Страница 16 из 24
– Ну, уж вы наскажете! Парень он молодой, привык нет.
– Пока он будет привыкать, так всех покупательниц у меня разгонит. Ведь у нас тоже не один простой народ в лавку заходит, а и дамы бывают.
– Он и с дамами может. Нешто он дам не возил, когда в Москве в извоз-то ездил? Дамы у него и яблоки покупали.
Трифон Иванович нахмурился еще больше и сказал:
– Не дури! Оставь… Вот что!
– Да что «оставь»! Я беспременно хочу, чтобы он у нас в приказчиках жил.
– Мы ему другое место найдем.
– А я не хочу другого места. Я хочу, чтобы он у нас жил. Что это, в самом деле, с утра как начали, так целый день все обижаете меня!
Она заморгала глазами и приготовилась плакать. Трифон Иванович опешил.
– Ну, полно, полно… Довольно… Будет… Ведь еще не сейчас его в приказчики брать… Об этом мы еще поговорим.
– Нет, надо сегодня уговор сделать. А сейчас пока вы хоть посмотрите его. Он парень расторопный, грамотный. Сем-ка я его сейчас сюда позову да чайком попою, а вы посмотрите.
Она направилась в кухню.
– Зачем же сюда-то? – остановил ее Трифон Иванович. – Можно в кухне?
– А то как же? Ведь и я с ним вместе чай пить буду. Неужто и мне в кухне?
Трифон Иванович махнул рукой и отвернулся.
– Ты все-таки скажи ему, чтобы он ноги обтер, а то наследит еще у нас здесь в горницах… – пробормотал он.
– Ну вот… Учите еще… Я сама теперь дама, так уж, слава богу, понимаю, – отвечала Акулина. – Он из валенок в сапоги переоденется. У него и одежа есть суконная. Ну так я приведу его сюда, – обернулась она лицом к Трифону Ивановичу, улыбнулась ласковой улыбкой и спросила: – Можно?
Трифон Иванович хотел сказать «нельзя», но улыбка Акулины была так приветлива, так добродушно-приятна, что он вздохнул и отвечал:
– Ну что ж, веди… Но это только ради праздника… Ты знаешь, что у нас приказчики и все прочие наши прислужающие харчуются и чай пьют в приказчицкой.
– Ну, хоть для праздника.
Она двинулась в кухню, но опять остановилась.
– А можно его для праздника вином и закуской угостить? – спросила она.
Трифон Иванович подумал и отвечал:
– Пусть пьет, но только чтобы не напился.
– Зачем же ему напиваться-то? Он парень трезвый. Вот вы его как только увидите сейчас, то так будете предпочитать, что больше старшего приказчика.
– Ну, это уж дудки… Много чести.
– Как «много чести»? Да ведь мой племянник, мой сродственник.
– Так что ж из этого?
– Ну ничего, благодарю покорно. И на том спасибо. Больше-то, верно, я не заслужила? Ну ладно, я сама вам припомню.
– Иди, иди… Полно тебе привязываться-то!
– Да что «привязываться»! Я даже думала так, что вы радостно его встретите, сами его угощать начнете и сами с ним рюмку-другую вина выпьете.
– Иди, иди…
Акулина удалилась в кухню.
Через пять минут Анисья внесла в столовую самовар, а спустя некоторое время явился и Пантелей. Акулина ввела его за руку. Он был переодевшись из валенок в сапоги. На нем был синий кафтан со сборками назади, на шее красовался желтый фуляр. В руке он держал связку сушеных грибов. Войдя в столовую, он взглянул в угол и начал креститься на образа.
XIX. Нимфа, сатир и пастушок
– Вот он, Трифон Иваныч… Пантелей-то этот самый… – говорила Акулина, указывая на племянника, когда тот перестал креститься на иконы. – Ну, кланяйся хозяину-то, – обратилась она к племяннику. – Кланяйся и поздравь с праздником.
– С праздником, господин хозяин. Дай вам Бог… – пробормотал Пантелей и низко поклонился Трифону Ивановичу.
Трифон Иванович еле ответил легким кивком на поклон и смотрел исподлобья. Пантелей переминался с ноги на ногу.
