Флотская Юность

На первом курсе старшиной роты у нас был главный старшина с четвертого курса. Среднего роста, подтянутый, молодцеватый, в идеально подогнанной форме. Глядя на него, строгого, но справедливого старшину, в лихо надвинутой фуражке с небольшим «нахимовским» козырьком, я ловил себя на мысли, что вот такой парень будет отличным офицером, и кому как не ему быть адмиралом. После выпуска мы с ним не виделись и не пересекались. И вот, спустя несколько десятков лет, жизнь свела нас в одном бизнес-проекте, и, вы не поверите, оказалось, что он действительно дослужился до адмирала!

В «Системе» на завтрак, обед, ужин и вечерний чай мы ходили строем, всей ротой. Были, конечно, отдельные опоздавшие курсанты, которые пробирались на камбуз, петляя как зайцы, чтобы не попасться на глаза заместителю начальника факультета по строевой части, который записывал опоздавших и передавал командиру роты для наказания.

Придя в столовую, мы по команде рассаживались за столы, на которых уже были расставлены бачки с первым, вторым блюдами, лежал хлеб и стоял чайник с чаем или компотом. По окончанию приема пищи также по команде поднимались из-за столов и строем шли в роту.

По субботам и воскресеньям разрешалось увольнение в город. В день увольнения дома я не задерживался, хотя родители, особенно мама, иногда и корила меня за это.

…Быстро пролетало увольнение. Действительно, я не раз замечал, что минуты в увольнении почему-то бегут быстрее обычных во сто крат. Потом для меня начиналась гонка со временем. В «Системе» я должен был быть к двенадцати ночи, ни минутой позже. Опоздание из увольнения наказывалось неделей «без берега». Правда, и без этого я мог уволиться лишь тогда, когда у меня не было учебной задолжности, если я не был назначен в наряд или в караул, если не имел дисциплинарных взысканий, содержал личное оружие в идеальном порядке, не имел замечаний по чистоте своего объекта приборки и если, уже став в строй увольняемых, я не получал замечаний по своему внешнему виду или форме одежды от дежурного офицера.

При такой системе, уволиться в город порой было очень сложно, а то и невозможно. Попал как-то в подобную ситуацию и я. Уже не помню, по какой причине, но получил «две недели без берега». В список увольняемых мою фамилию даже не включали.

В один из вечеров, стоя в классе у распахнутого окна, вдыхая дивный воздух «бабьего лета» и видя вдали огни недосягаемого для меня города, я вдруг почувствовал, что очень хочу в город. Не просто хочу, а «загорелось»! В этом «загорелось» было все: и тяга в город, и злость на себя, и обида на «Систему» – все вместе, комок! Решение пришло мгновенно.

На самоподготовку я не пошел, сказав старшине класса, что буду заниматься в библиотеке. Парня из класса, предупредил, что на вечернем чае меня не будет, пусть скажет, что видел меня за столом в соседней роте.

Я рванул в самоволку прямо как был в синей робе, не переодеваясь. На первом курсе мы ходили по училищу в синем рабочем платье (робе) под ремень, с номером на груди. На территории училища и близь него в городке это могло помочь не вызвать подозрений, что я в самоволке, но городской патруль… Для него курсант в синей робе – верная добыча.

Мне повезло. Окольными путями, через «Братское кладбище», я проскочил мимо патрулей и уже через час был дома. Повезло мне и на обратном пути. Я не опоздал к вечерней поверке в «Систему», когда вся рота стоит в строю и старшина, проверяя поименно наличие личного состава, называет фамилию, а названный лично отвечает «Есть».

Моя первая самоволка окончилась для меня благополучно. Я получил от старшины наряд «вне очереди», всего лишь за «отсутствие на вечерней прогулке». Недаром говорится, что новичкам везет.

