насмешку размытое ощущение неги. Появится — исчезнет. Вокруг тьма. Потерян счет времени…

Безумие как удав вокруг очередной жертвы медленно обволакивает остатки разума, но чувствую — гаснет одна за другой искры чистого и светлого. Все поглощено мраком кроме одной — самой яркой искры. За нее держусь, не даю окончательно раствориться.

Борьба продолжается до тех пор пока ощущение неизбежности не перестало довлеть. Толи упорство, толи случай помогли, но в какой-то момент тьма просто исчезла. Удав, не получил в этот раз очередную жертву, но чувствую — не ушел, он просто выжидает, притих, выискивая малейшую брешь в обороне разума.

Голова перестала болеть, руки моментально коснулись лица, а свежий, чистый глоток воздуха сквозь стиснутые до скрежета зубы оживил горящие огнем легкие, неприятно прокатившись по всему телу.

«Сон! — мелькнула радостная мысль».

Своя кровать: мягкая и удобная. После пережитого тело ноет, как после двухчасового кросс-фита. Однако, глаза упорно не желают открываться. Поворачиваю голову…

«Ааа! Сука! Да в чем дело⁈ — от мозжечка до копчика простреливает так, будто позвоночник решили встряхнуть и скрутить одновременно».

Ору что есть силы. Да толку никакого — из горла лишь тихое сипение и только.

Мысли с трудом проржавевших шестеренок со скрипом сменяют одну за другой. Что случилось? Где я? Почему никого нет?

Легкий сквознячок, пронесшийся по лицу, моментально сдул из разума намек на анализ ситуации. Через секунду слышу легкую поступь шагов, но по-прежнему, не вижу идущего. Силюсь повернуть голову, да толку: боль и гудящая голова — все чего добился ненужным порывом.

Между тем кто-то приблизился к кровати. Неизвестные обсуждали мое состояние, кто-то из них даже потрогал липкой рукой мой лоб. Постепенно спор перерос в выяснение отношений. Причем говорили спорщики на странном ломанном русском, из десятка слов хорошо если тройку могу разобрать.

Однако стоящие надо мной люди не унимались, их «шепот» был прекрасно слышен, однако разобрать их слова я так и не смог, просто не улавливал смысл.

— Господа,- в горло сильно саднило, да так будто я три дня питался льдом, сидя в холодной ванне.



— Да, Алешка? Ты только скажи, мы сразу исполним,- чей-то искренне переживающий голос тихо донесся откуда-то справа.

— Почему я ничего не вижу?- кое-как просипел я.

— У тебя была лихорадка,- ответил другой голос.

— А причем здесь мои глаза?- недоуменно спрашиваю я, насколько мне известно, при данной болезни с глазами проблем быть не должно.

— Дня два назад у тебя начали сильно слезиться глаза, даже в полутьме появлялись слезы, поэтому дохтур Бидла сделал повязку на глаза.

— Понятно. Долго я тут лежу? — странный говор все больше и больше начинал меня смущать, даже неопределенность мучающая меня отошла на второй план.

— Уже вторая неделя пошла, царевич…

— Кто я? — кажется, мне показалось это обращение.

— Царевич. — Недоуменно ответили несколько голосов. — Алешка, неужто ты не помнишь ничего?

— Ничего не помню, да и не понимаю я тоже ничего,- отвечаю я честно, никаких воспоминаний о последних днях у меня нет, словно их аккуратно стерли, но вот почему-то была уверенность, что царевичем я не мог быть точно.

Я не понимал, что такое случилось и где вообще нахожусь. Одно мне было известно точно, здесь что-то не так.

«Так, надо собраться с мыслями и подумать. Что я делал вчера? Блин, прошло же две недели! Что же такого начудил то? Черт! Помню, госы были, назначение в какую-то глушь помню, а что же дальше? — стараюсь собрать все мысли в кучу, но ничего не получается».

Наконец в голове возникают разрозненные картины недавних событий…

Черный небосвод прорезают десятки голубых молний. Мой экспресс несется в ночи. Вокруг поезда бушует разъяренная стихия. Я сижу в купе, устало наблюдая за очередной вспышкой молнии, распоровшей темную завесу, хлещущую едущий поезд. Вот уже пару часов как мне не удается заснуть, с самого начала этой грозы. Говорят, что одиночество плохой советчик, особенно в такие минуты. Быть может, если бы я ехал в купе не один, то не совершил бы этого нелепого, глупого поступка?

Я одеваюсь и выхожу в тамбур, для того чтобы поближе посмотреть на разбушевавшуюся стихию. Когда-то давным-давно я любил смотреть на ярость стихии, на завораживающие росчерки молний, на клонящиеся к земле верхушки берез, горизонтально падающие капли ледяной воды. Да, давно это было. Так почему бы вновь не вспомнить то чувство трепета перед мощью природы?

Свежая прохлада ворвалась в затхлую железную коробку, несущуюся неведомо куда и зачем.

— Хорошо-то как! — делаю глубокий вдох, закрываю за собой дверь в вагон.

Белые, рваные линии молний появились особенно близко, ослепив меня на пару секунд. По лицу стегнули холодные капли дождя. Проморгавшись, я увидел перед собой шипящий ярко-оранжевый клубок электрического разряда. Замерев в полуметре от моего носа, он медленно закружился вокруг своей оси.

— Ничего себе апельсинчик, — изумленно выдохнул я, глядя на первую в своей жизни шаровую молнию.

Вспышка! Сознание медленно меркнет…