Страница 5 из 14
И с этим не поспоришь. Какой уж тут спор…
Так и тут… Так и здесь… Так и в этот вечер.
Время от времени всё же случалось непредвиденное, но предсказуемое, и Кульков, с озорными возгласами, восклицаниями и выкрикиваниями проваливался в ту лужу, в ту жуткую кашу по щиколотки и даже глубже.
Ах, какой пассаж… Ох, как неловко… Ой, как стыдно…
Вот кулёма… вот балбесик… Не повезло ему, окаянному…
Но тут же он находил в себе силы, выбирался из той грязной вонючей лужи, становился на ноги. Но не сразу. Сразу не получалось. Сразу, вообще-то, ни у кого не получится. Ни у кого на всём белом свете. Будь ты хоть семи пядей во лбу. Будь ты хоть рекордсменом в спорте силовом. Хоть самым первым на мировом первенстве. Хоть чемпионом олимпийским.
Сперва лёжа, цепляясь за всё, за что можно, хватался он пальцами. Держался. Вдох делал всей грудью, чтоб силёнок прибавилось.
Со спины на живот тихонечко перекатывался. Занимал нужную позицию.
Потом на на четвереньки поднимался. Как собачонка. Охая и ахая. Скуля и хвост поджимая.
Затем выпрямлялся. Уже как человек.
Отряхивался. Одёжу поправлял. Шарфик выпрямлял. Шапку скособоченную глубже натягивал.
Далее продолжал путь, стараясь найти проходы в местах повыше, где оставались нетронутыми «материковые» лёд и снег и по которым было гораздо легче идти и более привычно. И без опаски снова грохнуться… опять в болото угодить…
Скользко, конечно, там было и даже боязно, но всё же не по рассолу этому скверному шагать, не по солевому ужасному сумбуру шлёпать, не по морю разливанному брести… едва топоча… нервно шаркая ногами и шепча разные непристойности…
Василий Никанорович торопился. Сам себя подстёгивал и подхлёстывал.
Он возвращался с работы, со службы, со смены, с суток. Он спешил. Он бежал.
Кроме своего законного дежурства, кроме своих очередных суток, ему пришлось сегодня денёк целый ещё прихватить.
За коллегу поработать.
Попросили его. Припахали.
А отказать не мог. Совесть не позволила.
Вот и результат – сверх своей «родной» смены суточной отмутузил ещё целых десять часов вдобавок.
Да, пришлось оттрубить.
Поэтому сейчас он бежал вприпрыжку.
Мчался. Скакал, перепрыгивая через препятствия.
Домой! К себе! К семейному очагу. К уюту.
Спешил к жене любимой. К супруге. К своей дорогой Антонине. К Тоне. К Тонечке. К Тонюльке.
И не думал, даже не предполагал, что в этот вечер предстоит остаться одному, без милой своей. В мыслях даже такое не привиделось.
Глава 2
Нежданное одиночество
Печаль беде не помощник.
Русская пословица
А дома его ждала записка.
Из неё узнал, что супруга поехала к своей дочери Галине; мол, та попросила посидеть вечером с Лёнькой, с внуком. Стало ясно – жена вернётся поздно.
Ох! И ах! Эх, как некстати… как не вовремя…
А он, бедолага, так торопился… нёсся… стремился… на крыльях летел… мечтал о встрече… грезил о хорошем…
Настроение мгновенно изменилось! И не в лучшую сторону. Ему стало тоскливо и горестно от того, что в этот тихий вечерок придётся куковать одному в пустой квартире. Видно, злые потусторонние силы ужасно постарались, чтобы произошло именно так. Да… не было печали, так бесы накачали. И именно сегодня. Ах, какая жалость… Обидно. До слёз обидно. Тоска нахлынула. Уныние и хандра появились. Меланхолия вселилась.
Супруг помрачнел. А как не помрачнеешь-то… Жены дома нет. Кошмар!!
Надо же. Вот незадача. Вот как произошло. К дочке поехала… Тонечка милая…
***
Галочка перебралась в Москву вслед за матерью с отчимом.
Поначалу она жила с сынишкой у них, а когда появилась возможность на новой работе получить служебное жильё, то непременно воспользовалась таким неожиданным для неё предложением; даже несмотря на то, что общежитие, в котором ей выделили комнату, располагалось довольно далеко от квартиры родителей, – в противоположной стороне, на самой окраине.
