Орел легиона

— И ты принял христианство?

— Ну, не сразу. Понадобилось пять лет общения с Арсением, чтение Евангелий, совместные походы в катакомбный храм. Я ведь очень рассудительный человек, и меня так просто, одним восторгом, не возьмёшь. Но есть такие вещи, с которыми невозможно спорить. И когда я понял, что эта вера даёт мне свободу, я принял её.

— Но ты никогда не был рабом! — вскрикнул Крайк.

Дитрих в темноте нашёл и сжал его руку. Это было первое проявление волнения, первое проявление желания быть понятым, которое позволил себе сдержанный германец со времени их знакомства. Бритт взглянул на него и при новой вспышке молнии увидал в его глазах всё тот же блеск.

— Ну, как это не был? Ещё как был! Разве мы все не рабы? Рабы своего положения, будь то положение в родовом клане либо в высшем римском обществе. Мы рабы чужого мнения, рабы своих собственных страстей, страхов, своей гордости. Что, не так? А когда понимаешь, что есть над этим более властная сила, сила дать тебе бессмертие и в этом бессмертии наградить или наказать тебя за всё, что ты сделал вот за эту короткую жизнь, вот тогда не там, за пределами земной жизни, а здесь, на земле, обретаешь уверенность и настоящую смелость. И настоящую свободу. Не знаю, может, оно и не совсем так, но так я это понимаю.

Тевтон умолк, возможно, ожидая ответа, но Крайк тоже молчал. Молчание длилось некоторое время, за это время лиловое зарево успело трижды озарить чёрный призрачный лес, гром трижды заставил содрогнуться деревья, воздух, землю. Но он уже слабел, уже раздавался не в одно время со вспышками молний, а отставал от них, уходя всё дальше и всё дальше уводя смертоносную силу грозы. Иссякал и ливень, хлеставший и хлеставший из чёрных, обвисших над землёю туч. Шум дождя слышался теперь не сплошным гулом, но шорохом, постепенно стихающим, переходящим в глухой шёпот.

— Твой Бог всемогущ! — изрёк наконец Крайк, поводя плечами под насквозь промокшим плащом. — Мало того, что Он так быстро усмирил силу грозы, но Он ещё быстрее избавил меня от страха перед нею, а мне этого не удавалось добиться всю жизнь. Я позабыл о страхе, когда ты рассказывал про цирк. Послушай, Дитрих, а Элий говорил тебе, как мы с ним познакомились?

Зеленоглазый покачал головой, хотя теперь, когда молнии вспыхивали реже и тусклее, товарищ уже не мог его видеть.

— Я же говорил с Элием немногим больше, чем с тобой. Знаю, что ты — его вольноотпущенник.

— Так оно и есть. Но ты, выходит, не знаешь, как я стал его рабом. А дело было так После ранения, полученного во время нападения мятежников на приграничную крепость, Элий поселился в имении своего родственника в Комолодуне[32]. С этим родственником он отправился в местный цирк, там давали бои гладиаторов. Обычные бои, где, хвала богам, льётся не так уж много крови. Но один бой, в угоду зрителям, должен был стать боем на смерть. Вышли двое гладиаторов, одним из них оказался я. У меня были меч и щит, а противником выставили опытного ретиария[33]. Сперва я ушёл от броска его сети, но потом он всё же поймал меня. Я упал и решил, что не стану просить пощады у зрителей. Мне было страшно, но стыд победил страх. Многие из зрителей стали опускать пальцы вниз, и я увидел, как побледнел мой противник. Ему не хотелось меня добивать, но куда бы он делся, если б большинство на трибунах захотело моей смерти? Потом мой взгляд вдруг упал на ближайшую трибуну. Там стоял молодой человек одного со мною возраста, стоял и не просто поднимал палец кверху, но обводил взглядом всех, будто бы каждому смотрел в глаза. Он просто требовал, чтобы мне подарили жизнь! И переломил волю зрителей. За жизнь подняли пальцы очень многие. Ретиарий опустил трезубец и уже потом признался, что едва не расплакался от радости: этот грек был на десять лет старше меня, и ему страшно не хотелось добивать, как он сказал, «мальчишку-недотёпу». Это был мой первый бой, и раз я его так бездарно проиграл, мне уже нечего было рассчитывать на симпатии зрителей. Ланиста решил продать неудачника.

