Первые уроки

А я не к месту – хотя как знать, может, и очень вовремя – вспоминаю, как недавно меня чуть до обморока не напугало целое семейство летучих мышей, притаившихся под моей шляпкой в гардеробной. Едва до беды не дошло, много ли нужно глубоко беременной даме! Люся-Лусия долго потом отпаивала успокоительным чаем меня, а заодно и себя, каясь, что проглядела этакую-то страсть. Но я-то хорошо понимала: это не её недогляд.

Донна Мирабель, отвернувшись, яростно трёт щёку… да так и замирает, стараясь не поворачиваться ко мне правой стороной лица, как неопытная модель, которой фотограф, усадив в наиболее выигрышном ракурсе, строго-настрого приказал зафиксировать позу и держать. Лишь до побеления пальцев вцепилась в складки пышной юбки.

– Правильно ли я понял, что сие засилье дивной флоры – побочный эффект от концентрации, донна Иоанна? – как бы между прочим, вскользь, уточняет дон Теймур. – Остаётся гадать, сколько ещё чудных открытий вы нам готовите. Превосходно.

И оборачивается к дверям.

Вошедший доктор Гальяро мрачен. На красивом породистом лице суровая решимость. Не останавливаясь, он наступает прямо на дона Иглесиаса. Сжатые кулаки объяты голубоватой дымкой. Ещё немного – и ... Будь доктор чистокровным некромантом, эмоциональным и вспыльчивым – дон Хуан получил бы сейчас увесистую оплеуху, как по мне – заслуженную. Но толика паладинской крови не могла не повлиять на характер, наградив целителя умением сдерживаться.

А жаль.

Впрочем, дело, кажется, не только в высокоморальных принципах нашего доктора. Только что лицо его дышало гневом, но вдруг ему на смену приходит настороженность.

– Где ваш родовой медальон, дон Хуан?

Простейший вопрос, а звучит как-то зловеще. Дон Иглесиас, по всей видимости, ожидал обвинений, упрёков, возможных оскорблений… но не такого.

Рука его инстинктивно тянется к груди. Должно быть, искомый предмет носился именно там, но сейчас пальцы дона скользят по шитью камзола в попытке схватить пустоту.

– Не понимаю, – бормочет он. – Обычно он всегда при мне. Но при чём здесь…

– Дон Хуан!

От резкого оклика дона Теймура мы с Элли вздрагиваем. Шуточки кончились. Глава суров и холоден, как питон перед атакой.

– Дон Хуан, не далее как полчаса тому назад я задал вам тот же вопрос. И вы точно так же обнаружили, что родового знака на вас нет. И были поражены этой потерей. Хотите сказать, что уже забыли наш разговор?

Тот вскидывается.

– Дон Теймур, я ещё не выжил из ума! Этого просто…

Побледнев, отступает:

– Если только меня не заворожили. Но кто?

– Благодарю вас, доктор, – мой свёкор кивает Гальяро. – Вы помогли мне найти последнее звено в этой цепи загадок… Дон Хуан, что ещё было у вас в родовом медальоне, не напомните? Защитный амулет? Индивидуальный, направленный на ограждение от воздействия кого-то конкретно? Напомнить, от кого именно?

– Я так и думал, – без малейшего сочувствия к вмиг постаревшему Иглесиасу роняет доктор. Бросает в сторону побледневшего дона смягчившийся взгляд и добавляет уже без былой агрессии: – Похоже, здесь нужна помощь профессионала. Дон Теймур, вы ведь хорошо работаете с памятью?

Иглесиас, собравший, по-видимому, остатки достоинства, гордо встряхивается.

– Доны, я не понимаю, в чём дело. Объясните, что происходит?

– В чём дело, Тимур? – вклинивается и резкий голос донны Мирабель. Как же без неё! Глава лишь морщится с досадой:

– Подожди, дорогая. Скоро узнаешь. Дон Гальяро, поддержите меня своей светлой энергетикой, тут лучше действовать разнополярно, для надёжности.

Сердце моё сжимается в предчувствии чего-то нехорошего. Однако на первый взгляд не происходит ничего серьёзного. В руках у Главы оказывается массивная золотая цепь из крупных звеньев, перемежающихся рубинами гладкой огранки. Миг – и вот уже она на груди гостя, делает его чрезвычайно похожим на какого-то средневекового короля. Дон Теймур и доктор Гальяро застывают на несколько секунд: один вроде бы как дружески обнимает его с правой стороны, другой поддерживает с левой. Вспышка голубовато-чёрной ауры над цепью… И будто бы не было ничего. Дон Иглесиас растерянно оглаживает толстые звенья.

