Страница 29 из 95
22. Письмо
В Бесово мы вернулись к утру по времени внешнего круга, или через два часа по внутреннему. Наш длинный день, который начался посвящением в filii de terra, все никак не хотел заканчиваться.
Семь часов по бездорожью со стремительно распухающей рукой дались нелегко. Я пожалела, что мы не остались, что не попытались пройти сквозь защитный барьер. После боя, после съеденных трупов, поздновато вспомнившегося предостережения целителя и опасений нарваться на еще одну ловчую яму с гархами, самым разумным было уйти, затаиться, переждать.
Через несколько часов пути я уже не была в этом столь уверена. Казалось, что мы идем по лесным тропам вечно, что это наше наказание, определенное низшими. Я даже не уверена, что помню весь обратный путь. Часа через полтора опухоль стала малиновой, а еще через час посинела. Я снова стала поскуливать. Переход не запомнился вовсе, оно и к лучшему. Итог один: в село я вошла на заплетающихся ногах и не вполне самостоятельно.
Староста Бесова выглядел очень характерно. Из-под закатанных на лодыжках джинсов выглядывали круглые лошадиные копыта в обрамлении курчавых волос. В Бесове командовал… Нет, не бес, а черт. Я даже хихикнула над несостоявшимся каламбуром, впрочем, получился не смех, а всхлип, так что остальные не оценили.
Чертей принято изображать с раздвоенными свиными копытами, а не крупными, как чашки, с твердой роговой пластиной. Таким снарядом прилетит с разбегу – мало не покажется. Серая майка-поло в тон подковам, шучу, копытцам, темно-красные, как спелые вишни, глаза, чуть припорошенные сединой виски, темные кудрявые волосы, над которыми на сантиметр выступали скромные серые рожки. Со спины, когда он стоял, можно было принять за человека, когда же двигался – ни в коем разе, копыта вместо ступней придавали его походке совсем другую динамику. Хвоста не разглядела, искомое место было надежно прикрыто голубым денимом. Для мужчины он был невысок, с меня, но, похоже, нисколько не переживал по этому поводу.
Такко, как назвала его явидь, был собран и деловит. Мы же устали и мало что соображали, Невер часто просыпался и плакал, от того на вопросы отвечали честно и кратко, желая поскорей отделаться от настырного черта.
– Приказ о военном положении пришел в пять часов, – пояснил староста, выслушав объяснения, какого черта, простите, лешего, мы забыли на вверенной ему стёжке.
Лицо у Такко было вполне человеческое, никаких свиных пятачков или волчьей губы. Смуглый и излишне волосатый мужчина на копытах. Разве что губы устрашающе черные, да еще рога… что-то я даже в мыслях начала заговариваться.
– Конечно, мы обязаны принять всех беженцев Северных пределов и оказать помощь, – протянул он низким, так не соответствующим его комплекции голосом, – но…
– Мы заплатим, – понимающе кивнула Пашка, и все разногласия разом уладились.
Вроде бы я даже поинтересовалась, принимают ли они кредитные карточки.
Нас проводили в дом синего целителя, вернее, целительницы. Стройной высокой женщины с резкими, но странно привлекательными чертами лица, одна из немногих, кому очень шел строгий библиотекарский пучок. Синий ранг целительницы был ниже, чем у Константина, но выше, чем у большинства, которые застревают на зеленом, и это считается нормой.
Был зал с кушетками, оборудованными фиксирующими ремнями. Был Веник, стянувший остатки черной майки. Глядя на заложника, я дрожала в куртке
В основном, от страха.
Разглядев то, во что превратилась его спина, я непроизвольно охнула и отнюдь не от восхищения. Падальщик не был массивным, просто достаточно подтянутым, без вызывающе выступающей мускулатуры, крепким, но не накачанным. Жилистая спина была по живому расчерчена тремя глубокими бороздами, в ранах запеклась кровь, бока почернели от синяков. Регенерация уже началась, зря что ли девку жрал, а меня выворачивало. Целительница, едва взглянув на него, занялась моей рукой. Работала быстро, чисто и без лишних слов.
Выпив залпом обезболивающее, по вкусу смешанного с чем-то новым и незнакомым, я позволила зафиксировать себе руку, тело и ноги. Еще одно доказательство, что я была не в себе. Зловеще звякнули инструменты.
Она смазала руку, которую я уже не воспринимала как часть тела (иначе могла бы только икать от ужаса, ибо это не могло быть моим), остро пахнущей жидкостью. Закрыла черной тканью. Ну, все, покойся с миром, ты была мне верным другом. Посыпала белым порошком и щелкнула пальцами. Из-под прикрытых век плеснуло янтарным светом магии. Целительница одним резким движением, знакомым тем, кто хоть раз удалял волосы воском, содрала материю.
Боли не было, ожидаемой боли, да и та, что дергала руку раньше, притупилась, начало действовать зелье. Женщина осмотрела тряпку. Белесый порошок оставил на ткани интересный рисунок. Я такой видела пару раз в районной поликлинике на полупрозрачной пластине рентгеновского снимка. Святые! Нечисть сделала мне рентген… С последующим вскрытием, так как, отбросив ткань в сторону, целительница взялась за нож. Я, кажется, хихикнула. Лезвие вспороло кожу опухоли. Плеснуло теплым и пахучим. Зеленоватый гной потек по коже.
Сидящий напротив Веник раздул ноздри, уцелевший глаз загорелся жаждой, а лицо приобрело зачарованное выражение. Мужчина встал и шагнул вперед. Целительница молчала. Гробокопатель склонился. Пустая глазница со сгустками черной запекшейся крови на дне оказалась слишком близко, губы коснулись вздутой воспаленной кожи. Он втянул порцию зеленого гноя и сглотнул. Такого испытания мой мозг не выдержал.
Мы могли бы остаться на этой стёжке, таков закон Седого. Но ближе к полудню следующего дня мы ушли. Причины были трудно объяснимыми и, тем не менее, простыми.
За завтраком в доме целительницы я старательно отводила взгляд от Веника, словно мы не товарищи по несчастью, а случайные любовники, утром не понимающие, как их так угораздило, и что с этим теперь делать. За этим душераздирающим моментом нас и застали вошедшие без предупреждения Такко и Пашка. Черт в утепленных болоньевых штанах, жилете и толстовке с капюшоном. Змея в непонятно откуда взявшейся длинной куртке и сапогах. Рюкзак, помахивающий хвостом, по-прежнему висел за плечами.
В руках староста держал белый конверт, такой же неуместный, как и болоньевые штаны.
– Пришло вчера, – лаконично сказал черт, протянув мне послание.
«Ольге Лесиной», – было выведено на бумаге. Конверт уже вскрыли, чего Такко совершенно не стеснялся. В полной тишине я вытащила послание. Гладкий листок, дорогая бумага, одна надпись. Два слова.
Заячий холм.
– Отправитель неизвестен, – констатировал Веник.
Пашка обнюхала конверт и нахмурилась.
– Слишком много рук.
Я взяла телефон и в сотый раз за утро набрала номер. «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети». Магия, так схожая с защитой filii de terra, надежно отгородила Юково от внешнего мира.
Выбор был прост – оставаться на месте или идти. Мы предпочти последнее. Если нечисть позвать в пасть к волку, она обязательно пойдет. Правда, в итоге с вырванным горлом, как правило, оказывается волк.
Пойти туда, где бьет самая чистая свежая вода, способная смыть с чего угодно и кого угодно колдовство, очистить его от магии, это сродни паломничеству для нечисти. Туда идут с проклятиями, с магическими болезнями, с неудавшимися заклинаниями и артефактами. У меня имелись два серебряных ножа, помеченных чужой магией, от которой я уже давно мечтала избавиться. Купание в воде серебру не повредит, зато уничтожит метки. Жаль, что клинки остались в Юково, запертые в ящике нового туалетного столика в спальне, после размещения в доме иконы надобность в тайниках отпала.