Чернила

Все это время Ирен и Букер смотрели друг на друга. Она ощущала в тот миг, что была одинокой всю жизнь.

До этого.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

— Букер, — шепот донесся до него сквозь сон, и он проснулся.

Он повернулся, смотрел сквозь туман в голове и не понимал, как такое было возможно, спал ли он. Он мог сказать, что все было в его голове, но не мог очнуться.

Он шагнул в туман, что кружился у его ног.

— Ау?

— Букер, — тихий звук снова донесся до его ушей. Голос был знакомым, но он не мог точно сказать, чьим он был.

Кого призвал его разум?

Он недавно был счастлив. Странно, эту эмоцию он узнал почти сразу. Счастье было редким в его жизни, радостные мгновения были на глубине в его разуме, одинокие моменты, которые он берег.

Когда его мать дала ему брошь с золотой звездой после его первой татуировки в шесть. Когда он встретил жену, хищную женщину из Пинкертонов, стоящую над мертвецом. Предвкушение убийства, когда он знал, что собирался убить того, кого звал «отцом».

Эти воспоминания он звал счастливым. Но в такие дни он не был уверен, что это было счастье, или другие мгновения, когда его жизнь изменилась. Теперь у него был тот, кто понимал его, и счастье ощущалось… светлее.

Он старался стать ближе к Ирен, продумывали мелочи, что делали ее жизнь лучше. Оставлял чай у ее двери и стучал, убегал, чтобы она не узнала, что это был он. Оставлял цветы на кухне перед тем, как они ели, чтобы увидеть ее лицо, когда она обнаруживала их.

Мелочи, которые казались ему глупыми, но теперь они стали для него важными.

Почему разум хотел наказать его? Он впервые в жизни думал, что поступал хорошо.

— Кто там? — спросил он, шагая вперед.

Туман окружал фигуру вдали. Она была в черном платье, край задевал колени, и с ткани капала темная жидкость, которая была кровью.

Вздохнув, он смирился с тем, что разум хотел наказать его. Конечно. Ему снилась его мертвая жена.

— Амелия, — сказал он. Сон перенес его вперед, и он оказался за ней. — Я все думал, когда же снова тебя увижу.

Сны были частыми. Он видел ее столько раз после смерти, что сбился со счета. Будь он другим, мог подумать, что она преследовала его. Но Букер не хотел верить в такое. Иначе он должен был признать, что были сотни душ, которые хотели… нет, заслуживали отомстить за то, что он с ними сделать.

Он мог лишь представить, сколько душ хотели преследовать его. Но им придется встать в очередь за его женой, конечно. Она хотела сделать его жизнь адом даже из могилы.

— Здравствуй, Букер, — она развернулась, пустые глаза смотрели мимо него.

Она всегда выглядела одинаково во снах. Слепые белые глаза. Зияющая рана на горле, которое он перерезал много лет назад. Он не хотел ее убивать, но когда понял, какой тюрьмой был мир Пинкертонов… жертвы заплатили за его свободу.

Амелия была в черном платье, которое ему нравилось на ней, и он все время говорил ей, что так она выглядела как «леди». Но она никогда не была леди, и никто не поверил бы ему, если бы он так сказал. Она была из Пинкертонов, и отец хотел, чтобы Букер на ней женился. Хорошая домохозяйка, которая носила ножи в кармане на всякий случай.

Конечно, Амелия никогда не была милой домохозяйкой и не хотела такой становиться.

— С тобой другая женщина, — сказала Амелия, склонив голову. — Кто она?

— Никто.

— Не правда. Ты отметил ее как свою. Татуировки на ее руках с цветами и пчелами. Ты хочешь защитить ее? Это на тебя не похоже, муженек.

Букер скривился.

— Я уже не твой муж.

— Но был им, — она шагнула вперед, подняла узкую ладонь и прижала к его груди. Ее ногти впились в его кожу, давили все сильнее, и он ощутил боль. — Ты не можешь отрицать, что у нас была связь, какую не ощущают многие люди.

— И не должны ощущать, — он отпрянул на шаг, отцепился от ее ладоней. — Мы не были нормальными, Амелия. Сколько раз тебе это повторять? Мужья и жены не убивают людей вместе.

— Тогда тебе нравилось.

— Я не знал, что бывает иначе.

Амелия сдавленно рассмеялась.

— Иначе? Букер, для тебя иначе быть не может! Ты был тогда монстром, им и остался. Думаешь, та милая кроха примет тебя, узнав, что ты можешь делать?

— Она уже все это видела.

— Нет, — Амелия облизнула губы, ее язык был раздвоенным в смерти. — Она видела, как ты защищал ее и остальных, но не видела, как ты убиваешь. Не видела монстра, что выходит из тебя, когда ты пробуешь кровь. Ты как я, Букер. Дьявол в облике человека.

— Нет, — он отпрянул на шаг. — Я никогда больше таким не буду.

Разве? Сколько раз он убивал, и ему это нравилось? Куда больше раз, чем он желал признавать. Люди были лучшей добычей, и он не знал, как принять это в его жизни.

Букер все еще хотел охотиться на них. Он хотел гнать их до края земли, как делал раньше. Выпустить орлов из татуировок, отправить в погоню тигров. Вместе с волками терзать плоть, пока человек не перестанет бороться.

Больше всего он хотел смотреть, как яд его змеи проникает в их вены, и они думают только о боли.

Он выдохнул.

— Я больше не такой.

Амелия прошла вперед, покачивая бедрами, заставляя его пятиться. Он не хотел, чтобы она его трогала.

— Букер, любимый. Ты такой был, есть и всегда будешь. Ты не можешь сбежать от своего назначения.

Он не хотел задавать вопрос, но слова вылетели изо рта:

— Какого назначения?

Она не говорила, пока не дотянулась до него. Амелия склонилась, ее рот задел его ухо.

— Ты — воплощение демона, Букер. Порть их и посылай ко мне в Ад, а я поиграю.

И сон резко отпустил его.

Букер согнулся, сжал кулаки и ударил по теням в комнате. Когда его колотящееся сердце сообщило, что он не спал, в этот раз точно проснувшись, он выдохнул и сжал голову.

Он все еще ощущал ее влажный язык на ухе. Он все еще слышал ее слова, эхом разносящиеся в голове.

Амелия всегда заставляла его ощущать себя меньше, чем человек, потому что они не смогли сломать его. Букер всегда ощущал укол вины, убивая, даже если видел семью того человека недели спустя на улицах.

Ему не нравилось, что люди боялись его. Он выполнял работу. И лучше многих людей. Так он смотрел на убийства, и хоть остальные считали иначе, его все еще беспокоило, что он не понимал их точку зрения.

Почему люди винили убийц? Он даже не считал их убийцами. Кто-то хотел, чтобы он убил человека. Значит, человек был плохим и заслуживал этого.

Пинкертоны мнили себя богами. Они наказывали, чего не делал даже Всевышний. Точнее, они наказывали раньше него.

Он почти слышал смех Амелии от этой мысли, словно она была в его голове. Та женщина хотела все больше власти, какой бы ни была работа. Убить ребенка? Легко, если от этого люди боялись бы сильнее.

Букер потер рукой лицо и пробормотал:

— Ее тут нет.

Дыхание застыло в груди. Он мог поклясться, что человек касался его спины, если бы не считал это невозможным. Тени подступали к нему. Движение в дальнем углу было иллюзией. Его разум хотел, чтобы он боялся, потому и дал ему жуткий сон.