Страница 12 из 79
Я не испугался.
– Представьте ваших свидетелей, сержант, и только тогда говорите о неприятностях, но не раньше. Я ни в чем не признаюсь, но, по–моему, местная полиция не в силах справиться с ублюдками вроде Страшилы Джинкса и подобных ему, так что непонятно, с чего вы начинаете блеять, когда другие делают это за вас. – Я встал. – Если хотите чашку кофе, присоединяйтесь. Я иду пить кофе.
Он сидел, уставясь на меня, и вертел в руках недокуренную сигарету.
– Говорю вам… кончайте. Еще одна такая выходка, и вам не миновать каталажки. Ваше счастье, что мне по душе мисс Бакстер. Она делает нужное дело. Может, вы думаете, что надо свести счеты, но пора и честь знать. Я не стал вмешиваться, когда вы обломали Страшилу. Он получил по заслугам, но вот ночная ваша проделка мне не нравится. – Он тяжело поднялся на ноги и встал передо мной. – Чувствую я в вас что–то такое. Похоже вы позаковыристей, чем эта банда безмозглых стервецов. Если я прав, то вы можете нарваться на крупные неприятности.
– Вы это уже говорили, – отозвался я вежливо. – Кажется, вы сказали, что разговор неофициальный?..
– Угу.
– Тогда, опять–таки, неофициально, сержант, идите вы в… – Я встал, пересек пыльный холл и вошел в еще более унылую столовую. Там я выпил чашку скверного кофе, покурил и просмотрел местную газетенку. Фотография семи, кретинского вида, юнцов, стоящих с мокрыми глазами над останками своих мотоциклов, доставила мне немалое удовольствие.
Часов в десять я вышел из отеля и направился в единственный в городе цветочный магазин. Купив букет красных роз, я зашагал к городской больнице. Иногда встречные улыбались мне, и я отвечал улыбкой. После долгого ожидания меня, наконец, пропустили к Дженни. Она выглядела бледной, ее длинные волосы, заплетенные в косы, лежали по обе стороны плеч.
Сестра засуетилась с вазой для цветов, а потом вышла. Пока она возилась, я смотрел на Дженни, чувствуя себя великаном. Она еще не знала, что я отомстил за нее. Я не только разделался со Страшилой, но теперь и оставил его семерых дружков без мотоциклов, что было равносильно для них стать кастратами.
– Привет, Дженни! Как дела? – спросил я.
Она печально улыбнулась.
– Я не ожидала увидеть вас. Думала, что после тех слов, которые я вам сказала, между нами конец.
Я пододвинул стул и сел.
– Так просто вы от меня не избавитесь. Забудем все. Как вы себя чувствуете?
– Я не могу ничего забыть. Зря я сказала, что вам непонятна доброта. Я рассердилась, а некоторые женщины, как мне кажется, в сердцах говорят не то, что думают на самом деле. Спасибо за розы… какие чудесные.
Интересно, что бы она подумала, узнав о семи сожженных мотоциклах.
– Хватит об этом, – сказал я. – Вы не сказали, как себя чувствуете.
Она состроила гримасу.
– О, нормально. Врач говорит, что я встану через три или четыре недели.
– Ту проволоку натянули для меня. Мне очень жаль, что вы наткнулись на нее.
Наступила долгая пауза, в течение которой мы смотрели друг на друга.
– Ларри… если у вас есть желание, вы могли бы оказать мне услугу, – сказала она. – Насчет офиса вам незачем беспокоиться, об этом позаботились. Из муниципалитета прислали замену, но тут есть одно дело особого рода… Вы не согласитесь заняться им вместо меня?
Дело особого рода.
Мне бы сказать ей, что я покончил с этой опекунской лавочкой, мне бы сказать, что это занятие для одних дураков, но меня подталкивала судьба.
– Конечно… что за дело?
– Завтра в одиннадцать из тюрьмы освобождают одну женщину. Я навещала ее и дала ей обещание. – На секунду умолкнув, Дженни посмотрела мне в глаза. – Надеюсь, вы понимаете, Ларри, что для человека, сидящего в тюрьме, обещание очень много значит. Я обещала встретить ее, когда ее выпустят, и отвезти домой. Она пробыла в тюрьме четыре года. Это будет ее первая встреча со свободой, и я просто не могу разочаровывать ее. Если меня там не окажется… если никто не будет ее ждать, это может свести на нет все труды, которые я на нее потратила… так не согласитесь ли вы встретить ее, объяснить, что со мной случилось, и почему я не могла выполнить обещание, быть с ней поласковей и отвезти ее домой?
