Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 78 из 132

Мелек Сириус для своей должности был весьма молод: ему едва ли исполнилось тридцать. И он, как я слышал, он был вспыльчив. Это не мешало ему, по выражению Лавинии, видеть людей насквозь и знать все, что творится на Острове, и даже больше. Он бывал и на Малом королевском совете, и в притонах, которые, по слухам, частенько посещал принц. В его подземелья могли привезти любого — хоть герцога, хоть саму принцессу Элизабет (Лавиния рассказывала, что ту однажды действительно привозили). Неудивительно, что графа знали все и до ужаса боялись. В его присутствии все разговоры замолкали, его обходили по широкой дуге — а он все равно умудрялся все узнавать, хоть все в обществе и опасались его.

Невысокий, невыразительный, внешне напоминающий зайца: глаза у него были прекрасно-огромными и совершенно холодными. А говорил он всегда тихо — подозреваю, страдал от проблем со связками.

— Мне нужно объяснять, что будет, если ты не сделаешь, как я прошу? — сказал он, когда сел ко мне в карету.

К тому времени я окончательно проснулся. Прогулка по снегу босиком в одной ночной сорочке очень освежила меня.

— Нет, господин.

— Прекрасно. — Карета тронулась, граф наклонился ко мне: — В таком случае сейчас мы едем к Завире. И ты сделаешь что угодно, но приведешь свою госпожу ко мне. Это ясно?

Я помедлил.

— Да. Но, господин, почему я?

То есть он и сам может распахнуть двери спальни и объявить принцессе, чего он от нее хочет. Шериада, возможно, расстроится, что ее прервали, но вряд ли заколдует главу Тайной полиции, если он будет вежлив… Наверное…

Граф усмехнулся:

— Последний раз, когда я попытался задержать ее, она превратила меня в змею. Ты когда-нибудь был змеей, спутник Элвин?

— Н-нет.

— Поверь, это неприятно. К тому же она точно заколдовала дверь. И хорошо, если только ее. Ты — маг. Вот ты и разбирайся.

— Н-но я не…

— И вот мы возвращаемся к началу нашей беседы. Мне нужно говорить, что будет, если ты не сделаешь, как я прошу?

— Н-нет, господин.

Остаток пути мы молчали.

Поместье графа Завиры находилось рядом с королевским дворцом — то есть на соседней улице. Вся его обстановка кричала: «Мой хозяин очень богат!» Антикварная статуя обнаженной девушки допотопных времен приветствовала гостей буквально у ворот. И, естественно, была как следует освещена. И даже почти не завалена снегом.

А в плитках, которыми была вымощена дорога, и на ступенях парадной лестницы, сделанных, конечно же, из мрамора, явственно проглядывала свежая позолота.

И слуги, а точнее, служанки — у графа даже дворецкий был женщиной (ничего себе!) — были одеты в неподобающие, просто скандально короткие платья. Как и у Шериады в Междумирье, они открывали колени.

Я в ночной сорочке в таком окружении даже не слишком выделялся. Это граф и его гвардейцы смотрелись странно.

— Милорд, господин не принима… — пролепетала встретившая нас у дверей служанка.

Сириус от нее отмахнулся и потащил меня за собой чуть не за шкирку.

Он как будто знал поместье как свои пять пальцев: мы в мгновение ока очутились на третьем этаже в одной из декоративных башенок. Завира, похоже, любил спать поближе к небу. Или ему нравилось смотреть на столицу с высоты птичьего полета?

Перед дверью имелся небольшой круглый холл, обставленный, как ни странно, книжными стеллажами. На ковре у порога спала симпатичная девушка, покрытая синяками так густо, что и без слов было понятно, что это любимица графа. И, конечно, она была голой.

— К господину нельзя! — пролепетала она, когда граф ее разбудил, схватив за волосы. — Пожалуйста.

— Заткнись, — выдохнул Сириус. — Ну, Элвин. Давай, вызывай свою госпожу.

Я посмотрел на дверь — обычную… в смысле, дорогую, конечно, — из черного дерева, — но если она и была заколдована, я этого не видел.





Затем обернулся к графу:

— Милорд, простите, но я…

Сириус взглядом заставил меня замолчать. Потом ткнул пальцем в дверь. И улыбнулся так, что и без слов стало ясно: если я не достану ему сейчас Шериаду, он притащит сюда Тину и сделает любимицей Завиры уже ее.

Да чтоб они все провалились! Я толкнул несчастную дверь, проклиная принцессу, как только мог. При чем тут я? Почему она втянула во все это меня⁈ И если бы только меня! Так и мою семью тоже!

Дверь предсказуемо не шелохнулась — лишь засветилась золотом, а руку мне обожгло. Я отпрянул, покосился на графа и… Не знаю, что бы я делал, если бы прямо в моей голове не раздался голос Шериады:

— Сейчас выйду, Элвин. Ради всего святого, успокойся! Не очень-то, знаешь ли, приятно просыпаться под твои проклятья.

Она замолчала, а я обернулся к графу:

— Госпожа сейчас выйдет.

— Моли бога, чтобы это было так, — мрачно отозвался Сириус.

Девочка-фаворитка у его ног тихо заплакала. Я посмотрел, как она жмется к стеллажу, и пожалел, что на мне нет хотя бы плаща. Впрочем, на кресле в нише обнаружился плед. Я укутал в него девочку едва ли не насильно.

Граф Сириус на нас не смотрел — он, как сторожевой пес, уставился на дверь. Я пробежался взглядом по стеллажам… И вдруг понял, что книги на них — фальшивки. Только корешки, больше ничего. Декорация, украшение.

Мне стало смешно.

— Смейся, Элвин, — бросил граф. — У меня в пыточной и не так хохочут.

— Да идите вы к черту, граф, — вырвалось у меня — с недосыпа, наверное.

Сириус медленно — ну правда, как пес — повернулся ко мне:

— Что?

Я сжал кулаки за спиной, по комнате прошелся ветер…

— Боги, Элвин, я же просила: ну не колдуй ты, пожалуйста! — раздался раздраженный голос принцессы. — Обрушишь ненароком крышу — что делать будем?

— А он может? — вырвалось у Сириуса.

— А то. Он и не такое может. Доброе… хм… утро, граф. Чем обязана?

Сириус, наконец, отвлекся от меня — и мы оба уставились на принцессу.

Она была нагой. Совершенно. И вся в крови: старой — бурой, уже засохшей — и свежей, ярко-алой, блестящей в свете свечей. При этом на принцессе не было ни царапины.

Сириус сглотнул. А Шериада вдруг заметила девочку у моих ног:

— Боги, что это?

Девочка, стоило принцессе шагнуть к ней, задрожала еще сильнее. Шериаду это нисколько не смутило. Она села рядом, сняла плед, поцокала языком и что-то сделала — я не понял, — но девочка вдруг словно преобразилась. От синяков и ссадин не осталось и следа, ушла бледность и даже тени под глазами, а волосы заблестели.

— Так намного лучше. Милая, хозяин тебя отпустил. Иди в свою комнату.