Первые уроки

– К шести часам вечера я хочу видеть в Эль Торресе дона Хуана Гарсиа Иглесиаса, со всеми членами семейства, сколько бы их не находилось в тот момент в доме, включая возможных родственников, друзей семьи и знакомых, заглянувших с визитом на момент получения этого приказа. Поясню особо: это не приглашение. Согласие и ответ не требуются.

Чётко, по-военному, отсалютовав, огромная антропоморфная летучая мышь срывается в полёт и исчезает в небе. На том месте, где она только что стояла, кружатся несколько пылевых вихрей.

Ещё раз кивнув с удовлетворением, дон Теймур легко возносит себя в седло и занимает место во главе колонны сопровождения. Бастиан тотчас пристраивается по левую от него руку. Был бы Глава левшой – Тёмный оказался бы справа, дабы не попасться случайно под заклинание, срывающееся с рабочей руки Архимага.

Мы с Элизабет переглядываемся.

– Ты запомнила?

Немного нервничаю: у меня слабая память на здешние имена. Элли кивает:

– Хуан Гарсиа Иглесиас. Кажется, он родственник нынешнего бургомистра.

***

Человек предполагает, а Бог, в соответствии с известным изречением, располагает. Нашим с Элли планам не суждено сбыться; во всяком случае, немедленно. Но по причине, досадовать на которую я никак не могу.

В окне кареты появляются беломраморные ступени парадного крыльца Эль Торреса. Экипаж замирает. Особо звонко, музыкально бьют правыми передними копытцами все четыре лошади, запряжённые цугом: их здесь специально обучают этому красивому фокусу, знаменующему конец пути и прибытие домой. Мы-то в карете лишь слышим это синхронное цоканье, но представляем, какое это восхитительное зрелище, дополненное ещё и грациозными поклонами лошадок, и колыханием пышных плюмажей из страусовых перьев.

По традиции Тёмный рыцарь, возглавляющий группу телохранителей, открывает дверцу и помогает дамам выйти из кареты; но такой уж сегодня день, что традиции порядком смяты. Раз уж охраной наших прекрасных тел озаботился нынче сам Глава, естественно ожидать, что руку предложит нам именно он. Я уже морально готовлюсь встретить его извечно ироничный прищур, какую-нибудь тонкую шуточку, на которую непременно придётся отвечать, не роняя достоинства; а потому возглас Элли, выходящей первой, звучит для меня неожиданно:

– Мага, неужели это ты? Как я рада тебя видеть!

Сдержанно улыбаясь, он помогает ей сойти.

– И я рад, милая. Хорошо погуляли?

Он говорит «милая» с той же интонацией, что и его брат, называющий меня не иначе как «родственница»: в устах и того, и другого эти слова, в сущности, звучат как «сестрёнка», тепло и по-доброму.

– Прекрасно! – с воодушевлением отзывается Элли, подаваясь в сторонку, чтобы освободить для меня место. – Привезли с собой половину ярмарки!

Он выразительно закатывает глаза:

– Неужели моя жена научилась, наконец, сорить деньгами? Ива, я счастлив…

Завершения фразы перекрывается странным звоном в ушах. Шагнув было вниз, я внезапно теряю опору. Меня накрывает чувство дезориентации: откидная ступенька кажется далеко-далеко, земля отъезжает ещё дальше, словно я смотрю на неё не с высоты своего роста, а из окна небоскрёба. Надёжные вроде бы стены кареты разбегаются в стороны, уворачиваясь из-под рук, я падаю, падаю… По ощущениям – в бездну.

Придя в себя, обнаруживаю, что стою на твёрдой земле, зажмурившись и прижавшись к Маге.

– Так, – говорит он спокойно. – Ива, не волнуйся, у тебя просто закружилась голова. Ты у меня всё-таки северянка; а провести полдня на нашем солнце, даже осеннем, это в твоём положении не шуточки. Ничего страшного не произошло. Давай-ка отправлю тебя сразу в комнату.

Немедленно начинаю отбрыкиваться:

– Подожди, мне надо разобраться с покупками!

– А Элли на что? – удивляется он. – Вот уж кто прекрасно пристроит всё награбленное по кладовкам, так это наша хозяйственная Элизабет. Пойдём, тебе нужно в тень и отдохнуть. Элли, не сочти меня эгоистом, просто я вижу, что ты чувствуешь себя не в пример лучше Ивы, и…

– Конечно-конечно! – так и лучится довольством моя невестка. – Обожаю разбирать покупки и никому этого счастья не уступлю. А если что-то не соображу – обращусь к бабушке Софи!