Дисциплина в училище была жесткой, но мне она каких-то моральных и нравственных проблем не доставляла. Я знал, что выбрал для себя службу, которая немыслима без твердой воинской дисциплины, воспринимал ее как должное и не комплексовал по этому поводу. Я просто жил и служил…

Каждый раз, возвращаясь из увольнения, с возвышенности соседнего холма видя красивое, белокаменное здание нашей «Системы», я поражался удачно выбранному месту для этого величественного огромного здания, в плане напоминающего орла, раскинувшего свои крылья на высоком мысу бухты. У меня, курсанта, всегда вызывало сомнение, что это длинное, более полукилометра, белокаменное здание, спроектированное профессором архитектуры Венсаном в классическом стиле, с портиком и колоннадой, было построено просто так. Все в этом здании говорило о более высоком его предназначении, чем быть обычным утилитарным строением. Тогда мы не знали, что в этом здании учились будущие офицеры Российского Императорского флота, и должен был учиться наследник цесаревич Алексей.

Из окон училища открывался захватывающий вид на рейд и корабли. В бухте стояли на бочках невиданные ранее корабли. Сабельные изгибы палуб, острые носы, ни труб, ни мачт. Вместо них пирамидальные надстройки, увенчанные чашами и параболоидами решетчатых антенн. Спаренные и счетверенные огромные цилиндры пусковых контейнеров ракетных установок вздымались на палубах. Это были новейшие корабли советского океанского флота. Корабли, спроектированные и сошедшие со стапелей именно, как стали позже говорить, в «период застоя». Вот тебе и «застой»!

Октябрь в нашем приморском городе – время желтых акаций, когда их огромные плоские, напоминающие большой горох, стручки с хрустом лопаются под ногами. Время, когда на бульварах падают, продираясь сквозь листву, колючие каштаны. Падают, бьются об асфальт и разламываются…

Учеба занимала все большую и большую часть моего времени. На первом курсе занятия шли очень напряженно. Несмотря на большую учебную загрузку, в середине октября мы всей ротой не отходили вечером от телевизора в Ленинской комнате, следя за всеми перипетиями борьбы на ХIХ летней олимпиаде в Мехико. «Высокогорная», как ее прозвали журналисты, олимпиада проходила на высоте более двух тысяч метров над уровнем моря. К сожалению, в командном зачете победили американцы -107 медалей, мы – на втором месте – 91 медаль.

В «Системе» методика изучения общеобразовательных дисциплин в корне отличалась от привычной мне, школьной, методики – подготовил материал, ответил на следующем уроке. Нам несколько месяцев без перерывов читали лекции по десятку предметов, и лишь затем проводились контрольные по начитанному материалу. Тем, кто «запускал» материал, было весьма сложно наверстать упущенное, потому что по некоторым предметам учебников вовсе не было, а мы не сразу освоили конспектирование лекций, да и самоподготовка часто срывалась из-за нарядов или караулов.

Не скрою, главным стимулом к учебе у нас, местных, в том числе и у меня, было увольнение в город – домой. Практически у всех местных курсантов были знакомые девушки, а иногородним ребятам приходилось сложнее. Девушками они пока не обзавелись, и многие из них неделями не выходили из училища – ни к чему было… Тем более что нас, местных, отпускали на субботу и воскресенье в сквозное увольнение – с ночевкой, а иногородних на первом курсе так не увольняли.

В субботу днем многие, не идущие в город, курсанты смотрели в Ленинской комнате телевизор. Все новостные каналы, как и газеты, были заполнены сообщениями о крылатых ракетах и «Першингах», нацеленных на нашу страну. На этом фоне промелькнувшее сообщение о том, что в ответ наши подводные ракетоносцы подплыли к берегам Америки, не получило должного освещения. Никогда еще, с шестьдесят второго года, не ощущалось в воздухе такой угрозы.

Но жизнь продолжалась. В 1968 году впервые вышла в эфир телепрограмма «В мире животных». Она выходила по субботам и пользовалась большой популярностью у курсантов «Системы», находящих много общего между своей жизнью в «Системе» и звериной жизнью, особенно обезьян. Нужно заметить, что программа «В мире животных» выходила в течение 37 лет!

Закончилось «бабье лето», зарядили дожди… Северо-западный ветер стучал в наши окна, наводя грусть и тоску. Учеба чередовалась дежурствами, караулами, нарядами на камбуз и дневальством по роте. Иногда, стоя в карауле, под проливным дождем, в дождевике до пят, у какого-нибудь овощного склада, исхлестанный дождем и продрогший, я думал: