Страница 9 из 47
— Если твои воины помогут моим сородичам выстоять в битве, я пойду служить именно в ваш легион! — пообещал Зеленоглазый, один за другим вытаскивая из своей руки и из ноги обломки стрел. — Послушай, центурион, мне нужно калёное железо, чтобы прижечь раны. Не то, пока мы скачем назад, я потеряю много крови, а потом раны могут загноиться.
Ему не стали возражать. Даже те из легионеров, кто не встречал прежде Ариовиста и его сына, слыхали о них достаточно. Да и сами бойцы Пятого легиона, почти все родом из Дакии, не привыкли оставлять поле боя из-за двух сквозных ран, которые не мешали скакать верхом, владеть мечом и стрелять из лука. К тому же воинам понравилось, что юный германец, прежде чем заняться своими ранами, сперва вытащил стрелу из крупа коня и смазал ранку снадобьем, которое дал ему гарнизонный лекарь.
Они прискакали на помощь Ариовисту, когда херуски уже облепили земляной вал, будто мухи медовую лепёшку. Их сбрасывали оттуда, но они лезли и лезли вверх, и было очевидно, что упрямое сопротивление тевтонов не отбило у них охоты осуществить задуманное. Римская конница нанесла удар сзади, и это решило исход сражения. Захватчики отступили, потеряв более половины отряда, и дружина Ариовиста с торжествующими воплями пустилась вдогонку, хотя и сделано это было скорее для устрашения.
Дитрих сдержал слово: спустя полгода он обратился к легату Пятого легиона с просьбой о зачислении в ряды воинов. Его отец не возражал, и легат тоже не нашёл возражений, хотя в его легионе германцы до сих пор не служили.
Очень скоро Зеленоглазый убедился, что маршировка по плацу и повторяемые многократно боевые упражнения смотрятся красиво лишь со стороны. Это была тяжелейшая, утомительная, иной раз откровенно нудная работа, отнимавшая уйму сил и приносившая мало удовлетворения. Казалось, что всё это просто, но умом юноша понимал: для точности и слаженности боевых действий всей армии каждый воин должен уметь выполнять любое движение, любой шаг с ювелирной точностью, притом не думая, как он это делает, — эти действия должны были войти в привычку, а привычка — укорениться в подсознании. Чем-то такая выучка напоминала инстинкт дикого зверя. Но зверь не умеет выполнять команды, если только не попадает в руки человека и не становится дрессированным. А здесь всё строилось ещё и на безусловном подчинении командиру, каждому его слову.
Дитрих очень хотел стать хорошим легионером и подчинил свою свободолюбивую натуру этому желанию. Он упрямо постигал военную науку, созданную и достигшую совершенства за столетия римских побед и поражений. Вскоре юный германец стал одним из лучших бойцов легиона. Он усвоил всё, что возможно было усвоить, не растеряв своих былых навыков охотника, следопыта, наездника и укротителя коней.
С тех пор прошло двадцать пять лет. Он прославился и в Пятом легионе, с которым служил в Дакии, и в Десятом египетском, с которым прошёл через жестокие сражения во время обширных восстаний в Мавритании[22], потом в азиатских провинциях, и в Девятом, возрождённом легендарном легионе, чьи когорты в последние годы несли службу на Дунае, в Северной Галлии и в Британии.
Именно в Британии более тридцати лет назад этот легион бесследно исчез. Уйдя за Вал Адриана, чтобы подавить мятежи северных провинций, четыре с лишним тысячи легионеров словно растворились в густых туманах тамошних лесов и болот. Вместе с легатом и центурионом первой когорты пропал и орёл легиона, а значит, для всей римской армии он перестал существовать.
Армия смирилась с утратой легиона. Не смирился, как потом выяснилось, лишь один человек — сын командира первой когорты Элий Катулл. Он, как и его отец, стал военным, пройдя обучение в Риме, получил звание центуриона и отправился служить в Британию. Во время мятежа, случившегося в одной из приграничных крепостей, центурион Элий получил тяжёлую рану, после неё остался хромым и мог бы себе спокойно жить в имении своего двоюродного брата, ветерана, получившего в Британии неплохой надел земли, но память об отце подвигла девятнадцатилетнего юношу на невиданный подвиг. Вместе со своим вольноотпущенником, бриттом из племени иценов, он отправился за Вал Адриана, назвавшись опытным знахарем, умевшим к тому же исцелять глазные болезни (а таких по просторам Северной Британии колесило великое множество). Отважные друзья прошли вдоль и поперёк всю Валенцию и половину Каледонии, покуда не нашли племя, у которого в местном святилище хранился пленённый римский орёл. Это племя, вместе с несколькими другими, и уничтожило некогда римских воинов, оставшихся верными присяге. Остальные гораздо раньше либо дезертировали и стали жить среди варваров, либо погибли в лесах и болотах.