«Господи! – думал я, – как можно быть такой простушкой! " Женщина, которая провела за решеткой в суровых тюремных условиях четыре года наверняка должна быть тверже стали. Как и все прочие кружившие вокруг Дженни попрошайки, эта женщина втирала ей очки, но поскольку из–за меня Дженни сломала лодыжку, запястье и ключицу, я решил помочь ей.
– Это не проблема, Дженни. Конечно, я встречу ее.
Она одарила меня своей теплой, дружеской улыбкой.
– Спасибо, Ларри… вы сделаете доброе дело.
– Как я ее узнаю?
– Ее одну освобождают завтра. У нее рыжие волосы.
– Тогда это просто. За что ее посадили… или мне не следует спрашивать?
– Нет, не следует. Разве это имеет какое–нибудь значение? Она отсидела свой срок…
– Да. И куда мне ее везти?
– У нее дом неподалеку от шоссе 3. Там живет ее брат. Она покажет вам дорогу.
Появилась медсестра и заявила, что Дженни нужно отдыхать. Вероятно, она была права. Дженни выглядела обессиленной.
– Ни о чем не беспокойтесь. – Я встал. – В одиннадцать часов я буду на месте. Вы не сказали, как ее зовут.
– Рея Морган.
– Порядок. Я навещу вас завтра после обеда и расскажу, как все произошло.
Сестра выгнала меня из палаты.
Удаляясь от больницы, я думал, что впереди у меня большая часть дня, которую нечем было заполнить. Я еще не знал тогда, что завтра в одиннадцать встреча с Реей Морган изменит все.
В четыре минуты двенадцатого решетка, загораживающая вход в исправительный дом, распахнулась, и Рея Морган вышла на бледный солнечный свет, пробивавшийся сквозь смог и цементную пыль.
Я сидел в отремонтированном «бьюике» уже минут двадцать и, увидев ее, щелчком отбросил сигарету, вылез из машины и подошел к ней.
Трудно описать эту женщину словами, могу только сказать, что она была высокой, стройной, с густыми волосами спелого каштана, одетая в поношенный серый плащ и темно–синие брюки, с запыленными и стоптанными туфлями на ногах. Женщины бывают красивые, хорошенькие и привлекательные, но Рея Морган не подходила ни под одну из этих категорий. Она была Рея Морган, единственная в своем роде. У нее были хорошие черты, хорошая фигура, длинные ноги и прямые плечи. Но самое большое впечатление производили ее необыкновенные темно–зеленые глаза. Это были большие глаза, и они смотрели на мир с подозрением, циничной насмешкой и обнаженной сексуальностью. Эта женщина познала все. Когда наши взгляды встретились, у меня появилось чувство, что она на несколько лет старше меня опытом.
– Я – Ларри Карр, – сказал я. – Дженни в больнице. С ней произошел несчастный случай. Она попросила меня заменить ее.
Она взглянула на меня. Ее глаза раздели меня и ощупали мое тело. Ничего подобного не испытывал раньше. Я реагировал на ее медленный, изучающий взгляд так, как реагировал бы всякий мужчина.
– Ладно. – Она посмотрела на «бьюик». – Двинули отсюда. Дайте сигарету.
У нее был низкий, хриплый голос, такой же бесстрастный, как и ее глаза.
Протягивая пачку сигарет, я сказал:
– Разве вы не спросите, насколько серьезно пострадала Дженни?
– Дайте прикурить.
Когда я подносил огонь к ее сигарете, во мне закипал гнев.
– Вы слышали, что я сказал?
Она втянула дым в легкие и медленно выпустила его из тонких ноздрей и жесткого рта.
– И что с ней?
Равнодушие, звучавшее в ее голосе, сказало мне лучше всяких слов, какой простофилей была Дженни.
– Сломала лодыжку и запястье и перелом ключицы, – ответил я.
Она сделала еще одну затяжку.
– Так и будем тут торчать? Я хочу домой: ведь вас для этого прислали… отвезти меня домой.
Она обошла меня и, подойдя к «бьюику», открыла правую дверцу, проскользнула в машину и захлопнула дверцу.
Меня охватила холодная ярость. Я рывком распахнул дверцу.