Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 132

Потом в мертвой тишине раздались аплодисменты.

Мы с Тиной вздрогнули, и вряд ли только мы. Рядом с моим портретом стояла, улыбаясь, Шериада — ярко-алое пятно на черно-белом фоне аристократов. Она улыбалась и хлопала в ладоши.

Прошла долгая секунда — и к ней присоединились сначала дамы из близкого круга друзей королевы. Они всегда были наиболее лояльны к правящей семье. Еще бы, ведь их статус давал определенные привилегии, державшиеся лишь на благосклонности кого-то из королевской фамилии. А похоже, всей семьей сейчас заправляла Шериада.

Они тоже хлопали, а после не прошло и минуты, как аплодисменты сотрясли павильон.

— Ваше Высочество, — улыбнулась Тина, когда принцесса подошла. — Благодарю вас, что пришли. Я так… Простите, я правда рада.

Шериада улыбалась, и, конечно, ее улыбка была самой фальшивой из всех.

— Милая моя, как я могла не прийти?

Она еще что-то говорила, но все слилось в моих ушах в непонятный гул. Колени подкосились, сердце билось часто-часто. Наверное, я бы все-таки упал, если бы не Рай. Он осторожно усадил меня на банкетку, а Шериада царственным взмахом руки разогнала репортеров с их камерами.

— Просто я… я приготовила для вас подарок, — щебетала Тина, словно ничего не произошло.

— Подарок? — подняла брови Шериада. Смотрела она при этом на меня.

— Да. Я написала ваш портрет. Но я не хотела… не хотела открывать его без вас. Если вы позволите…

— Конечно, дорогая.

Тина исчезла — наверное, распорядиться, чтобы вывесили этот портрет. А принцесса, раздраженно глянув на кого-то из подскочивших к ней газетчиков, села рядом со мной и, сняв перчатку с правой руки, тихо сказала:

— Ну хоть кто-то в вашей семье достаточно силен.

Я чуть не ляпнул, что самая сильная из нас — мама. Но вместо этого сказал:

— Ей теперь не дадут писать. Ей жить не дадут!

Шериада со вздохом коснулась моего лба — и мне немедленно стало легче.

— Слабак. Еще и заколдовать тут всех пытался. Контролируй магию, Элвин: нельзя швыряться проклятиями направо и налево только потому, что твоя сестра решила отстоять твою честь.

— Я не…

— Твоя подвеска так не считает.

— Но они…

— Ничего не сделают, успокойся. Я со всем разберусь.

— Но вы же не сможете им всем вырвать языки!

Рай отвел взгляд — ему это, наверное, казалось смешным. Он всегда легко относился к репутации — но он и пришел с самого дна, поэтому ему нечего было терять.

Шериада хмыкнула:





— Нет? А ты знаешь, немыми они были бы… Нет. Не-е-ет. Руадан однажды так сделал, и выглядело это просто… Фе-е-е! Поверь, даже тебе бы не понравилось, кровожадный ты мой.

Тем временем вернулась Тина вместе с рабочими, которые бережно несли спрятанную под тканью картину. Они принялись крепить ее на ближайшую к нам стену.

Шериада с вежливым равнодушием наблюдала. А я смотрел на свой портрет, на улыбку, которая была еще ярче, чем на той миниатюре, что Тина мне подарила. Такая легкомысленная, такая уверенная.

Этот портрет после выставки купила принцесса Элизабет. Однако долго он у нее не провисел, но это уже другая история…

А пока — газетчики приготовились, аристократы затихли, Шериада вежливо улыбнулась:

Жестом фокусника Тина сдернула с картины ткань.

Павильон снова погрузился в тишину.

Сестра не стала изображать принцессу, как тех дам на портретах — позирующих сидя, одетых в красивые платья. Она не изобразила ее даже как меня — по плечи. Нет, на этом портрете Тина обратилась к истории — к древности, задолго до Потопа. На принцессе были доспехи рыцаря — железные, реконструкцию которых можно увидеть разве что в Королевском музее, а оригиналы сгинули еще во время Потопа. Вряд ли Тина хорошенько их изучила: на ее картине они выглядели совсем легко, воздушно. Я видел копии, но они вовсе не такие: громоздкие, наверняка тяжелые. И носили их, конечно, мужчины. Как Тина додумалась одеть в них тоненькую, хрупкую Шериаду — не знаю. Принцесса на картине стояла на крыльце, держа в поднятой руке меч. Дверь за ее спиной и руки самой Шериады были испачканы кровью. И, судя по силуэтам павших воинов на втором плане, это была не ее кровь.

Выражение лица у принцессы при этом было безмерно уставшим, — такой я ее никогда не видел. И на портрете она казалась старше. Намного старше меня, и я впервые задумался, была ли в этом правда? Женщины всеми силами стараются сохранить молодость. Если тебе доступна магия, ты наверняка используешь ее против старости, разве нет? Сколько было Шериаде в действительности? Иногда она вела себя как ребенок, но куда чаще… Впрочем, какая разница?

Рай рядом со мной прижал руку ко рту — и я видел, как его движение повторил и кое-кто из аристократов. Изобразить свою покровительницу так — это похоже на Тину с ее художественным видением. Но это было страшным, грубым оскорблением. Мужские латы, меч — в руке девушки! Кровь… И никаких комплиментов красоте принцессы, ее статусу, богатству — ничего.

Шериада смотрела на портрет молча, спрятав руки за спину. Но спустя несколько минут молчания Тина удивленно — как будто действительно не понимала — выдохнула:

— Ваше Высочество?

Тогда принцесса вскочила. И сначала медленно принялась отступать к одному из выходов. Шаг за шагом — осторожно, словно шла по стеклу.

А после развернулась и побежала, наверное, чудом не запутавшись в пышных юбках платья.

Я подумал тогда, что сестре теперь не жить. И еще — так ли сильно заинтересована во мне принцесса, чтобы не мстить Тине?

Потом Рай вскочил, рывком поднял меня и потащил за собой к тому выходу, в дверях которого исчезла принцесса.

Шериада, не заботясь о платье, практически ниц лежала на третьей ступеньке изящной мраморной лестницы, ведущей в сад, и остервенело терла лицо снегом.

Воспоминание о приступе и ее вчерашнем «я умираю» живо встало в моей памяти. Если она умрет, никому из нас не поздоровится.

— Элвин… — прохрипела принцесса, когда я упал на колени рядом с ней. — Шприц… Справа…

Он лежал в потайном кармане, как и в прошлый раз.

Шериаду выгнуло судорогой, когда я попытался воткнуть иглу ей в вену. Принцесса билась так сильно, что я мог только пытаться ее удержать. Для тоненькой девушки она была на удивление сильна.

— Рай! Рай, да помоги же!

Он пытался удержать газетчиков — героический поступок для спутника. Шериаду колотило, а журналисты уже нацелили на нее свои камеры.