И бледнеет ещё больше.

– Дэниела… Змея!

И падает.

Мужчины успевают его перехватить.

Мы с Элли поспешно освобождаем диван и в четыре руки живо отпихиваем в сторону столик, чтобы не мешал уложить пострадавшего. Мы тоже ничего не понимаем, как и Мирабель, но помалкиваем. Элли торопится к окну, впустить свежий ветер, я просто отступаю подальше к стене, чтобы не мешать. Доктор Гальяро, просканировав Иглесиаса, находящегося в полуобморочном состоянии, задерживает руку над его солнечным сплетением.

– Уже лучше, намного лучше. Странный блок, странное наложение… я бы сказал – варварское.

Дон Теймур пожимает плечами.

– Дилетантское. Видимо, донья Даниэла лишь недавно освоила этот фокус. Подозреваю, не без помощи своего любовника. А-а, это для вас новость, дон Хуан?

Всё ещё машинально поглаживая цепь на груди, Иглесиас так и впивается в моего свёкра взглядом. У него вид человека, не просто внезапно проснувшегося, а увидевшего себя обобранным до нитки, изрядно побитым, да ещё и валяющимся в какой-то канаве. И хорошо, если сохранившим при этом относительную невинность.

– Но у неё… Любовник? Дон Теймур, она же собиралась замуж за вашего сына!

– Так что с того? Маркос числился у неё в будущих мужьях, вашего племянника она держала как запасной вариант. Очень практичная девушка, я бы сказал. Так виртуозно научиться использовать свой дар убеждения! О котором, кстати, все вокруг в один прекрасный день просто забыли. С её подачи, разумеется.

***

– Этого не может быть!

От порывистого движения донны Мирабель драгоценные меха соскальзывают с её колен на поросший густой травой пол. С перекошенным от гнева лицом донна вскакивает. Ой-ой-ой, кажется, мы готовы грозить нашему всесильному муженьку кулачком!

– Ты наслушался гнусных сплетен, Тимур! Даниэла чиста! Всё, что она хотела…

Взметнувшись толстой белой гусеницей, горностаевая полоса обвивает её плечи и рывком возвращает на место. Прекрасная донна ловит губами воздух, пытается возмутиться, но холодный голос супруга прерывает её.

– Дорогая Белль, если я советую присутствующим подумать прежде, чем высказаться, то имею в виду именно это. Подумать, донна. В данном случае вы поторопились. И, кажется, не отдаёте себе отчёта в том, что сейчас происходит не милая семейная сцена, на которой недопустимо присутствие посторонних, а разбирательство, по итогам которого мною будет вынесено окончательное решение о судьбе семейства Иглесиас. Теперь всё понятно?

Лицо Мирабель расцветает некрасивыми красными пятнами. Кажется, лишь сейчас до неё начинает доходить, что дело нешуточное. Никогда ещё – во всяком случае, при мне – дон Теймур не допускал столь холодного официального тона по отношению к жене. А проступившие на его скулах бронзовые чешуйки ещё более способствуют пониманию, осознанию серьёзности момента и… отбивают всякую охоту спорить. Я, например, не рискну, даже если захочу. Но мне-то довелось повидать нашего дорогого дона разным, да и в жизни столкнуться со всякими малоприятными явлениями, что само по себе закаляет; а вот донну Мирабель, избалованную всеми, и в первую очередь, тем же супругом, подобное обращение ввергает в шок. И прострацию.

Под жёстким взглядом мужа её дрогнувшие губы поспешно сжимаются. В глазах зарождается и застывает нечто, для неё новое: страх.

Дон удовлетворённо кивает.

– Итак, продолжим. Вам уже лучше, дон Хуан? Вижу, что лучше, но вставать пока не надо: снятие ментальных блоков часто вызывает временную дезориентацию в пространстве. Доктор, ваше мнение?

– Поддерживаю, – сухо отвечает дон Гальяро. – Но моя помощь дону Иглесиасу больше не нужна. Позвольте…

Он демонстративно пересаживается на козетку неподалёку, машинально разогнав рукой порскнувших с маргариток небесно-голубых мотыльков.