Страница 84 из 95
64. Здесь легкой смерти не бывает
– Я видела вас на лестнице, – в голосе девушки звучал вызов, – ты целовала Седого. Сама!
Я посмотрела на ее белый пиджак, брюки, подчеркивающие изящную фигурку, чернильное пятно водолазки в этом светлом, как ни парадоксально, облике.
– Хочешь на мое место? – Усмехнувшись, я пошла к лестнице. – Вперед и с песней.
Холл первого этажа был достаточно просторным, чтобы вместить в себя многочисленных гостей во время празднеств, широкая лестница, начинавшаяся напротив резных дверей бального зала, смотрелась в нем органично, а не вызывающе, вылезая на передний план. И, тем не менее, младшая Прекрасная пересекла его в одно мгновение и схватила меня за плечо.
– Вот об этом я и говорю, – она склонила лицо. На лоб упала сальная прядка некогда задорной и блестящей стрижки, – ни любви, ни ревности. И, тем не менее, ты не в состоянии сказать ему «нет», правильно?
Я дернула рукой, но тонкие пальцы держали крепче стальных зажимов.
– У тебя в ушах многоуровневый артефакт. Я не специалист, но на приеме у Седого кого только не встретишь. Знаешь, что мне сказал один болтливый старичок? – Настал ее черед усмехаться. – Знаешь. Под медальоном матери спрятан маячок обнаружения и мощнейший приворот, настроенный на одного мужчину.
Я дернулась, на этот раз она разжала пальцы.
– Ты не больше, чем рабыня, у которой нет права выбора. Резиновая кукла, которую достают из чулана, когда придет охота.
Девушка говорила, продолжая вглядываться в мое лицо, чего-то подспудно ожидая, на что-то надеясь.
– Что с тобой? – Тамария нахмурилась. – Неужели людям на самом деле нравится, когда об них вытирают ноги? Я не чувствую твоих эмоций.
– Их и нет. – Я покачала головой.
– Ты изменилась. – Ее голос был полон недоверия.
– Ты тоже, – вернула я комплимент.
– Я та, кто спас тебя от плена стен цитадели, я та, кому ты предложила перейти на «ты».
– Да. – Я посмотрела на девушку, чувствуя, как поднимается возмущение, теперь она не могла пожаловаться на отсутствие эмоций, пусть возникли они не так, как она надеялась или планировала. – Та Прекрасная не вмешивалась во внутренние дела Северных пределов
Та Тамара посмеялась над моим желанием влезь в спальню к демону и не осудила, когда это удалось. – Я шагнула к ней. – Та, что помогла мне, не тыкала окружающих в дерьмо, чтобы обелить себя.
– Девка, ты забываешься! – Она зарычала, оскаливая клыки, пальцы с заострившимися когтями сжали пустоту. – Ждешь особого отношения? Неприкосновенности? Не слишком ли много для постельной игрушки?
– Я мать Легенды зимы. – Еще один шаг вперед, и свершилось невозможное, Прекрасная, даже не осознавая этого, отступила. Клыки скалила она, и она же и отступала. – Я всегда буду на особом положении, на ступень выше любой другой, даже тебя.
Девушка выдохнула, во взгляде серых глаз я впервые уловила сомнение.
– Ты на самом деле другая. – Она опустила руки. – Ты перестала противиться миру. – В голосе слышалось грустное любопытство. – Он уже запустил в тебя свои отравленные когти. Не страшно?
– До судорог.
Я отвернулась от Тамарии и стала подниматься по лестнице. Все было сказано. Меня еще раз подтолкнули к краю. Откуда им знать, что декадой ранее я искупалась в чистом источнике, смывшем все наносное и с меня, и с артефакта. Каким бы он ни был ранее, каким бы он ни стал после прикосновения Седого, тогда, на лестнице, желание было сугубо моим.
Не все, что было, подделка. С такой мыслью я могу примириться.
Столик стоял на том же месте, обновленный белой краской с коричневым орнаментом по фасаду. Я провела пальцем по столешнице. Обычное дерево. Я видела, как крупные крепкие руки старого ведьмака шкурили его поверхность, снимая слой за слоем. Видела, как Борис менял днища у ящиков и прикручивал новые ручки взамен старых колечек. Предмет интерьера, довольно милый и старомодный. Сейчас есть такие умельцы, которые смастерят вам в два раза милее, любого размера и из любых материалов. Так почему я зацепилась именно за этот столик? А он зацепился за меня?
Я поддела пальцами крышку, поднятая столешница превратилась в мерцающее старое зеркало, отразившее круглое лицо с залегшими под глазами тенями, торчащими в разные стороны волосами, упрямо сжатыми губами. На всем облике лежала печать многодневной усталости.
Новые медные ручки, покрытые в нужных местах темным налетом для создания эффекта старины, были прохладными на ощупь. Я выдвинула правый. Массажная расческа, заколка, две резинки, которыми я стягивала волосы перед сном, детектив в мягкой обложке и упаковка салфеток. Это был мой столик, из моей спальни. Я задержала дыхание и потянула за левую ручку. Они были там, где я их оставила под защитой иконы, мои серебряные ножи. Ремешки крепления с меня сняли во время болезни и пока не вернули, так что, судя по всему, надо попрощаться с ними, как и с железной парой. Я взялась за отделанное белым перламутром навершие и вытащила плоский нож.
– Я знал, что у тебя есть оружие. – Отразившийся позади меня бессмертник был спокоен. – Это не оставляет мне выбора.
Я не успела даже повернуться, легкий тычок вперед, как нашкодившего котенка в нечаянно сделанную лужу. Я влетела головой в зеркало, тут же покрывшееся мелкой паутиной трещин, разделившее гладкую поверхность на кучу осколков, но по какой-то причине оставшихся на месте. Лезвие проскребло по дереву, оставив широкую изогнутую царапину, и со звоном уткнулось в стекло. Из каждого фрагмента на меня смотрела испуганная женщина с разбитым лбом, красные капли стекали по широко распахнутым глазам.
Еще один рывок за свитер, на этот раз в противоположную сторону. Столик покачнулся, но устоял. Я нет. Ноги запнулись за ковер, а может, друг об друга, и я покатилась по полу, звякнуло лезвие, счастье, что не напоролась на него сама.
– Стой. – Я подняла руку с зажатым в ней охотничьим ножом – жест вышел не очень мирным. – Нарушишь приказ хозяина, умрешь. Ты сам это сказал. Сам!
Иван выдернул из моих пальцев лезвие, серебро прошлось по его коже легким шипением, и поморщился.