Страница 76 из 79
— Зачем нужно было организовывать весь этот спектакль? — услышал я ясно голос Мигуэля. — Мы и так знаем, кем вы являетесь для нашей организации…
— Зачем? Хотя бы для того, чтобы показать, как я могу рассчитываться со своими врагами, — прозвучал голос Мерседес, но в нем уже не чувствовалось прежней нежности, а слышались металлические нотки. — Затем, чтобы показать вам, что из–за вас и ваших пустоголовых помощников, я — первая дама нашей страны, была вынуждена стать любовницей этого жалкого недоноска, с которым вы, мужчины, не смогли справиться… А теперь настал мой черед. Он мой, и я сама хочу рассчитаться с ним и показать вам, чтобы все знали, как я это делаю со своими врагами…
— Где я? — спросил я, с трудом ворочая языком.
Я обвел слегка затуманенным взглядом салон легкого самолета. Рядом со мной в кресле сидела Мерседес, а в двух других — дон Диего и мистер Мигуэль.
— А, мой милый, ты, кажется, пришел в себя после прекрасного вина? — с улыбкой проговорила Мерседес. — Пришло время исполнения твоих желаний… злая усмешка отразилась на ее лице. — Ты хотел познакомиться с шефом организации, да? Так я перед тобой, милый… — Она рассмеялась своим серебристым смехом. Можешь меня теперь или уговаривать, или убивать…
Я попытался пошевелиться, но не смог.
— Что, у тебя не двигаются ни ручки, ни ножки? — с усмешкой издевалась Мерседес. — Не подумай обо мне плохо — я не связывала тебя… Просто ты принял такой препарат, что сможешь все слышать, болтать своим языком, а потом… она сделала паузу, усмехаясь. — Если, конечно, ты останешься живой, то будут работать и твои ноги и руки, но я надеюсь, что этого с тобой не случится…
Я постепенно начал все понимать.
— А что же все–таки со мной будет. Мерседес? — спросил я.
— О, ничего страшного, — ответила она. — Просто мы сбросим тебя с самолета. Ты не волнуйся, все твои документы и деньги на месте, в кармане твоего пиджака. Даже твой «магнум», из которого ты убил трех человек, тоже при тебе. Это на случай, если тебя, вернее твой труп, слишком рано найдут флики. Должен же кто–то ответить за убийство ни в чем неповинных людей…
— Давайте побыстрее кончать эту комедию, — взмолился дон Диего, — а то меня начинает уже укачивать…
— Не спешите, господа, — ответила с усмешкой Мерседес. — Какие же вы все–таки бываете жестокие… Я не могу так безжалостно расстаться с моим милым… У него, наверное, есть еще вопросы ко мне, не так ли?
— Да, меня интересует за что все–таки я должен быть убит? — спросил я.
— За что?! — ее голос высоко зазвенел, и я почувствовал удар носка ее ноги мне в лицо.
Удар был произведен с такой силой, что моя голова, как у тряпичной куклы, мотнулась из стороны в сторону и отвернулась к стене самолета.
— Он еще спрашивает: за что?! — резко проговорила Мерседес, не скрывая своего возмущения. — Ты должен был быть виновным в гибели полковника Альберто Родригеса, чтобы его убийство не носило политической окраски. Из–за тебя мы потеряли почти две недели в выполнении наших планов, а для нашей организации это уже много.
Я хотел уже повернуть голову, в которой все еще стоял звон после удара ноги Мерседес, но вдруг увидел, что по стене, как раз на уровне моего лица проходит проводка и пластиковая трубка бензопровода. Я немного знал устройство этого типа самолетов и понял, что если удастся дотянуться хотя бы зубами… Эта мысль целиком поглотила меня, и я почти не слушал высказываний Мерседес. Я даже начал ощущать, что чувствительность постепенно возвращается в мои конечности. Но меня пугало только одно — хватит ли у меня времени на задуманное.
Я застонал, а потом тихо произнес:
— Но, Мерседес, неужели нельзя хоть сейчас оставить мне жизнь?..
— Тебе оставить жизнь? — изумилась она. — Чтобы потом когда–нибудь ты, подвыпив и лежа в постели с какой–нибудь шлюхой, мог похваляться ночами, проведенными со мной?! О, нет!.. Уж этого никогда не будет, мой милый!
