Страница 96 из 116
СЧАСТЬЕ
Очевидно, это и есть счастье. Ты сидишь, попыхивая сигарой, в вольтеровском кресле, гладкий бархат ласкает твой начинающий лысеть затылок, а взгляд покоится на стройной фигуре женщины, которую ты любил до недавнего времени больше всего на свете. Нет, твое чувство не остыло, только теперь оно делится между женой и с ы н о м, увесистым малышом, в котором умильно проглядывают твои черты, хорошо, что в меру, ровно настолько, чтобы испытывать щемящую родность к маленькому, осененному прелестью матери существу с голубыми, то круглыми, как копейка, то кисло зажмуренными глазками.
Сегодня «Иоганн Штраус-театр» дает новую оперетту Кальмана - «Фиалка Монмартра», и, как всегда перед премьерой, Кальман замкнут и молчалив; нынешнее его состояние не имеет ничего общего с прежней паникой, он крепок ликующей самоуверенностью Верушки. Он то прикрывает глаза, то распахивает, ослепляя взгляд серебристым сверканьем пышной шерсти какого-то зверя. Давно убитого и ставшего дамской накидкой зверя. Он никогда не помнил, как называются меха, укутывающие обнаженные плечи Верушки, похоже, что это черно-бурая лисица.
Верушка уже взяла в руки накидку, но тут обнаружила какой-то непорядок в туалете, и сразу вокруг нее засуетились три горничные, что-то одергивая, оправляя, подкалывая.
Кальмана радостно удивляло, как быстро и уверенно хрупкая девушка превратилась в блистательную молодую даму. Верушка ничуть не отяжелела, упаси бог! - она внимательнейше следила за своим кушачком и весом, но налилась, развернулась в плечах, научилась придавать своему легкому телу величественную степенность. И откуда такое у недавней обитательницы захудалого пансиона «Централь», безработной статисточки? Она - дело его рук, он изваял ее, как Пигмалион Галатею! - горделивое чувство вновь разнеживающе смежило усталые веки Кальмана. Во тьме он слышит резкий, повелительный голос:
- Поправьте складку, чучело безрукое!
Он поспешно открыл глаза. Только в дреме могло почудиться, что сердитый окрик адресован ему, а не провинившейся горничной. Кальману по душе властная манера Верушки, столь чуждая деликатной Пауле; лишь раз или два за всю их совместную жизнь изменила Паула своей терпеливой повадке - ему во спасение. Верушка из породы сильных, из породы победителей. Хорошо, если сын и все дети, какие будут, унаследуют не только красоту, но и характер матери.
- Послушай, сердце, ты правда посвятил мне «Фиалку Монмартра»? - слышится мгновенно изменивший интонацию мелодичный голос, и Кальман испытывает гордость, что ради него Верушка насилует гортань, превращая терку в колокольчик. Как же считается она с ним, своим супругом и повелителем!
- Конечно, тебе. Ты же моя фиалка.
- А старик банкир, устраивающий счастье влюбленных, это ты сам? - со смехом спросила Вера.
- Ну… в какой-то мере, - смущенно сказал Кальман. - Но я присутствую и в художнике, таким образом, я устраиваю собственное счастье с фиалкой.
- Взбалмошная Нинон - это, конечно, Агнесса Эстергази. А вот кто такой шарманщик Париджи? - спросила она лукаво.
- Вымышленный персонаж, - пробормотал Кальман.
- Не хитри, Имре… А вы не колитесь! - прикрикнула на горничную. - Твоего злого, взбалмошного хапугу Париджи я вижу почему-то в юбке.
- Может, хватит об этом, Верушка? - Кальман кивнул на горничных.
- Подумаешь! - свободно сказала Вера. - Это никого не касается. Все мужчины ненавидят своих тещ. А мамуля такая непосредственная!
- Слишком, - пробормотал Кальман.
Верушка подошла к зеркалу, жестом отпустив горничных.
- Скажи, солнце, ты действительно обобрал Пуччини?
- Нет. У нас общий первоисточник: «Сцены парижской жизни» Мюрже. Либреттисты пошли в чужой след.
- Их пора менять, - заметила Вера (участь господ Брамера и Грюнвальда была в этот момент решена). - Они совершенно исхалтурились. Но где был ты?
- Возле тебя, - тихо сказал Кальман. - Я действительно не сидел у них над душой, как прежде. Что мне оперетта, когда рядом «магнит, куда более притягательный». Знаешь, откуда это?
- Из рекламного проспекта?
- Нет, из «Гамлета»… Понимаешь, Верушка, это самая личная из всех моих оперетт. Ведь даже сцена под дождем взята из жизни. Помнишь, как ты меня ждала, а я тебя потерял, и потом мы встретились возле твоего пансиона?
- Еще бы не помнить! Я этого тебе никогда не забуду.
- Неужели ты такая злопамятная?
- Шучу, шучу!.. Заглянем в спальню его королевского высочества и - в театр!
Они прошли в детскую. Здесь в кровати с сеткой, под бархатным балдахином, под присмотром накрахмаленной няньки, возлежал наследный принц - полуторагодовалый Чарльз.
Кальман глядел на сына больше чем с любовью - с благоговением.
- А знаешь, он все-таки похож на меня, - сказал Кальман, любуясь прищуренными глазками ребенка.
- Упаси боже! - вырвалось у Верушки.
- Что - я настолько уродлив? - не обиделся, а приуныл Кальман.
- Ничуть! Ты по-своему хорош. Любая твоя черта значительна, потому что на ней клеймо - Кальман. А если мальчик не унаследует твоего таланта?.. Пусть уж лучше он пойдет умом и талантом в отца, а красотой - в мать.
- Не возражаю, - кивнул Кальман, - только бы не наоборот… Ты знаешь, я лишь однажды был по-настоящему счастлив, - сказал он самой глубиной души. - Когда из тебя вылез этот людоед.
- Чует мое сердце, что он не последний, - покачала золотой головой Верушка.
Кажется, Кальман впервые отправился на премьеру в отменном расположении духа…
Появление Веры вызвало в театре едва ли не большее волнение, нежели самого прославленного композитора. Дамы общебетали ее меха, бриллианты, мужчины отдали дань красоте. Вчерашняя статисточка принимала всеобщее внимание как нечто само собой разумеющееся.
И была сцена под дождем, и Вера нашла руку Кальмана, и нежно пожала, и он уже не огорчался несколько вялым приемом своего детища и порхающим по залу именем «Пуччини». Вера была благодарна ему - все остальное ничего не значило. И тут грянула ослепительная «Карамболина - Карамболетта», мелькнувшая ему из глубины печали в далекие дни, - великолепная исполнительница с волнующе-зазывным голосом и совершенной пластикой схватила зал и властно повлекла за собой. И с последней нотой определилась новая победа Кальмана - такого шквала аплодисментов не было в «Иоганн Штраус-театре» со времен «Цыгана-премьера» и «Княгини чардаша».