И незаметно мне подмигивает.

– Я помогу, – внушительно добавляет за её плечом Бастиан. После чего я с неподдельным облегчением позволяю Маге притянуть себя за талию, прикрываю глаза… Он замечательно высверливает порталы, однако в последнее время делает это так быстро, что пространственный переход на несколько секунд превращается в подобие кривого зеркала, где отражения искажаются настолько, что аж глаза ломит.

Но технику переходов я успела освоить. Поэтому бесстрашно делаю шаг вперёд вслепую; за ним второй, третий… На четвёртом тепло окружающего воздуха сменяется прохладой Магиной спальни и едва уловимой горчинкой зимних хризантем.

– Дай-ка я на тебя посмотрю, – озабоченно говорит мой суженый. – Приляг.

А меня вновь ведёт куда-то на сторону. Даже когда лежу, потолок будто уезжает вбок, складки балдахина угрожающе тянутся к лицу, хмурое лицо мужа кажется неимоверно отдалённым и в то же время чересчур близким. Скорее догадываюсь, чем вижу быстрое движение его руки над моей головой. И вдруг всё прекращается.

Мир устойчив и больше никуда не плывёт. Мага рассеянно гладит меня по голове, а другой рукой подносит к глазам булавку – одну из нескольких, которыми я обычно фиксирую шляпку. Длинная, сантиметров пятнадцать, увенчанная крупной жемчужиной в окружении рубиновых крошек…

– Откуда это у тебя? – требовательно спрашивает он. Я в недоумении хлопаю глазами.

– Это же ты мне подарил, не помнишь? Месяц назад, целый набор из дюжины булавок.

– Прекрасно помню. Ива, я дарил тебе розовый жемчуг, а этот белый и какой-то тусклый.

Неуловимым движением длинного ногтя – ох уж мне эти боевые ногти боевых некромантов! – поддевает перламутровый шарик. Тот вдруг легко откидывается, обнаруживая высверленную сердцевину, в которой поблёскивает золотистая капля. Так же быстро Мага сжимает булавку в кулаке. Лицо его каменеет.

Меня начинает трясти.

– Это яд? – тихо спрашиваю я.

– Что? Нет, не уверен. Проанализирую в лаборатории, тогда скажу

Он прикрывает глаза ладонью. Делает глубокий вдох, выдох.

– Ива… Всё хорошо. Всё теперь хорошо. Нет, это не яд, это, похоже, вроде магнита или маячка, притягивающего чужое воздействие даже сквозь защиту. Видишь, я от тебя ничего не скрываю. Прошу только об одном: не выпытывай у меня сейчас подробности, я не готов пока говорить об этом. Мы во всём разберёмся и всё прекратим. Просто поверь, хорошо? И… не покидай границ Эль Торреса хотя бы два-три дня. Думаю, нам с отцом хватит этого, чтобы разобраться.

– Ты будешь разбираться, а я? Мне-то что теперь делать?

Он целует мне руку.

– А ты сейчас в безопасности, звезда моя. В полной. Идеально было бы, конечно, вообще не выходить из нашей Башни; но я не стану требовать заведомо невозможного. Просто помни: если тебя что-то насторожит или напугает – портал в Тардисбург открыт.

Мне вдруг ужасно хочется стать маленькой девочкой, которую все жалеют; всхлипнуть и пожаловаться: я хочу домой! Домой, Мага! Можно прямо сейчас? Но только что я уже шагала через портал, а увлекаться пространственными переходами в моём положении нельзя.

…Он осторожно вынимает из моей причёски оставшиеся шпильки, но не забраковывает больше ни одной: видимо, они в порядке. Разувает меня, помогает раздеться, принять ванну и особенно выйти из неё, несмотря на то, что сам колдовал над покрытием пола, сделав его раз и навсегда нескользким. Укладывает в постель, как маленькую, подтыкает со всех сторон одеяло, зная мою привычку заворачиваться в него, как в кокон. Долго и сладко, до перехвата дыхания, целует в губы.

– Соскучился, – говорит отрывисто. – Но тебе надо отдохнуть, а мне работать.

– Не смей меня усыплять! – шиплю сердито, чувствуя, как закрываются глаза. – А я что, по-твоему, не соскучилась?