– Ну, кланяйся еще раз да подноси хозяину деревенского-то гостинца, – продолжала Акулина. – Скажи: «Пожалуйте, мол, от чистого сердца…»
Пантелей еще раз поклонился, протянул к Трифону Ивановичу связку сушеных грибов, которую держал в руке, и сказал:
– Вот-с… Деревенского гостинца… от чистого сердца…
Трифон Иванович связку грибов от Пантелея не взял в руки, но кивнул и проговорил:
– Положи на стол. Потом приберут…
– Присаживайся к столу-то. В праздники у нас и при хозяевых сидят, – толкнула Акулина Пантелея в спину. – Вот, чайку попьем…
Робко озираясь по сторонам, Пантелей сел. Акулина поместилась около самовара…
– Может, винца перед чаем-то выпьешь? – спросила она Пантелея. – В праздник у нас можно… Хозяин добрый… Он допущает… Не любит только, чтоб на стороне пили, а при евонных глазах пей. Правильно ведь я, Трифон Иваныч?
Трифон Иванович промолчал.
– Пей, пей… – продолжала Акулина и налила племяннику большую рюмку водки. – Пей… Уж ежели хозяин не препятствует, то, значит, можно. Трифон Иваныч у нас всегда такие слова говорит: пей за столом, а не пей за столбом.
– Мы вообще по малости… Малодушием не занимаемся, – пробормотал Пантелей, перекрестился, взял рюмку, сказал: – С праздником, – и выпил, утерши губы рукавом кафтана.
– Ну а теперь закуси…
Пантелей протянул руку к тарелке с селедкой и, взяв пальцами кусок, положил его себе в рот, а пальцы обтер об голову.
– Ты зачем же руками-то? Коли ты при хозяине, ты должен учтивость соблюдать и вилкой брать, – заметила ему Акулина. – На то вилки положены на стол. Жуй еще… Вон там ветчина есть… колбаска… Только уж ты вилкой… – прибавила она.
– Не… не надо… Довольно.
Пантелей махнул рукой.
– Может быть, еще винца хочешь? – спрашивала его Акулина.
– С тобой ежели, за компанию.
– Трифон Иванович, я выпью… Пейте и вы…
Трифон Иванович отрицательно потряс головой и отвернулся.
– Да полно вам кикиморой-то смотреть! Выпейте… Выпейте хоть со мной… – приставала к нему Акулина. – Ведь даве звали же меня выпить… Ну, я вам налью, а вы выпьете…
Она взглянула в его сторону такими веселыми глазами, так ласково кивнула, сделав это, впрочем, украдкой от Пантелея, что Трифон Иваныч не выдержал и взялся за рюмку.
– Ну, кушайте… Будьте здоровы. Вам даже хорошо выпить… Чрез это печенка успокаивается… А то вы все злитесь. Вот и я выпью за ваше здоровье… Пей, Пантелей, пей… Хозяин ничего… хозяин у нас добрый, а только вид у них такой грозный да сердитый.
Он выпил. Акулина начала наливать чай. Трифон Иванович не садился, ходил из угла в угол по комнате и косился на Пантелея.
– Трифон Иваныч, вы что ж не садитесь-то? – обратилась Акулина к нему. – Нельзя же так, на дыбах… А то словно бельмо на глазу… Садитесь и вы…
– Я потом… – упрямился Трифон Иванович.
– Нельзя и разговаривать, коли перед тобой маются из стороны в сторону. Садитесь… Полно вам… – бормотала Акулина.
Трифон Иванович сделал еще несколько шагов по комнате и сел, взявшись за стакан. Пантелей давно уже звонко схлебывал чай с блюдечка.
Акулина тоже пила и тараторила:
– У нас харчи хорошие… Ты, Пантелеюшка, доволен останешься. Я при доме на манер хозяйки, потому хозяин у нас вдовый, стало быть, коли ежели что, всегда мне скажешь… Да уж доволен будешь, только хозяина предпочитай… Хозяина предпочитай и меня предпочитай, потому наш хозяин любит, кто меня предпочитает. Вон наш хозяин все сумлевается, что ты не сумеешь в лавке покупателям потрафить. А ты потрафляй… Хорошенько потрафляй… Ты приглядывайся, как другие делают… Как другие, так и ты… Потом нужно у нас, чтоб чисто одемшись… У тебя одежа-то есть ли?
– Да вот на мне… – отвечал Пантелей.
– Ну, это армяк, а нам нужен спиньжак… Да ничего… Хозяин тебе купит спиньжак и жилетку, а там ты заживешь эти деньги. Жалованье у нас верное, хозяин не ужиливает.
Трифон Иванович слушал, вздохнул и хотел что-то сказать, но Акулина его перебила:
– А насчет жалованья хозяин тебя не обидит, только старайся потрафить. Сколько, Трифон Иваныч, у нас Андреян-то получал?
– Да ему на Андреяново место нельзя… Я лучше его в дом в дворники… – проговорил наконец Трифон Иванович.