Страница 75 из 79
— Я ничего не могу понять в них… Что они обозначают? Да и, вообще, зачем он мне их оставил?
Мерседес подошла своей плавной походкой, села на стул и закурила.
— Дон Диего хочет быстрее закончить это дело, — спокойно сказала она, — а поэтому и пошел на определенный риск, вручив тебе эти очень важные, по его словам, бумаги. Правда, когда я его провожала, то он просил не торопить тебя с ответом. Он считает, что ты должен точно знать, чего же ты хочешь…
— Я хочу тебя, моя дорогая, — отвечал я, ни на секунду не задумываясь, и чтобы никто не мешал нашему счастью.
— Правда?! — спросила она тихо.
— Конечно, милая, да, — ответил я все так же уверенно.
— Тогда ты должен согласиться на его предложение, — сказала она убежденно. — И чем быстрее все это кончится, тем быстрее мы обретем, милый, покой и свободу. — Она курила, не спуская с меня своего нежного взгляда. Конечно, проговорила она, как бы размышляя, — он может сделать, чтобы ты сам поехал за бумагами, но тогда я должна буду провести здесь несколько дней в полном одиночестве… Без тебя, мой милый… — Закончила она, немного грустно улыбнувшись.
— Нет, нет, — поспешил заверить ее я. — Это исключается…
— Тогда пусть он пошлет за бумагами своих людей, — предложила она. — А мы это время проведем здесь с тобой, милый. Они быстро вернутся… А потом… Она опустила свои красивые глаза. — Потом, если ты захочешь, то я… я буду миссис Томпсон…
— О, Мерседес…
Я поднялся, подошел к ней и обнял.
Я был самого высокого мнения о ней, как о женщине. Но в эту ночь она превзошла все мои ожидания и все представления о женщинах, являя собой клокочущий вулкан страсти в сочетании с филигранной техникой большого мастера. Только периодически легкие стоны «О, мой любимый!..» или «О, моя жизнь!..» прерывали ее тяжелое учащенное дыхание.
Во время кратковременного промежутка отдыха, закурив сигарету, она сказала:
— Мой милый, мне бы хотелось, чтобы наше счастье никогда не кончалось!..
— Так оно и будет, Мерседес… — ответил я тихо. Потом, помолчав, добавил:
— Пусть завтра дон Диего отправляет своего человека за бумагами. А его документы надо будет на всякий случай спрятать.
— Куда, милый?
— Это уже решишь ты…
— Хорошо, мой милый.
И наши губы снова слились в долгом поцелуе.
На следующее утро меня разбудил нежный поцелуй Мерседес.
— Просыпайся, мой милый, — тихо сказала она. — Мне нужно пойти за доном Диего. Я тоже хочу, чтобы все это скорее кончилось…
Я привлек ее к себе, но она нежно отстранила мои руки.
— У нас еще будет время для этого. Много времени… — Она улыбнулась. — А сейчас нам нужно что–то решить.
— Хорошо, — сказал я. — Иди за нашим другом доном Диего…
Когда она ушла, я встал, закурил сигарету, и вдруг у меня появилась одна идея. Я быстро достал бумаги дона Диего, взял карандаш и перенес только знакомым мне шифром все данные о вложении денег на обратную сторону фотографии одной эстрадной певички, которая случайно хранилась у меня в бумажнике. Я еще не знал, для чего все это делал, но просто предчувствовал, что это может мне пригодиться.
Едва я закончил переносить эти данные и убрал фотографию обратно в бумажник, а бумаги дона Диего положил в карман своего пиджака, как раздался шум подъезжающей машины.
В комнату вошли Мерседес и дон Диего.
— Доброе утро, мистер Томпсон, — сказал он, улыбаясь. — Ну, и что вы решили?
— Я принимаю ваше предложение, дон Диего, — тихо, но твердо ответил я. И надеюсь, что это не займет слишком много времени.
— О, нет. Я думаю, через пять–шесть дней вы с Мерседес получите все то, что так хотите. — И улыбка озарила его лицо.
— Тогда я тем более согласен, — ответил я. — Но лучше все же, чтобы это было через пять дней.
Я на несколько мгновений задумался, мысленно поздравляя себя с тем, что разделил изъятые мною бумаги на несколько частей, и решил, что назову сейчас только то место, где хранятся списки организации да неправильно переписанные мною листки. В дальнейшем, рассуждал я, при честной игре дона Диего, можно будет ему выдать и все оставшиеся бумаги, или воспользоваться ими для себя.