Я слушал ее ответ, пытаясь зубами ухватиться за провода и бензопровод, но у меня ничего не получалось. Я уже почувствовал, что изодрал себе губу о стенку, а от привкуса крови во рту, меня начало подташнивать. Но я упорно цеплялся зубами за все выступающее… Наконец, ухватил трубку бензопровода, но, видимо, у меня не было силы в зубах, а поэтому трубка выскользнула. Но все же мне это удалось еще раз… Я стиснул зубы с такой силой, что почувствовал боль в челюстях. И, вдруг, к моей великой радости, я ощутил во рту вкус бензина…
— Ладно, пора прощаться, мой милый, — вдруг проговорила Мерседес. Мигуэль, помогите мне выбросить за борт этот куль ничтожества, а то наш бедный председатель побелел от качки и не может двинуться, — и она, усмехнувшись, кивнула в сторону дон Диего.
Мигуэль встал и открыл дверцу самолета. Тугие струи воздуха ворвались в кабину, а к звуку мотора примешался свист ветра. Но я все отчетливее ощущал запах бензина. Мигуэль дернул меня за ноги, подтаскивая к открытой двери самолета, а Мерседес подталкивала меня за плечи.
— Как жаль, Мерседес, — громко, стараясь перекричать посторонние звуки, проговорил я, — что у тебя все так неудачно получилось…
— Тебе не о чем жалеть, мой милый, — ответила она, наклоняясь к моему лицу. — У меня, как говорят ваши американцы, все «о'кэй»… А вот тебе, мой милый, осталось жалеть слишком мало времени…
— Ты думаешь, что все «о'кэй»? — усмехнулся я.
Я даже заметил, что она перестала толкать меня к дверце.
— Что ты этим хочешь сказать? — насторожилась она.
Я услышал, что в мерном гуле мотора самолета появились перебои, которые все учащались.
— Дело в том, — говорил я наклонившейся ко мне Мерседес, — что мне показалось странным и подозрительным, что такой матерый зверь, как Мигуэль, не предусмотрел возможности твоей помощи мне в побеге. А тебя, моя любовь, тоже почему–то, случайно, вдруг, заинтересовали те же бумаги, что и его. Вот я и подсунул вам те чистые бланки, которые нашел в сейфе на вилле полковника. Я заполнил их сам в ночь побега от вас, в мотеле, недалеко от Хьюстона…
— Сеньора, — раздался голос пилота, перекрывающий прерывистые звуки работы мотора. — Самолет теряет высоту… Что–то случилось с мотором… Я не вижу места для посадки…
— Ну вот, любовь моя, — проговорил я, усмехаясь. — Тебе достались фальшивые бумаги… Да и меня ты переживешь не на много…
— Ты лжешь!.. — выкрикнула она с исказившимся лицом, которое вдруг стало неприятным и старым. — Выбрасываем его, Мигуэль, чтобы облегчить самолет…
Я чувствовал, что самолет снижается, а когда меня подтащили к открытой дверце, то увидел, что самолет почти задевает верхушки деревьев. Еще мгновение, и я оказался за пределами самолета…
Я почувствовал резкий толчок. Ветки деревьев жестко хлестнули по моему телу, и я стал падать, ломая их по пути, пока не застрял. Я висел, раскачиваясь на большой ветке, когда в отдалении раздался взрыв. Я подумал, что это, возможно, взорвался самолет с моими «друзьями».
Постепенно я начал ощущать, что могу двигать конечностями, хотя и не знал, сколько времени я провисел на ветвях дерева. Я протянул руку, подтянулся и сел на ветке, а затем начал осторожно спускаться вниз. Я чувствовал сильную боль во всем теле при малейшем движении, вероятно, последствия моих ударов о ветви, но двигаться мог. Уже когда до земли оставалось совсем немного, я не смог удержаться быстро слабеющими руками и сорвался вниз. Приземлился я неудачно, почувствовав резкую боль в ноге. От сильной боли я даже на некоторое время потерял сознание, но потом решил попытаться встать. Первая попытка была неудачной — боль в правой ноге не давала возможности передвигаться. Я немного полежал, отдыхая, а потом предпринял еще попытки встать, пока одна из них не увенчалась успехом.
Подобрав палку, я с трудом передвигался, волоча правую ногу.
Я потерял счет времени, только чувствовал, что мне предстоит заночевать в этих непролазных зарослях, полных всяких опасных животных и насекомых, с кем бы я не имел ни малейшего желания встретиться. В изнеможении я присел под деревом.