— И купил тебя именно центурион Элий? — По голосу Крайк понял: Дитрих улыбается.

— Ты прав, именно он меня и купил. А вскоре дал мне вольную и позвал идти с ним, на поиски орла Девятого легиона. Вот так мы стали друзьями.

Зеленоглазый отёр с лица струйки дождя, погладил шею своего коня, уже вполне успокоившегося и мирно нюхавшего мокрую траву. Наверное, волнение пробудило у него аппетит.

— Чем-то похоже на историю моей дружбы с Арсением, — сказал Дитрих. — С тех пор я не перестаю благодарить Бога за такого друга. Вижу, что и тебе так же повезло. Кстати, не знаю, знаком ли ты с учением схоластиков, но, будь сейчас меж нами последователь этого учения, он непременно изрёк бы, что вот мы, мол, браним традиции римского цирка, хаем кровопролитные гладиаторские бои, но раз у нас с тобой, Крайк, именно на арене цирка произошли главные в нашей жизни события, раз мы оба с помощью этой арены обрели лучших друзей, а я ещё и обрёл веру в Бога, то, стало быть, цирк и его кровавые законы не так уж плохи!

— Чтоб у него язык отсох, у этого схоластика! — выругался бритт. — Не знаю, как ты думаешь, а я вот уверен, что мы с Элием должны были встретиться при любом раскладе. Как, наверное, и ты с твоим другом Арсением.

И, подумав, Крайк добавил:

— Как и мы с тобой. Ты мне нравишься, Дитрих Зеленоглазый. Как ни странно думать, что можно найти друга, будучи уже зрелым человеком, мне кажется, сейчас это с нами происходит.

— Рад, что ты тоже так считаешь! Я всё ещё верю, что Арсений Лепид жив и мы его найдём. Но в любом случае новый друг — это Божий дар. Смотри-ка, а гроза-то стихает!

— Действительно, она быстро закончилась!

Крайк выпустил наконец поводья Квито и, скинув свой плащ, принялся его выжимать.

Дитрих последовал его примеру, после чего оба путника, не садясь верхом, но держа коней в поводу, стали осторожно подниматься вверх по склону. Обоим хотелось поскорее миновать это неспокойное место, хотя оба вовсе не были уверены, что дальше их путешествие станет безопаснее.

Глава 4

НАПАДЕНИЕ

Ехать верхом дальше стало слишком опасно: почва на склоне оставалась скользкой и зыбкой. Поэтому бритт и тевтон продолжили путь пешком, давая коням отдых.

На другое утро ставший заметно ниже хребет привёл их к каменному распадку, за которым открылась новая лесная чаща, но такая странная, что, увидав её, путники остановились и некоторое время разглядывали необычное место, молча переглядываясь. Лес тянулся, насколько хватало глаз, в основном хвойный — судя по стволам, здесь росли ели, пихты и лиственницы. Большая часть деревьев была мёртвой — голые тощие ветви торчали в стороны, будто кости вставших торчком скелетов. Некоторые растения, впрочем, были покрыты жидкой, иногда наполовину пожелтевшей хвоей. Живыми оказались и редкие здесь берёзки, все, как одна, худенькие, низкие, с корявыми стволами. Они торчали среди черноты, будто свечи, отёкшие воском. Много виднелось тут и там поваленных деревьев, некоторые лежали, вывернутые с корнем.

Черноту усугубляла и земля. Деревья стояли редко, на заметном расстоянии друг от друга, и было видно, что под ними — тёмно-бурая, а местами действительно чёрная почва, на которой совершенно не было травы, лишь местами проступал сизый, низенький мох.

Сразу стало ясно, отчего бритты прозвали это место Гнилой чащей. От земли и, казалось, вообще отовсюду, исходил отвратительный, душный запах, словно что-то громадное разлагалось в этом лесу, наполняя его отвратительной вонью.

— Тьфу! Что за тухлятина такая?! — Крайк даже закашлялся, в то время как оба коня разом недовольно засопели, пытаясь прянуть назад — их определённо не привлекал путь через этот вонючий лес.

Дитрих тоже сморщился, сердито сплюнул, потом осторожно принюхался.

32

Комолодун — один из городов в центре Британии, во владениях Римской империи.

33

Ретиарий — гладиатор, сражавшийся с трезубцем и сетью, которую он, при известной ловкости, набрасывал на противника, лишая того возможности двигаться.