Зато оно находилось совершенно рядом с местом её службы. А работать в столице вблизи дома, в котором живёшь, – это великое дело, это подарок судьбы, это счастье. И школа, в которую Лёнька нынче пойдёт, расположена буквально в двух шагах от их нового пристанища. Вот как здорово. Повезло им несказанно в этом плане: двор только перейти… и всё… ты уже в школе своей.
Это же превосходно. Это же замечательно. Не всем так везёт. А им повезло!!
И они с сынишкой, не раздумывая переехали и стали жить-поживать да добра наживать на другом конце города.
Галя ликовала и торжествовала, что у неё теперь есть своё собственное жильё и что на работу ходить совсем близко, рукой подать.
Тоня тоже очень радовалась за дочь: пусть у неё всё хорошо сложится в жизни, мечтала она. Пусть у неё всё получится. Дай-то бог…
Но вот ездить в гости друг к другу им стало явно неудобно, в смысле – далеко ехать и долго добираться.
Но ничего не поделаешь, зато теперь у неё, у дочурки, свой отдельный угол.
***
И вот сейчас поездка Антонины туда занимала довольно много времени. Поэтому Василий жену скоро не ждал.
Ужин она ему приготовила, на стол поставила, салфеточкой льняной с выбитым рисунком прикрыла: знала, что вернётся поздно.
Огорчённый муж поначалу всё же хотел потерпеть до возвращения супруги, чтобы потом вместе, вдвоём посидеть за славным их кухонным столиком, уставленным яствами, похлебать, пожевать, похрумкать, попить, пошвыркать, погутарить, поговорить, обсудить, помечтать, пошептаться, помиловаться…
Но ожидать пришлось бы долго. И голод брал своё…
Василий терзался в сомнениях: как быть? что предпринять? ждать иль не ждать? Ему в голову пришла совсем даже неплохая мысль – пока хотя бы попробовать Тонину стряпню: отломить, отщипнуть, куснуть по чуть-чуть… Такая думка ему понравилась.
Он стал прикладываться к еде мало-помалу и не заметил, как смолотил кушанье полностью. Всё, что там лежало ему приготовленное, он разжевал и проглотил. Да. Так. Подчистую Вася схрумкал. Под метёлку. До дна выскреб. До самой-самой последней меленькой крошечки.
На что, на что, но на отсутствие аппетита Вася-Василёк никогда не жаловался. Любил он покушать. Да уж. Точно так. Любил! Чего уж тут говорить понапрасну. Такой он человек. Особенно… когда очень вкусное перед ним стояло.
А Тоня готовила – пальчики оближешь. Вот он их теперь и облизывал…
***
Телефон забренчал неожиданно. Как гром среди ясного неба. Как выстрел в ночи.
«Кто бы мог это быть? Кому не спится в ночь глухую?..» – полушутя-полусерьёзно пробормотал Кульков, вытирая салфеткой рот и руки на ходу к аппарату.
Звонила Антонина.
Она ошарашила мужа вторым неприятным для него известием: с великим огорчением сказала, что случилось так, что Галина задерживается на работе, когда вернётся, – неизвестно. У них, мол, там такое творится… такое происходит… такое деется… – сам чёрт, дескать, не разберёт.
Так что ей, мол, придётся остаться у дочери с ночёвкой, а утром, да и днём тоже, придётся с внуком Лёнькой во дворе погулять. Не пойдёт же он туда один, маленький ещё… неопытный… неискушённый. Да и не позволит она ему, малышу, совершить такое форменное безобразие. Шаромыг-то разных на улице – пруд пруди! Вон сколько оглоедов болтается! Бездельников! Лодырей да тунеядцев! Прощелыг да хулиганов! Грабителей да разбойников! Убивцев да насильников! Не дай бог, что случится.
Супруга попросила, чтобы Вася не ждал её сегодня. И не беспокоился. Остаться ей, мол, надо. И на работу к себе она, дескать, уже позвонила, предупредила, что завтра чуток задержится… либо вообще не придёт, с внуком, мол, некому остаться.
Далее Тоня подробно растолковала, где стоит приготовленный ею ужин, и что и как сварить утром на завтрак. Яйца, сосиски и сардельки мясные, дескать, в холодильнике лежат. Там… в лоточке… Яйца надо кипятить ровно две минуты, чтобы в мешочке были, как он любит, а колбасные изделия до полной готовности – пока кожура не лопнет, тогда уже и доставать можно из кастрюльки. Только вилкой! Не рукой. Ни в коем случае. А то волдыри будут водянистые.