Элий и его друг сумели похитить «римского бога», как называли варвары золочёного орла, сумели уйти от погони и доставить свой трофей назад, за пределы Вала Адриана. Однако римский Сенат не решился возродить Девятый легион: многие его бойцы, как явствовало из рассказов центуриона Элия, опорочили имя легиона предательством и изменой присяге. Героическая гибель первой когорты не переубедила сенаторов. И легион был на время забыт. Брат центуриона Элия, ветеран Катулл, предложил похоронить легионного орла в тайнике, в его доме, что и было сделано.
Прошло пятнадцать лет, и, путешествуя по своим провинциям, император Марк Аврелий посетил Британию. Ему рассказали о судьбе Девятого легиона, о подвиге центуриона Элия и о том, что легендарный орёл упокоился где-то здесь, в одной из британских провинций.
Император отыскал имение двоюродного брата центуриона Элия, ветерана Люция Катулла, и тот, изумлённый такой честью (не всякий римский ветеран может похвастаться, что принимал у себя императора!), разумеется, рассказал Марку Аврелию не только всю историю легионного знамени, но и показал место его упокоения. Сердце императора дрогнуло: он повелел возродить легион, восстановить знамя (Элию и его другу вольноотпущеннику Крайку, удалось унести лишь самого орла, без древка, без прибитых к нему золочёных венков и прочих наград) и набрать новых легионеров, причём только из числа италиков.
Дитрих Зеленоглазый стал центурионом второй когорты Девятого легиона. Его назначению туда способствовал старый друг знаменитого германца Арсений Лепид, один из немногих легатов римской армии, не назначенный на эту должность из числа сенаторов, но получивший почётное звание после долгих лет воинской службы. Арсений и Дитрих сдружились ещё в Десятом египетском легионе, которым прежде командовал Лепид.
За два года до роковых событий возле одной из северных крепостей Зеленоглазый получил давно заслуженную отставку, и ему, как всякому ветерану, пожаловали, вместе с определённой суммой денег, надел земли. По правилам этот надел выдавался по последнему месту службы, а потому Зеленоглазому предложили неплохой участок в Британии. Он, не раздумывая, согласился, потому что отлично понимал: земледелец из него никакой, к пахоте, севу, труду на пастбище у него не было ни малейшей тяги. Он почти сразу сдал свою землю в аренду соседу, такому же армейскому ветерану, который был счастлив низкой арендной плате. Сам же Дитрих поселился в небольшом имении, на клочке оставленной себе земли и занялся охотой, причём ради хороших охотничьих трофеев мог путешествовать то на север, к Валу Адриана, а то и за его пределы, то на юг провинции. Он везде давно уже свёл знакомства с местными охотниками, и они с удовольствием сопровождали ветерана в его похождениях, тем более что он был щедр, всегда по справедливости делил добычу, а порой отдавал больше, чем заслуживали другие — его радовала сама охота, а брал он себе столько, сколько нужно для обычного вкусного обеда.
Кроме охоты Зеленоглазый занимался выездкой коней — его сосед завёл себе неплохой табун, и Дитрих охотно объездил нескольких наиболее норовистых жеребцов и кобыл, чтобы их можно было использовать под седлом и в упряжке. С соседа он не взял денег, но когда к нему стали обращаться с такими же просьбами торговцы лошадьми и владельцы других табунов, ветеран уже не церемонился. И заказчики платили, отлично понимая, что лучше не справится никто. При этом Дитрих никогда не калечил лошадей, не избивал их, не рвал рот удилами, чтобы заставить животное подчиниться. Он просто сразу показывал коню, будто противнику в бою, свои силу и ловкость, а после заключал с норовистым скакуном мир, и этот мир всегда принимался. Пару раз Зеленоглазому пытались подсунуть жеребцов, опоенных дурманом и от того впадавших в неистовство, едва на спину бедняге садился человек. Оба раза это было сделано на спор: вот, мол, в этот раз знаменитый наездник не сумеет справиться с лошадью. Но Дитрих справился, хотя это стоило куда больших усилий и было куда опаснее, чем обычно. После этих случаев к нему несколько раз привозили коней из дальних провинций и даже однажды из Рима. Платили хорошо, так что нужды ветеран не испытывал, да ему и не нужно было много.
22
Одна из африканских провинций Рима.