Решение этого вопроса я думал предоставить Мерседес, когда все страшное будет для нас позади.
Я подробно рассказал ему, как вернулся назад, как заехал в Хьюстон и оставил там на хранение бумаги в банке.
— Я на всякий случай привез с собой адвоката, мистер Томпсон, проговорил дон Диего, — чтобы в случае вашего согласия, вы могли бы оформить поручение на изъятие бумаг из банка, если так их не удастся взять. Как вы на это смотрите, а?
— Пожалуйста, дон Диего, я согласен на встречу с адвокатом и оформление доверенности.
Мерседес вышла из комнаты и вскоре вернулась с юрким человечком в очках в золотой оправе, у которого под мышкой была папка из крокодиловой кожи.
Выслушав наше пожелание, он сел за стол и быстро составил необходимый документ, который мы скрепили подписями.
— Ну что ж, мистер Томпсон, — сказал с улыбкой дон Диего, поднимаясь из–за стола, — надеюсь, что через несколько дней и я оправдаю ваши надежды… До скорой встречи…
Мерседес вышла их проводить, а я почему–то почувствовал смутную тревогу, которую не мог ничем объяснить.
— Ну вот, милый, и все будет скоро кончено, — вывел меня из задумчивости мелодичный голос вновь появившейся в комнате Мерседес.
— Конечно, дорогая, — ответил я, улыбаясь.
Я не хотел, чтобы чувство тревоги передалось и ей.
— Мне жаль только одного, — задумчиво проговорил я, — что я уеду так и не познакомившись с шефом мистера Мигуэля или как он там называется на самом деле, который почему–то приказал меня убрать после окончания дела…
— О, не печалься об этом, милый, — ее глаза вдруг озорно заблестели. Вдруг ты еще с ним встретишься… Я, правда, не хочу этого. Я хочу, чтобы ты принадлежал мне, и только мне одной.
— Я тоже хочу этого…
Два дня с Мерседес пролетели для меня как одно мгновение. А на третий день к вечеру она вернулась с провизией радостная и возбужденная.
— Милый, — сказала она с порога, — я видела сегодня дона Диего. Он сказал, что звонил его парень из Хьюстона, которого он направил за бумагами.
Все в полном порядке… Он уже возвращается… — ее голос прерывался от возбуждения. — Завтра он будет уже здесь, а к вечеру или послезавтра мы покинем, наконец, это наше убежище и начнем новую жизнь, в которой будет место только нам двоим… Ты рад, милый?
— Очень, моя дорогая. Но я хочу сначала уехать отсюда с тобой, а потом уж радоваться, — ответил я, потому что чувство непонятной тревоги все усиливалось.
— О, какой же ты бываешь недоверчивый, милый!.. — радостно проговорила она. — Пойдем отпразднуем наше освобождение, отпразднуем нашу победу…
Наш маленький домик наполнился ее неуемной радостью. Она металась из кухни в комнату, что–то напевая. Я наблюдал за ней, скрывая свою тревогу. На столе появлялись все новые угощения и напитки. Наконец, она закончила приготовления.
— Ну, мой милый, иди же к столу, — сказала она, улыбаясь.
Я сел за стол. Она щебетала почти не закрывая рта, строила планы нашего счастливого будущего. Я слушал ее, иногда вставляя слова. Мы пришли к обоюдному согласию, что на первое время поселимся в Италии и там же проведем наш медовый месяц.
— Ну, мой милый, выпей этого вина, — сказала Мерседес, протягивая мне стакан. — Я его достала специально для тебя…
Я взял стакан и попробовал вино. Оно было в меру холодным и терпким и очень мне понравилось. Я выпил весь стакан и поблагодарил Мерседес за такое вкусное вино.
— Я очень рада, милый, что тебе оно понравилось… Это было вино специально для тебя, — и в ее голосе послышалась мне какая–то незнакомая нотка.
Я еще ничего не успел осознать, как почувствовал, что засыпаю и куда–то проваливаюсь…
Глава 6
Я начал приходить в себя от резкого запаха какого–то лекарства, которое кто–то упорно совал мне под нос. Постепенно мысли мои начали приходить в порядок, и я почувствовал, что нахожусь на полу, скорее всего, какого–то катера. Я почувствовал качку и услышал звук работающего мотора. С огромным трудом приоткрыл глаза, но не смог пошевелить ни руками, ни ногами.